Ванька-ротный - Александр Шумилин

Говорят, что при кремации умерших людей, они в огне начинают шевелить и двигать суставами. Возможно от огня натягиваются сухожилия. Случается это или нет, утверждать не берусь. А вот во Ржеве, в горящих домах я сам видел, как домашние вещи, детские коляски, железные кровати, луженые самовары в неистовом огне корежились, кривились и изгибались, как живые.

В огне рушилось всё, не только крыши и стены. Вверх улетали железные листы кровли, сгорали и ломались, как спички, толстые бревна, от огня рушились раскаленные кирпичные стены.

Но вот позади остались огненные клубы дыма и пылающие здания. Мы медленно уходим в темноту пустынных улиц и закоулков. Мощеная булыжником мостовая должна нас вывести на тихую окраину города.

Солдатам нужен отдых. Считай, уже целые сутки мы на ногах! Силы у людей уже на исходе!

Мы долго и медленно идём стуча стальными подковами сапог по мостовой и этот звук солдатских сапог раздается в гробовой тишине особенно зловеще. Тёмная улица неожиданно свернула и так же внезапно оборвалась на краю открытого непроглядного поля. Мы оказались на окраине Ржева.

Самым последним у дороги стоял небольшой деревянный дом. Окна закрыты плотными ставнями. Дверь поперёк опоясана стальной перекладиной, а на неё навешен массивный замок. Склад, не склад! На магазин тоже не похоже! По середине дома высокое в четыре ступеньки крыльцо. Крыша железная, а под ней нет никакой казенной вывески.

Мы вышли из города неожиданно и поэтому сразу остановились. Вперёд, в темноту уходила мощёная дорога |, по которой мы только что шли|. Я огляделся кругом. Рядом со мной старшина Сенин, солдаты чуть сзади стоят у забора. Небольшие деревянные дома, больше похожи на деревенские избы. Они чернеют по обе стороны улицы сзади. Впереди открытое поле и никакой практической видимости на сотню шагов. Здесь воздух чист. Носом потянешь — ни запаха, ни гари. Только осевшая ранее копоть першила в горле.

— Где заночуем? — спросил я старшину, — Дома все маленькие. В один дом все не влезут.

Старшина не успел ответить. Кто-то из стоявших сзади солдат чиркнул спичкой и решил закурить. На мелькнувший огонь из темноты, со стороны открытой дороги сразу полоснул пулемёт горящими трассирующими пулями. Пули шли выше над головой, на уровне крыш, и я решил, что ложиться не надо. Старшина Сенин тоже остался стоять, сопровождая их взглядом. Мы смотрели вперёд, туда, где дорога уходила в темноту и резко опускалась вниз. От туда, из низины в нашу сторону летели горящие пули. Следом за первой очередью, ещё несколько длинных очередей разрезали темноту и задребезжали по соседней железной крыше. Мы невольно пригнули головы, но остались стоять. Было слышно, как ударили они и завизжали по кровельному железу.

Но что в этом обстреле было странного и необычного? Ни окрика — "Стой! Кто идёт!", — ни других русских слов |и матерщины, ни немецких|, ни окрика. Я не подал своим солдатам команду — "Ложись!". Всё произошло само собой в одно мгновение. Солдаты увидели пули, быстро отбежали назад и теперь, прижав животы, лежали в придорожной канаве. Мы со старшиной стояли и смотрели, откуда бьёт пулемёт.

— Кто это, немцы или наши? — сказал я вслух глухим негромким голосом, — Если это наши, почему не окликнули, как положено и бьют без разбора по своим?

— Это немцы, товарищ лейтенант! — сказал старшина хриповатым басом, — Они могли подойти к городу по железной дороге со стороны Оленино!

Я поднялся по ступенькам на открытое со всех сторон крыльцо и решил с высоты посмотреть, откуда бьёт пулемёт. Они не должны меня видеть в темноте, решил я, прямое попадание почти невозможно.

Старшина оглянулся назад, он что-то сказал лежавшим в канаве солдатам. Солдаты по возрасту все были гораздо старше меня. Их жизненный опыт подсказал им, что здесь стоять нельзя, можно схлопотать пулю. Они сразу отбежали назад и спрятались в канаву. А я, на то и лейтенант, чтобы стоять на крыльце и смотреть вперёд на дорогу. Я должен решать, что делать дальше.

Мы со старшиной переждали обстрел, хотя каждый из нас мог получить шальную пулю в живот, возьми пулемётчик прицел несколько ниже.

Под пулями мы были впервые и естественно не совсем понимали, как они убивают людей. У нас при себе даже перевязочных средств не было. При отправке из Москвы все думали и полагали, что по прибытии на фронт нам их выдадут и всем обеспечат. Но обстановка сложилась так, что мы остались без перевязочных средств.

Мы стояли по-прежнему и смотрели в темноту, я на высоком крыльце, а старшина на четыре ступеньки ниже.

— А может это наши? — спросил я старшину, спускаясь по ступенькам на землю.

— У наших, лейтенант, я трассирующих не видал.

Мы стояли в раздумьи, молчали и не знали что делать. Посвист пуль на время прекратился. Но вот пули снова со звоном ударили по крыше и заставили нас пригнуться |было поднявшихся солдат|. Первый раз над моей головой повизгивали настоящие пули. Они издавали какой-то противный дребезжащий звук. Я не представлял себе, что они могут вот так просто царапнуть и лишить жизни человека. А солдаты мои разбирались в этом лучше меня. Они сразу прикинули, что соваться вперёд им не следует.

Я видел впереди, как пули, пролетая над самым бугром, цепляли за землю и веером разлетались вверх и в разные стороны. |Я понял сразу, что ложиться на землю нет никакого смысла.| Пулемёт ещё раз полоснул в нашу сторону, пулемётчик видно хотел взять прицел чуть ниже, но впереди на мощёной дороге веером вырос горящий сноп трассирующих пуль. Они, ударяясь о камни дороги и летели веером вверх. Мне стало ясно, что мы находимся в мёртвом пространстве. Стоим в таком месте, в промежутке местности, куда пули не залетят. Старшина видимо тоже подумал об этом.

— Но позвольте спросить? — обратился я мысленно сам к себе. Как они тогда могли увидеть огонь зажжённой спички или папироски, если пулемёт задевает пулями за камни на дороге, когда пытается взять прицел несколько ниже? Кто-то у них там стоит во весь рост и корректирует огонь пулемёта, а пулемётчик стреляет из положения лежа. Пулемёт явно хочет нащупать нас и пытается пустить очередь под основание дома, но это ему не удается.

Мы отошли с Сениным от крыльца, пули теперь грохотали по железной крыши с нашей стороны. Не зная, что делать и что предпринять, я в нерешительности стоял за углом дома и думал. Я смотрел на дорогу и вспоминал подходящий пример из учебной практики в военном училище, но ответа для себя не находил. Не могу же я позорно бежать от первой встречной пули или очереди из пулемёта.