Загадки Петербурга I. Умышленный город - Елена Игнатова

На такой обмен глава католической церкви не мог не согласиться, хотя, возможно, и с неохотой. Языческую Венус со всевозможными предосторожностями доставили в Петербург; в 1720 году она уже украшала галерею в Летнем саду. На постаменте статуи была медная пластинка с надписью: «Императору Петру I в угодность подарил папа Климент XI». В галерее Венеру постоянно охранял часовой. Часовые не напрасно несли стражу возле языческой богини: большинству горожан, современников Петра, она представлялась апокалиптической «блудницей вавилонской», «белой дьволицей», вызывала гнев и ужас. Статуи Летнего сада много раз страдали от «блюстителей нравственности»; последний известный мне случай вандализма был в конце 1970-х годов.

Итак, ценой великих затрат и усилий к двадцатым годам XVIII века «парадиз в парадизе» был создан. Петр сделал его центром придворной жизни столицы. В Летнем дворце и саду в теплое время года проходили торжественные ассамблеи, праздники, приемы иностранных посольств. Как правило, они заканчивались фейерверками, которые устраивали на Потешном поле или на специальных судах на Неве у Летнего сада. Почетные гости любовались ими с Венериной галереи. Вот как описывал один из праздников 1720 года участник польского посольства: «После 11 начался фейерверк — сначала на воде, где на речном судне поставили транспарант с такой русской надписью: „Хотя по мне отовсюду бьют, все же возвышаюсь“… Потом пускали ракеты: одни выстреливали в воздухе, из других вылетали звезды, а третьи, упав в воду, загорались с сильным треском и грохотом. Эти огни продолжались аж до часа ночи».

Как правило, фейерверки представляли политические аллегории: то русский орел побеждал шведского льва, то в карикатурном виде изображались враги России, а рука Всевышнего простирала над ними карающий меч. Горожан, непривычных к потешным огням, пугали фейерверки, пылающие в небе и на воде.

«Все смотрели на фейерверк в оцепенении ужаса. Когда же появилось в клубах дыма, освещенное разноцветными бенгальскими огнями, плывущее по Неве от Петропавловской крепости к Летнему саду морское чудище с чешуйчатыми колючими плавниками и крыльями — им почудилось, что это и есть предреченный в Откровении зверь, выходящий из бездны» (Д. С. Мережковский).

Стоит подробнее рассказать о том, как проходили в царствование Петра I ассамблеи в Летнем саду. Камер-юнкер Ф. В. Берхгольц описал в дневнике один из таких праздников, происходивший 25 июня 1721 года. День начался с торжественного молебна и парада на Потешном поле, сопровождаемого ружейной стрельбой и залпами пушек Петропавловской крепости. «После троекратной стрельбы царь удалился, пригласив наших кавалеров собраться после обеда в 5 часов в Летнем саду… Войдя в сад и осмотрев его немного… мы сперва отправились туда, где думали найти царский двор, который очень желали видеть, и пришли, наконец, в среднюю широкую аллею. Там у прекрасного фонтана сидела Ее Величество царица в богатейшем наряде… Взоры наши тотчас обратились на старшую принцессу Анну[8], брюнетку, прекрасную, как ангел… Она очень похожа на царя и для женщины довольно высока ростом. По левую сторону царицы стояла другая принцесса (Елизавета. — Е. И.), белокурая и очень нежная. Она годами двумя моложе и меньше ростом, но гораздо живее и полнее старшей, которая немного худа… Я насчитал до 30 хорошеньких дам, из которых многие мало уступали нашим дамам в приветливости, хороших манерах и красоте. Признаюсь, я вовсе не ожидал, что здешний двор так великолепен…

Вскоре после нашего прихода в сад Его Величество оставил гвардейцев и пошел к Ее Величеству, которая осыпала его ласками. Побыв возле нее немного, он подошел к вельможам, сидевшим за столами вокруг прекрасного фонтана, а государыня пошла со своими дамами гулять по саду.

Так как здешнее духовенство обыкновенно также принимает участие во всех празднествах, то оно и в этот день собралось в большом числе и для своего удовольствия выбрало самое живое и приятное место — именно дубовую рощицу, прямо напротив окон царского Летнего дворца. Я нарочно оставался там несколько времени, чтобы отчасти полюбоваться на многие и чрезвычайно прямые деревья, отчасти посмотреть хорошенько на духовенство, сидевшее за круглым столом со многими кушаньями. Духовные лица носят здесь одежду всех цветов, но знатнейшие из них имеют обыкновенно черную, в виде длинного кафтана, и на голове длинные монашеские покрывала, закрывающие плечи и спину. Многие своими бородами и почтенным видом внушают к себе какое-то особенное уважение…

Наконец, я очутился опять на том месте, где остался царь, и нашел его сидящим за столом, за которым он поместился с самого начала. Постояв здесь с минуту, я услышал спор между монархом и его шутом Ла Костою, который обыкновенно оживляет общество… В это время проходила царица с принцессами, и я последовал за дамами… Вскоре появились дурные предвестники, вселившие во всех страх и трепет, а именно — человек шесть гвардейских гренадеров, которые несли на носилках большие бочки с самым простым хлебным вином; запах его был так силен, что оставался еще, когда гренадеры уже отошли шагов на сто и поворотили в другую аллею. Заметив, что вдруг очень многие стали ускользать, как будто завидели самого дьявола, я спросил одного из моих приятелей, что сделалось с этими людьми и отчего они так поспешно уходят. Но тот указал на прошедших гренадеров, и тогда я понял, в чем дело, и поскорее отошел с ним прочь. Мы очень хорошо сделали, потому что вслед за тем встретили многих господ, которые сильно жаловались на свое горе и никак не могли освободиться от неприятного вкуса во рту. Меня предуведомили, что здесь много шпионов, которые должны узнавать, все ли отведали из горькой чаши; поэтому я больше никому не доверял и притворился страдающим еще больше других… Даже самые нежные дамы не изъяты из этой обязанности, потому что сама царица берет немного вина и пьет… За ушатом с вином всюду следуют майоры гвардии, чтобы просить пить тех, которые не трогаются просьбами простых гренадеров. Из ковша величиною в стакан (не для всех одинаково наполняемого), который подносит один из рядовых, нужно выпить за здоровье царя, или, как они говорят, их полковника…

Находясь в постоянном страхе попасть в руки господ майоров, я боялся всех встречающихся мне и всякую минуту думал, что меня уже хватают. Поэтому я бродил по саду, как заблудившийся, пока, наконец, не очутился опять у рощицы близ царского Летнего дворца. Но на этот раз я был очень поражен, когда подошел к ней поближе: прежнего приятного запаха от деревьев как не бывало, и воздух был так сильно заражен винным испарением, очень развеселившим духовенство, что я чуть сам не заболел одною с ними болезнью… Тут стоял один до того полный, что, казалось, тотчас же лопнет; там другой, который почти расставался с легкими и печенью; от некоторых шагов за 100 несло редькой и луком; те же, которые были покрепче других, превесело продолжали пировать. Одним словом, самые пьяные из гостей были духовенство…

Узнав, что в открытой галерее сада, стоящей у воды, танцуют, я отправился туда… Так как царь и царица также в это время отлучились, то нас стали уверять, что мы возвратимся домой не прежде следующего дня, потому что царь, по своему обыкновению, приказал садовым сторожам не выпускать никого без особого дозволения, а часовые, говорят, в подобных случаях бывают так аккуратны, что не пропускают никого, вплоть до первого вельможи. Поэтому знатнейшие дамы и господа должны были оставаться там так же долго, как и мы. Все это было бы ничего, если бы, на беду, вдруг не пошел проливной дождь, поставивший многих в большое затруднение; вся знать поспешила к галереям, в которых заняла все места, так что некоторые были вынуждены стоять все время на дожде. Эта неприятность продолжалась часов до 12, когда, наконец, пришел Его Величество царь в простом зеленом кафтане, сделанном наподобие тех, которые носят моряки в дурную погоду.

Войдя в галерею, где все ждали его с большим нетерпением и потому чрезвычайно обрадовались этому приходу в надежде скорее освободиться, он поговорил немного с некоторыми из своих министров и потом отдал приказание часовым выпускать…

Но так как проход был только один и притом довольно тесный, то прошло еще много времени, пока последние выбрались из сада. Кроме того, надо было проходить через небольшой подъемный мост на малом канале, и, только пройдя через него, всякий мог без затруднения спешить домой».

В рассказе Берхгольца о празднестве 1721 года уже угадываются темы будущего «петербургского сюжета» русской литературы: злоключения «маленького человека», «фантасмагория неограниченной власти»… Основой этого странного, причудливого сюжета стали реальные обстоятельства жизни новой столицы России — вроде тех, что описаны внимательным и скромным камер-юнкером Берхгольцем.