Разрешаю меня ненавидеть - Татьяна Андреевна Зинина

месяцев, после чего его казнили, а её отправили на каторгу. Удивительно, что я об этом вообще никогда раньше не слышала.

Дан был его ребёнком от первого брака, и во время тех событий мальчику едва исполнилось три года. Так разве можно считать его виновным только из-за родственных связей? Это же настоящая глупость. Как мама этого не понимает?

Когда на уютной кухне мы остались с Даниэлем одни, он признался, что любит меня. Даже пообещал снова сходить к моей матери, но на этот раз вместе с Арго, как он называл князя. Убедил, что со всем разберётся, что у нас всё будет хорошо, только мне обязательно нужно помириться с мамой. Потому что ругаться с родными – последнее дело.

Ту ночь мы провели вместе. Нет, просто спали… ну ещё много целовались, обнимались. Руки Дана то и дело сползали куда не надо, но он сам спешно возвращал их на мою талию. И всё же долго сдерживать себя не смог. Его губы всё же переместились на мою шею, нежные пальцы заскользили по ноге, задирая край сорочки. Он гладил мою грудь под тканью, а я наслаждалась каждым прикосновением, каждой лаской, каждым будоражаще-сладким поцелуем. Вздрагивала, когда он дотрагивался до особенно чувствительных участков моего разгорячённого тела, но даже и не думала смущаться.

Я любила Дана, верила ему, с ним была готова на всё. Но буквально перед поездкой в Арганис после серьёзной беседы пообещала папе, что сохраню невинность до замужества. Вот только рядом с Даниэлем сотню раз успела пожалеть о тех словах.

Дан знал о моём обещании, потому дальше ласк, пусть и довольно откровенных, мы с ним не заходили. Хотя, целуясь в его постели, едва не переступили черту. И всё же именно он сумел удержаться от этого шага, потому что я в тот момент уже почти не соображала.

Спали мы, крепко обняв друг друга, будто просто не могли допустить ни малейшего расстояния между нами. А утром он проводил меня до дома, поцеловал в губы и шепнул на ухо, что безумно любит и отчаянно желает. И спросил, стану ли я его женой?

Тогда я растерялась и ничего ему не ответила. Он не стал настаивать, просто улыбнулся мне и ушёл, пообещав вернуться вечером.

С мамой я помирилась сразу. Едва увидев меня на ступеньках дома, она сама кинулась обниматься. Мы с ней даже немного поплакали, я рассказала, что это Дан уговорил меня вернуться и помириться с ней. Что обещал прийти к ней с князем Аргоилом. И призналась, что Даниэль сделал мне предложение.

Реакция мамы оказалась странной. Она просто промолчала, даже не став убеждать меня хорошенько подумать и не спешить. Тогда это показалось мне хорошим знаком. Я решила, что мамочка одумалась и приняла мои чувства к Дану. А значит не станет нам мешать.

Но вечером Даниэль не появился. Его артефакт связи не отвечал, сколько бы я ни пыталась его вызвать. Всю ночь провела, как на иголках, а утром сразу отправилась к его тёте. Она-то и сообщила, что Дан ещё вчера умчался куда-то с другом Томом. Тогда я отправилась к Томину, тому самому второму красному дракону. Кое-как нашла дом его родителей. Но Том заявил, что со вчерашнего обеда Даниэля не видел.

Три дня я исправно ходила то к тёте Дана, которая волновалась не меньше меня, то к Тому. Даже до князя добралась. Но никто из них не знал, где Даниэль. А потом мне принесли то самое злополучное письмо, совершенно точно написанное его рукой. В нём Дан сообщал, что вынужден уехать по одному личному и крайне щекотливому вопросу. Просил у меня прощения и сообщал, что сильно поспешил с предложением замужества. Что ему для начала необходимо закончить академию, реализоваться в жизни, да и мне нужно учиться. Что я замечательная, но нам не по пути.

Вот так закончилась история моей любви. Да, моей, потому что со стороны Дана, видимо, это было просто баловством. Игрой. Тогда, обдумав всё случившееся, я пришла к выводу, что он решил не набирать проблем на свою голову, не связываться с моей семьёй, не доказывать моей матери, что он хороший, а просто от меня отказался. Трусливо сбежал, оставив меня с разбитым вдребезги сердцем.

С тех пор мы больше ни разу не виделись, до самой встречи в академии, где Даниэль предстал передо мной профессором драконоведения. Чужим и отстранённым.

А потом и вовсе хладнокровно организовал моё похищение.

Глава 9. Арго

– Привет, – услышала я приятный женский голос.

Приподнялась на локтях и с сомнением уставилась на вошедшую в комнату миловидную смуглую брюнетку. Она была невысокой, кареглазой и очень хрупкой на вид, как коллекционная куколка. В руках девушка держала поднос с едой и приветливо мне улыбалась.

– Я Эйсара. Можно просто Эйса, – представилась она, опуская свою ношу на тумбочку. – Как себя чувствуешь? Помочь тебе поесть?

Её тон и взгляд излучали доброжелательность, но я всё равно смотрела с опаской. Просто не ждала ничего хорошего от собственных похитителей.

– Думаю, справлюсь сама, – ответила ей.

Села на постели, поставила поднос на колени и принялась за еду. Сегодня на обед (или на ужин, а может, и на завтрак) был лёгкий сырный суп с сухариками и небольшой кусочек варёного мяса. Со всем этим я расправилась довольно быстро, но по ощущениям совсем не наелась.

– Тебе, наверное, здесь ужасно скучно? – сказала Эйса, а голосе прозвучало искреннее сочувствие. – Ни кайтивизора, ни книг. Хочешь, я тебе что-нибудь принесу?

Вот теперь я посмотрела на неё с интересом.

– А разве пленницам позволены хоть какие-то развлечения? – спросила с иронией.

– Наверное, позволены, – улыбнулась она. – Вечером я спрошу у Дана, что тебе можно, а что нельзя. А пока, если хочешь, дам книгу. У меня тут есть несколько приключенческих романов.

– А сейчас утро? – поинтересовалась я.

– Почти обед, – сообщила девушка. – Ты долго спала.

Она уже направилась к двери, когда я снова её остановила:

– Эйса, скажи, сколько я уже здесь?

– Кажется, десять дней, – она задумалась. – Да. Но теперь ты в сознании и можешь говорить, что само по себе прекрасно.

С этими словами девушка всё же ушла.

Когда она скрылась, я поднялась с кровати, подошла к двери, толкнула… но та не открылась. Увы, какой бы легкомысленной ни казалась эта особа, но закрыть замок не забыла.

А вот её последняя фраза явно имела двойной смысл. Мне так ненавязчиво намекнули, что я должна ценить их доброту?