Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание - Михаил Бочкарев

ТИБЕТ

Человек напротив курил огромную сигару, которая так сильно напоминала своим видом останкинскую телебашню, что Вифлеем Агнесович, не удержался и спросил прямо:

— Зачем вы это сделали?

Попутчик, косо посмотрел в окно, на мелькающий серый пейзаж и озарился таинственной еле заметной в темноте, улыбкой, которая означать могла все что угодно. Он затянулся долго и смачно вкушая дым, так что сигара осветила его губы зловещим алым огнем и, выпустив невозможное облако дыма, будто внутри у него пылал пожар, ответил изумленно:

— Вы, уважаемый Вифа Трилиторович, к чему клоните?

— «Откуда он меня знает?» — испугался Загробулько. Майор, хоть и сидел совсем рядом, все никак не мог рассмотреть лицо незнакомца, то дым сигары мешал, то он необъяснимым образом смазывался, будто теряя резкость, то широкополая его шляпа кидала тень на лицо, полностью скрывая черты.

— Скажите? — тревожно не отставал Загробулько, — Зачем? Зачем это понадобилось? И почему вы ее курите?

— Она так сама хочет! Вы уважаемый, Литр Трилиторович, не пугайтесь. Все образуется!

— Нет, вы меня не понимаете! — Загробулько нервно придвинулся к незнакомцу, но лицо его по-прежнему оставалось скрытым клубами курения и тенью шляпы, — Мне очень это странно! Как это так получается?

— Это космического уровня загадка! — незнакомец вдруг вытащил из кармана бумагу желтого цвета, в блестящих крошках сияющих микроскопическими огнями, развернул ее и торжественно прочитал:

Всякий, кто суть вселенскую вознамеритьсяАршином ничтожным постичь — мракобес и пустопорожняя блоха!Но всякий кому откроется послание небесноеИ проникновение величайшее — угоден и заслуживает!

Он свернул бумагу, поджег ее от сигары, и она сгорела в один миг, будто пропитанная воском, разбросав искры как крошечный салют. В этот миг, в пламени Вифе Агнесовичу увиделось лицо незнакомца и было лицо это больше чем странно. Под шляпой сидел ребенок лет десяти, невероятно мордастый, словно хряк, с черными густыми усами. Загробулько вздрогнул, и тут дверь купе открылась, явив на порог священнослужителя в рясе, фуражке контролера и с сумкой, поперек живота. В руках он держал дырокол для билетиков и смотрел выжидающе на пассажиров.

— Ну'с? — произнес он деловито, — Предъявлять будете?

На это мордастый ребенок, снял шляпу, оказавшись абсолютно под ней лысым и сложив пальцы в крестное знамение, запричитал по-старушечьи:

— Во славу господа нашего всемогущего, Архангелов его и останкинской телебашни, предъявляю на свет истинный — крест божий и душу неоскопленную грехом! Верой и правдой, отец всемилостивый, служу я! Верой и правдой!

Сказав это, жуткий усач перекрестился и молитвенно сложил ладони. Кондуктор в рясе, пропел басом:

— Боже царя храни!

И повернулся к Вифе Агнесовичу с вопросом:

— Ну'с?

Загробулько понял, что ни одной молитвы он не знает, а от этого стало ему невозможно стыдно и неловко. Он откашлялся и виновато, как ученик не знающий урок опустил глаза.

— Экай ты татарин! — с чувством произнес священнослужитель и плюнув под ноги хлопнул дверью. Вифа Агнесович, чувствуя, что обидел его непростительно, вскочил и кинулся за дверь но увидел что, от странного кондуктора и след простыл. Проход был пуст, за окном мелькала обворованная осенними ветрами российская природа; поваленные высоковольтные столбы, ухабы, покосившиеся домишки и мутное небо, грязное как нестиранное белье. От всей этой картины Загробулько пронзила тоска и вселенская печаль. Он заплакал и в слезах проснулся у себя дома, лежа в постели в форменных брюках и кителе.

Открыв заспанные глаза он сел на кровати и ощутил, что голова его вовсе не шумит, не болит, и не кружиться. Наоборот состояние было удивительно бодрым и ясным. Хотя тут же, отчетливо Загробулько вспомнил, что накануне пил он водку с сослуживцами и пили они вероятно так отчаянно много, что один допился до прямо-таки до свинского состояния. Перед Вифлеемом тут же будто нарисовалось лицо коллеги с мерзким свиноподобным рылом.

— «Что же это твориться?» — задумался майор. Осмотрев свою помятую форму, он встал с кровати, и странным образом не ощущая и капли похмелья, учуял запах приготавливаемой на кухне еды.

— Ну, здравствуйте гражданин следователь! Майор — алкоголик! Как вам спалось? — на кухне вовсю хозяйничала двоюродная сестра Вифы Агнесовича, Капиталина.

— Нормально спалось, — пробубнил он, принюхиваясь к чарующим сознание запахам, доносящимся из скворчащей сковородки.

— Да уж надо думать… Двое суток беспробудного сна… — она недоговорила, потому что увидела как у брата два маленьких слегка розоватых спросонья глаза, превратились в чайные блюдца и он по-рыбьи стал хватать ртом воздух, будто пытался надкусить невидимый батон докторской колбасы.

— Ско-ль-ко? Двое суток? Да ведь… я…

— Сегодня понедельник, что б ты знал! Я на работу тебе позвонила, сказала — ты болен. Но они-то там, в курсе, что за болезнь у тебя, вон уже и гостинец тебе передали, Степанцов завозил, — она кивнула на подоконник и Вифа Агнесович с бешенством увидел трехлитровую банку огурцов с болтающейся на скотче запиской. Он подошел и оторвав листок прочитал.

Дорогому шефу от коллег!

Поправляйтесь!

— «Ну, я им покажу!» — подумал про себя Загробулько, начиная внутренне трястись. Через пять минут он уже хрустел подаренными огурчиками, поглощая приготовленную, заботливой сестренкой жаренную картошку с куриным шницелем. А еще через час Вифа Агнесович сидел в своем кабинете и кричал в трубку:

— Как это в Тибет? Зачем? Он что сдурел? — то, что за последние пять минут узнал майор, повергло его в шок. Во-первых выяснилось что так же как и он, Семирядцев и Каюмов проспали двое суток, придя в себя только сегодня, и явившись на работу растерянными и странными. Во-вторых Васильков в субботу, сразу же после их трагической пьянки, бросив все дела улетел в Тибет заявив дежурному Ключихину, что суета бренна и жизнь проходит в пустую. И в-третьих выяснилось что превратившийся в свинью Профонасенко, так и остался ею до сих пор, и его боясь предъявить жене, заперли пока в карцере, где он орет благим матом требуя водки. Мало того, помимо Профонасенко в свиней превратились еще несколько тысяч человек, и в городе началась паника. Ученые подозревают что имеет место эпидемия генного вируса, которая попадая в кровь меняет ДНК, а те кто больше доверяют слухам рассказывают о странном профессоре, разбившем утром в субботу на Пушкинской площади склянку с какой-то заразой, действующей на водку и всех кто ее потребляет. Все эти новости обрушились на Загробулько как рояль «Беккер» упавший с неба, придавив всей своей неподъемной массой трехлитровую голову решительно и моментально.

— Черт знает что! — бессильно вышагивал по кабинету майор. Он решил разобраться с алкогольной мутацией после, а сейчас намерился ехать в офис треста «Латунь». Взяв листок с адресом, Загробулько тяжело вздохнул и покинул участок.

ВСЕЛЕННАЯ

До отделения милицейский газик, не доехал. Он резко остановился посреди дороги, задев блестящий серебристым корпусом «глазастый» Мерседес, тут же закатившийся электронным плачем, и замер. Многие из тех кто проходил мимо увидели, как из машины выскочили сначала две странные хрюшки в облегающей их жирные туши милицейской форме, а затем спокойно вышла, странная компания, состоящая из молодого человека в красной кепочке, кого-то наряженного в чистые белые одежды с удивительно правдоподобными крыльями за спиной, и неповоротливого холодильника, необъяснимым образом самостоятельно проследовавшего за двумя своими компаньонами до угла дома с вывеской «ОБУВЬ». Правда никто не видел что завернув за угол холодильник растаял в воздухе, словно мираж, вслед за своими провожатыми.

Никто в целом мире не догадывался о том, что исчезли они вовсе не навсегда. Не канули в небытие, не ушли в иное измерение, не материализовались на другой неизведанной планете, а очутились в квартире одного ничем не примечательного двенадцатиэтажного дома на кухне, где холодильник включившись в розетку тут же заурчал в дреме, ангел распахнув крылья встал у окна, поглощая лучи льющиеся с неба, а молодой человек, которого вообще-то звали Василий побрел в ванную принимать душ.

Было это в субботу сразу после инцидента на Пушкинской площади где несколько тысяч разгневанных отсутствием телевидения в стране граждан устраивали демонстрацию протеста. С того самого момента как выпала из рук Василия склянка, по всей стране сотни тысяч человек безмятежно уснули и видели загадочные сны. Тысячи очистили сознание от лишнего и напускного изменившись духовно и потеряв цели, столь важные для них еще недавно, в замен обретя совершенно новые. А еще миллионы превратились в свиноподобных, безмозглых тварей, бегая по улицам городов и пугая своим чудовищным видом прохожих.