Пять минут прощания (сборник) - Денис Драгунский

– А ты сам как думаешь, Коба? – спросил Ворошилов, прервав его размышления.

– Некоторые говорят, что у нас в партии маловато демократии, – сказал Сталин. – Но это лживые измышления. Высказывайтесь, товарищи. А я потом подытожу.

– Пушкин, конечно! – вылез вперед всех Каменев.

– Разумеется, Пушкин! – кивнул Зиновьев.

– Он, он, Александр Сергеевич, – вздохнул Бухарин.

– Да, конечно, Пушкин, – сказал Рудзутак.

– А что скажут наши органы? – спросил Сталин.

– Думаю, товарищи правильно сказали! – ответил Ягода.

– А что скажут наши военные?

– «Ура, мы ломим, гнутся шведы!» – продекламировал Тухачевский.

– «Волнуясь, конница летит!» – подхватил Блюхер. – Пушкин, товарищ Сталин, кто же еще!

– Клим, а ты что молчишь? – обратился Сталин к Ворошилову.

– Я вообще только один стишок помню, – развел руками тот. – Была у нас в полку сестричка, сидели мы с ней как-то ночью над речушкой. Она стишок рассказала: Шепот, робкое дыханье, трели соловья, серебро и колыханье сонного ручья… Меня, Коба, прямо слеза пробила…

Ворошилов утер слезу кулаком: вспомнил сестричку, видать.

– Хватит хныкать, – сурово сказал Сталин. – Значит, большинством голосов лучшим поэтом утвердить Пушкина Александра Сергеевича. Создать всесоюзный оргкомитет для мероприятий по увековечению. А ты, Клим, его возглавишь… Тоже мне, любитель Фета!

поговорим о странностях любви ЗА ЧТО?

Матвеев проснулся рано. Лежал на спине и смотрел в потолок. Лежал тихо, чтобы не разбудить жену. Она очень чутко спала, и когда он спросонья начинал вертеться с боку на бок, тут же бурчала:

– Что ты возишься? Лежи спокойно! Или тогда уже вставай.

Он скосил глаза налево, на комод, где часы. Самое начало седьмого.

Потом скосил глаза направо, на жену. Она тоже лежала на спине, дышала ровно. Веки слегка вздрагивали. Матвеев знал, что это означает стадию быстрого сна : то есть она сейчас спит и что-то видит во сне.

Он ей позавидовал на минутку, закрыл глаза и вдруг подумал: а почему она живет с ним уже столько лет? Что она в нем нашла?

Конечно, он хороший, добрый. Но это не товар. Все кругом хорошие и добрые. Может, еще сказать, что не пьет и не бьет? Смешно. Умный-образованный? А Коля Савин уже членкор. Красивый? Допустим. Но с Артуром, мужем Наточки Штерн, нечего и сравнивать. Богатый? Обеспеченный, да. А богатый – это Гарик. И таких мужиков – красивых, богатых, влиятельных, умных, обаятельных – тысячи! Почему эта прекрасная женщина – красивая, складная, умная, успешная – выбрала именно его?

Матвееву показалось, что это странная и зыбкая случайность.

Жена на самом деле не спала.

Прикрыв глаза, она думала: лежа на спине она еще туда-сюда, а если на бок – то живот свешивается. Пока еще красивая, но с новой Гариковой женой не сравнить. Образованная? Успешная? Да, кандидат наук. А Наточка Штерн уже профессор. А жена Коли Савина – акционер «Симбирских моторов». Вы еще скажите, что хорошая мать, жена, хозяйка. Ну и подумаешь! Может, еще добавить, что не блядь? Смешно. Не за что зацепиться.

Она поняла, что муж ее бросит лет через пять. Когда она совсем растолстеет, поглупеет, упрется в тупик под названием «за сорок».

Открыла глаза, поднялась на локте.

Он повернулся к ней.

– Матвеев, – спокойно и твердо сказала она. Она со студенчества звала его по фамилии. – Матвеев, нам надо развестись. Я так решила.

Он вскочил, как будто его хлыстом ударили:

– Ты что? Почему? За что?! – стоял голый и сжимал кулаки.

Она выдохнула и опустилась на подушку.

– Какая-то муть приснилась, прости, – пробормотала она.

Закрыла глаза. Вроде бы засопела.

Матвеев постоял, попил воды, потер грудь с левой стороны и тихонько лег рядом.

Ему все стало понятно. Дело в том, что он ее сильно любит. Очень сильно. Как никто. Просто жить без нее не может. И она это знает, конечно. И пользуется.

«А может, правда развестись? – подумал Матвеев. – Пусть себе поищет, пусть…»

Но тут же заснул.

заметки по логике НАРЫВ НА ПЯТКЕ

У Славы Рябинкина сначала заболела и слегла бабушка; бабушку он любил, но дело даже не в этом. Дело в том, что его мама была женщина легкая и беззаботная, а папа любил выпить. Родительский дом держался на бабушке в самом простом смысле – чтоб было куплено и сготовлено, убрано и подметено. Сам Слава уже два года жил отдельно, с женой Наташей, в ее квартире. То есть он препоручил своих непутевых родителей бабушке, и она прекрасно справлялась, а вот теперь, значит, надо было нанимать сиделку, возить еду и лекарства и вообще присматривать.

Славе было всего двадцать пять, но он много зарабатывал. У него был маленький рискованный бизнес: финансовые услуги . Хотя он окончил архитектурный. Но – начало девяностых, сами понимаете.

Значит, сначала бабушка.

Потом сиделка позвонила Славе и сказала, что его мама поссорилась с папой, а папа сильно выпил и куда-то ушел. В воскресенье вечером. Сейчас было утро четверга. Слава помчался туда. Мать ходила по комнате в розовой шляпке, стиснув худые пальцы. Бабушка смотрела на нее, то ли ничего не понимая, то ли не умея сказать.

Отца нашли через четыре дня: он замерз в сугробе, почему-то на станции Снегири.

Наташа очень жалела Славу.

Она решила пока не разводиться, хотя у нее давно был другой человек. Она хотела за него замуж, а Слава чтоб уехал из ее квартиры и вообще из ее жизни. Но было неловко, некрасиво; надо было подождать.

Она ждала, помогая Славе справить сороковины, искать новую сиделку для бабушки и врача для мамы.

Слава, хоть и занимался финансовыми услугами, все-таки хотел быть архитектором. Один раз даже выставил свой проект. В газете был обзор выставки, и над ним обидно посмеялись.

Наташа ему сочувствовала.

Потом бабушка умерла. Наташа помогала ему, была рядом.

Назавтра после похорон на его фирму наехали серьезные ребята. Надежды нет – отнимут всё. Он рассказал Наташе.

– У меня есть другой человек, уже давно, – ответила она. – Мы хотим пожениться.

«Я ушел через полторы минуты, – сказал мне Слава Рябинкин. – Я даже не горевал. Мне казалось, что она дрянь, чудовище, животное. Но я был неправ. Она молодец. Все логично. Допустим, больному надо ампутировать ногу. А там нарыв на пятке. Что, будем лечить пятку? Перед ампутацией, да?»

Слава продал квартиру и повез маму лечиться в Германию. Мама не вылечилась, так и ходит по дому в шляпке. Зато он стал модным архитектором, строит виллы и ангары по всему миру.

Наташа тоже не пропала. Ее муж – очень известный режиссер.

Иногда они встречаются на больших европейских тусовках.

Раскланиваются издалека. Но близко не подходят.

прах и пепел ХРУСТАЛЬНОЕ КОЛЕСО

– А еще в Ниночку влюбился один дипломат, посол. После смерти твоего папы. Ничего, что я это рассказываю? – говорила Лариса Васильевна.

– Ничего, – сказала Таня.

Разговор шел о ее недавно умершей матери. Недавно – это год назад. Таня пришла к ее лучшей подруге. Просто так, поговорить, повспоминать.

– Ниночка ему отказала, – Лариса Васильевна стряхнула пепел в хрустальную пепельницу.

Пепельница была большая и круглая, похожая на автомобильное колесо. Когда-то такие пепельницы стояли в кабинетах у начальства. Отец Ларисы Васильевны был замминистра. Неужели это он с работы принес? Тане было странно, что она думает о такой ерунде, когда мамина подруга, уже совсем старуха, рассказывает ей про маму. Какая Ниночка была чудесная, какая красивая, какая умная, всегда в курсе всего, и как ее все любили…

Таня вспомнила, как возила маму на машине. Хотя у нее была своя семья и дел по горло. А мама все равно звонила и требовала: к врачу, в магазин, на дачу. Однажды у нее спустило колесо. Она сама его меняла. Мама была недовольна. Сказала: «Вечно у тебя всё ломается». Они ехали на дачу. Мама там забыла записную книжку, и вот теперь надо было тратить целое воскресенье. «Хорошо, давай поедем в пятницу вечером, с детьми и Мишей, проведем уик-энд всей семьей». Нет! В пятницу мама шла в театр, в субботу у нее были гости – кстати, Лариса Васильевна и была, – так что приходилось ехать в воскресенье. Потому что в понедельник мама должна была сделать несколько важных звонков. Самим поехать в пятницу и заодно книжку забрать? Мама не любила, когда на дачу ездят без нее.

– Она отказала ему ради тебя, – сказала Лариса Васильевна.

– Да? – рассеянно спросила Таня.

– Да! – Лариса Васильевна загасила сигарету. – У этого посла были мерзкие дочки. Две хищные сучки. Ниночка была мудрая женщина. Она любила тебя.

У Тани по щекам поползли слезы.

– Девочка, милая, – Лариса Васильевна погладила Таню по руке.

– Она никого не любила, – сказала Таня и отдернулась. – А почему ее все любили? Ах, Ниночка такая женщина! Какая – такая? Почему?

Лариса Васильевна взяла новую сигарету, закурила.