Преступления прошлого - Кейт Аткинсон

— Почему больше никто не пришел?

Номинально он выполнял там свои профессиональные обязанности — хотел посмотреть, кто объявится на Викторовых похоронах. Надо сказать, тот факт, что не объявился никто, его тоже заинтересовал.

— Никто не пришел, потому что мы никому не сообщили, — сказала Амелия, словно это было самое разумное решение на свете.

Амелия и не подумала одеваться в черное на отцовские похороны — более того, на ней были шерстяные колготки в рубчик, кричащего, ярко-красного цвета. Может, в этом есть символический смысл, подумал Джексон, может, древний кембриджский обычай предписывает синим чулкам по случаю траура становиться красными чулками. Для каждой жизненной ситуации непременно найдется древний кембриджский обычай (ах да, Амелия же из Оксфорда). Ну кто летом носит шерстяные чулки? В часовне при крематории работал кондиционер, но снаружи-то стояла жара. Джулия равно пренебрегла траурным черным, закутавшись в винтажное бархатное пальто до пят, цвета травы (сестрички, похоже, хладнокровные, как рептилии). Ее буйные волосы явно укладывала труппа цирковых собачек. Создавалось впечатление, что скорбит по усопшему один Джексон в своем черном костюме для похорон со строгим черным же галстуком.

Дерзкие ноги Амелии напомнили ему лапки птицы, которую он недавно видел на канале «Нэшнл географик» в приемной дантиста.

Джулия повернулась к Джексону анфас:

— На таких мероприятиях, ну, не таких именно, — она небрежно указала на гроб, — а на всяких семейных торжествах, днях рожденья или на Рождество, мне всегда кажется, что появится Оливия.

— Просто смешно, — заявила Амелия.

— Я знаю.

На обеих напала было грусть, но Джулия тут же оживилась:

— Вам очень идет костюм, мистер Броуди, вы в нем такой красивый.

Амелия бросила на сестру презрительный взгляд. У Джулии слезились глаза, и она давилась словами, но на тот случай, если у детектива «сложилось иное впечатление», она объявила, что это сенная лихорадка, а не горечь утраты. Джулия предложила Джексону свой спрей для носа, но он вежливо отказался. У него в жизни не было аллергии (разве что на людей), и он считал себя этаким северным здоровяком. Недавно он смотрел документальный фильм по «Дискавери», и там рассказывали, что у северян до сих пор крепкая викинговская ДНК, а у южан — какая-то другая, послабее, саксонская или французская.

— Декор здесь мрачноватенький, — громким шепотом сообщила Джулия, но Амелия шикнула на нее, точно на болтливую соседку в театре. — В чем дело? — сердито осведомилась Джулия. — Ты полагаешь, он выскочит из гроба и отчитает нас?

При мысли об этом лицо Амелии на миг исказил ужас, но, по крайней мере, перспектива воскрешения отче заставила обеих ненадолго заткнуться. Самая утомительная англиканская служба лучше, чем вздорные сестрицы Ленд.

По пути на похороны Виктора он заглянул в бывший офис «Холройд, Уайр и Стэнтон», а ныне салон красоты «Нега». Заявленная в услугах «спа-терапия» у Джексона ассоциировалась скорее с психотерапией, а не с массажем и масками для лица. Лечение красотой. Что для этого нужно? Музыка? Поэзия? Живописный вид? Секс? Что ему помогало залечивать свои раны? «Из Болдера в Бирмингем» Эммилу Харрис.[45] Лицо дочери. Сентиментально, зато правда.

В доме Тео была особая комната. Тео как-то пригласил его к себе, чтобы показать ее. Джексон не смог бы жить в доме с такой комнатой. Спальня на втором этаже напоминала штаб расследования в полицейском управлении: фотографии и карты, пришпиленные к стене, блок-схемы и белые доски для фломастеров, хронометраж событий. Два железных картотечных шкафа, забитых папками, и еще папки в коробках на полу. В этой комнате было все, что могло иметь хоть малейшее отношение к смерти его дочери. И много такого, что не должно было попасть Тео в руки, фотографии с места преступления например, — на стене они не висели (и Джексон его за это мысленно поблагодарил), но были извлечены из ящика. Страшные снимки убитой девушки, которые Тео вручил детективу с какой-то профессиональной отрешенностью, словно фотографии из отпуска. Джексон знал, что это впечатление обманчиво: время приучило Тео к любым ужасам, но не притупило его боль. «У меня есть кое-какие связи», — сказал Тео без лишних объяснений. Он был адвокатом, а у адвокатов, по опыту Джексона, всегда имелись связи.

Тео десять лет жизни посвятил расследованию смерти дочери. Нормально это или свидетельствует о безумии? Такую комнату скорее оборудовал бы психопат — Джексон лично подобных психопатов не встречал, но в детективах и сериалах их навалом. Джексон считал, что телевизионщикам нужно больше снимать про угоны машин четырнадцатилетними мальчишками, одуревшими от клея, сидра и скуки. Это куда ближе к действительности, правда не особенно интересно.

Джексон смотрел на гроб Виктора и думал о похоронах Лоры Уайр. По сообщениям в прессе, проститься с Лорой пришли сотни людей. Тео практически не помнил похорон, зато у него были все вырезки из газет. Когда Джексон спросил Тео о том дне, его глаза забегали из стороны в сторону, как будто мозг отмежевался от воспоминаний. Разве, переживая тяжелую утрату, человек не проходит несколько стадий: шок, отрицание, вину, гнев, депрессию, а потом приятие, — то есть надо выйти из другого конца туннеля и жить дальше? Джексон однажды был на консультации у психолога. Его школа вызвала специалиста из Отдела психиатрической помощи подросткам Западного Йоркшира; заведение с длинным названием представлял сутулый, маленький рыжеволосый психолог, дышавший луком. Они беседовали с Джексоном в чулане, который в школе сходил за медпункт. Рыжий бородач сказал Джексону, что нужно двигаться дальше, продолжать жить, но Джексону было двенадцать лет, и ему особо нечего было продолжать и некуда идти.

Джексон думал о том, сколько раз Тео говорили, что нужно взять себя в руки и двигаться дальше. Тео Уайр застрял в начале туннеля, в своем собственном мире, где надо биться до последнего, и тогда дочь вернется. Но этому не суждено было случиться. Джексон знал, что мертвые не возвращаются. Никогда.

Желтый свитер для гольфа. Зацепка. Зацепка, которая должна была вывести на след убийцы. Никто из клиентов Тео не проявлял интереса к гольфу (это гольф королевская игра? или теннис?). Подобное безразличие было напрямую связано с тем фактом, что костяк его клиентуры составляли женщины. Тео занимался в основном семейными разборками. (Так почему же в тот день, когда умерла его дочь, он поехал в Питерборо на разбирательство земельного спора?) Мало что так удручало, как картотека клиентов Тео — бесконечный строй женщин, терпевших побои и надругательства и лишившихся всякой надежды, не говоря уже о тех, которые просто были несчастливы в браке и не могли больше выносить своих мужей-идиотов. Это было весьма поучительно (хотя Джексон свой урок и так уже получил), Тео старательно документировал самые банальные детали, вереницы мельчайших изъянов и трещин, едва заметных, если смотреть со стороны, но изнутри превращавшихся в каньоны: «Он дарит мне гвоздики, а гвоздики — убожество, это знает любая женщина, как же он не понимает?» — «Он вечно забывает провести „Туалетным утенком“ под ободком унитаза, хотя я нарочно поставила бутылку на видное место и просила его это делать, сто раз просила». — «Если он раз в год возьмет в руки утюг, так это целое событие: „Посмотри на меня, я глажу, смотри, как хорошо у меня получается, я глажу намного лучше тебя, я — профи, я умею гладить“». — «Он приносит мне завтрак в постель, когда прошу, но я не хочу, чтобы мне нужно было просить». Знают ли мужчины, как они треплют женщинам нервы? Тео Уайр определенно знал.

Джексон всегда делал все правильно, никогда не оставлял поднятым сиденье унитаза и прочих шаблонных ошибок не допускал, но численное превосходство было не на его стороне: две женщины на одного мужчину. Мальчикам требуется много лет, чтобы стать мужчинами, но девочки — уже с пеленок женщины. Джексон надеялся, что у них будет еще ребенок, он хотел бы еще одну дочку; сказать по правде, может, даже пять или шесть дочек. Про мальчиков он знал все, а вот девочки — они особенные. Джози не изъявляла желания завести второго ребенка, и в тот единственный раз, когда Джексон об этом заговорил, она посмотрела на него тяжелым взглядом и сказала: «Вот сам и рожай».

Стал бы тот, кто не играет в гольф, носить свитер для гольфа? И если на то пошло, что отличало свитер для гольфа от всех других свитеров? Джексон перекопал весь полицейский архив, пока не нашел снимок желтого свитера, который, по показаниям свидетелей, был «очень похож» на тот, что носил убийца Лоры Уайр. Показания свидетелей в целом мало чего стоили. Джексон присмотрелся к логотипу на свитере — маленькой нашивке с гольфистом, замахивающимся клюшкой. Наденет человек такой свитер, если не играет в гольф? Он мог купить его в секонд-хенде — хорошая вещь («60 % овечьей шерсти, 40 % кашемира») за разумные деньги.