Поезд Ноя - Андрей Щупов

— Ага, размечтался!

— Мы только парочку раз, к примеру!

— А потом под трибунал сбегаете. Тоже парочку раз.

— Почему — парочку?

— Потому что вас двое.

Горлик с вызовом захохотал.

— Во-первых, нас трое. Деминтас, думаю, тоже непрочь побабахать. А во-вторых, что нам твой трибунал сделает? Под домашний арест посадит? Так мы и без того, к примеру, все под домашним арестом. И даже если закуют в кандалы, будем заниматься тем же, чем занимались. Мы, Маратик, на более страшное обречены.

— Это на что же?

— А вот на то самое! И Егор, и Путятин, и я — все мы вынуждены сочинять то, что уже никогда и никому не понадобится. Это еще хуже, чем в стол.

— Так вы не сочиняйте, беда какая!

— Дурила, мы иначе не можем…

Егор хотел было сказать, что Горлик порет ерунду и банальщину, что все они на самом деле вполне могут и только прикидываются этакой страдающей богемой, но мысль пружинисто толкнулась от черепной коробки, совершив странный кульбит. Банальное и впрямь было правдой. Он подумал, что действительно ничего иного они уже не могут. Не умеют, не хотят и не будут делать, даже если их перестанут кормить и поить. Воистину человек — ленивое существо. Пожалуй, одной-единственной профессии его только и можно выучить к тридцати годам. А дальше бег по инерции, все равно как у этого многовагонного ковчега, — сугубо по рельсам, не делая ни единого движения вправо и влево. Не зря кто-то из великих съязвил: все, что человек хочет, непременно сбудется, а если не сбудется, то и желания не было, а если сбудется не то — разочарование только кажущееся: сбылось именно то… Остро сказано. Точно. Как перочинный нож, всаженный меж ребер. Прочувствуешь обязательно, а вот выдернешь ли?

Точно выставленную посудину, дождь заливал их по горлышко, делая одежду тяжелой и мерзкой, сковывая по рукам и ногам, заставляя пить и глотать вездесущую воду. Но все было на благо. Им хотелось бороться, и они боролись. С окружающим мраком, с собственными, превратившимися в вериги костюмами, с шаткостью бронированной почвы под ногами.

— Дождина козлячий! — ругался Марат. — Откуда ты только взялся!

— Это наша целина и гекуба! — с пафосом цедил Горлик. Обратив мокрое лицо к Егору, лихорадочно шептал: — За всю свою жизнь я не соблазнил ни одной женщины! Ни одной! Я всего лишь следовал их желаниям, ты понимаешь?

Егор энергично кивал.

— Стоило им, к примеру, хоть раз намекнуть на желаемое мое отсутствие, и я тотчас испарялся. То есть, может, им этого и не очень хотелось, они же любят поиграть в кошки-мышки, да только я, к примеру, подобных натюрмортов не приемлю! — Горлик потрясал рукой. — Мною всегда, к примеру, повелевал разум. Всегда и всюду!

— Отчего же у них все иначе?

— Да потому что они, Егорша, притворяются. Давно подмечено! Сам рассуди, было бы от чего там охать и ахать! Но ведь ахают! Стонут, понимаешь, ногтями спину раздирают! Спрашивается, для чего?

— Считаешь, притворяются?

— Все без исключения!.. Вот, к примеру, я! Обычное, казалось бы, существо, но с половым трепетом всегда расправлялся без труда. Делал этакое волевое усилие — и преодолевал. Все, думаешь, почему?

— Почему?

— Потому что оставался прежде всего человеком!

— Болваном ты был, а не человеком! — пробасил Деминтас. — Неужели можно всерьез изрекать подобные глупости? Стоите тут под дождем, взираете на вселенную свысока и бормочете вздор… Вон Маратик — и тот умнее вас.

— Почему это умнее!

— Потому что даже Достоевский собирался писать продолжение «Карамазовых»!

— Не понимаю… Причем здесь «Карамазовы»?

— А при том! — Мефистофелем захохотал Деминтас. — При том, мой дорогой Горлик, что ангелочка Лешеньку он хотел превратить в революционера-террориста. И это не блажь писателя, не сиюминутный каприз. Как всякий настоящий провидец, он только хотел констатировать факт. Вчерашние грешники — это сегодняшние монахи-затворники и завтрашние террористы-фанатики. Такая вот психоделическая эволюция. И коли вы пишите, вы тоже обязаны быть провидцами!..

— Луна! — испуганно выкрикнул Горлик. Рука его взметнулась вверх. — Синяя Луна!

Все четверо задрали головы.

— Говорят, — задышал Деминтас в ухо Егору, — с орбитальных станций можно видеть не семь Лун, а одну-единственную. И наша Земля выглядит оттуда совершенно иной.

— С орбитальных станций? Да ведь там все давно погибли!

— Это официальная версия. Потому как связь пропала, а сообщения в последнее время поступали такие, что впору было за голову хвататься. Но только это не сбредивший бортовой кибер, уверяю вас! Астронавты живы. Молчать-то они молчат, но живы. С чего им погибать? Резерва солнечных батарей еще лет на двадцать должно хватить, жратва — сугубо синтетическая, плюс парниковый урожай. Конечно, удобно предполагать, что все там давно спятили от затянувшейся невесомости, только я лично в этом крепко сомневаюсь. Здесь спятить проще, однако живем! На Луну вот эту сволочную глядим, даже смеемся…

Егор взглянул на Деминтаса и содрогнулся. Вместо близкого лица он разглядел желтый костистый череп. Нижняя челюсть его шевелилась, словно пережевывала что-то невидимое, и странным было слышать речь доктора — четкую, вполне связную. Черепа не должны разговаривать, однако Егор воочию наблюдал иное.

Стайка летучих мышей спикировала вниз, но неудачно. Вагон пролетел мимо, — на скорости крылатым тварям трудно было атаковать. Неровная цепь костистых трупиков, промахнувшись, уплыла вдаль.

— А-а!.. — пьяный скелетик Марата покатился по крыше вагона. Запрокинувшись на спину, охранник угрожающе задрал ствол автомата. Кажется, закричал и Горлик. Костлявыми фалангами обхватив себя за плечи, великий компилятор чужих романов присел рядом с Маратом. Громыхнула очередь, и трассирующая нить понеслась в ночной небосвод. Сверкающий пунктир бил в водную мглу, быстро теряясь из виду. Марат жал и жал на спуск. Егору стало казаться, что автоматные пули дырявят и без того ветхие тучи, отчего дождь становится гуще и гуще. Впрочем, сейчас его занимало иное. Обхватив рукой шею Деминтаса, он вместе со всеми надрывался в крике. Мысли ушли, выбитые синими жутковатыми лучами. Небеса рентгеном прошивали их насквозь, пытались запугать. Четверо выбравшихся на крышу топорщились, потрясая кулаками, отвечая небесам бранью. Стоять на крыше несущегося вагона было непросто, но они балансировали руками и продолжали валять дурака. Совершенно оглохший Горлик опустился на четвереньки, мертвой хваткой вцепился в трубу вентиляционного поддува. Патроны у Марата кончились, тишина обволокла черной ватой, попутно укутала жутковатый зрак Луны. Наваждение прошло, люди снова стали людьми.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});