Факел Новороссии - Павел Губарев

— Надо просить всех дончан и жителей области поддержать нас палатками, — предлагаю людям. — Полевыми кухнями. Пищей. Финансами. И гарантированием безопасности!

Честно рассказываю всем о том, что не собирался заниматься политикой, что получил три высших образования и трудился в своем бизнесе, чтобы кормить троих детей. Что меня уже пробовали и запугать, и подкупить, но я не продаюсь. С народом пойду до конца.

— Юго-Восточную Украину я называю Новороссией! — твердо заявляю принародно. — Это — земля по своей сути русская. Украиной она никогда не являлась, и все постоянные политические кризисы здесь это показывают. Но власть всегда пытается замылить эту проблему! И настолько они замылили, что сегодня страна — на грани гражданской войны. Повинны в этом власть и оппозиция! А мы, люди простые, стали заложниками их грязных олигархических игр. Мы этого не желаем! Мы не хотим ни с кем воевать! Нам не с кем воевать, мы все в Донбассе солидарны друг с другом…

Говорю людям, что идеалом для меня служат такие политики, как лидер Белоруссии Александр Лукашенко. Принципы власти Лукашенко мне близки и по духу, и по смыслу. Говорю, что пример для меня — и погибший вождь Венесуэлы Уго Чавес, и великий кубинец Фидель Кастро. Близки мне в своих евразийских интеграционных устремлениях Владимир Путин и Нурсултан Назарбаев. И только в рамках Евразийского экономического и военного союза я вижу будущее своей родной земли. Крупная, государствообразующая собственность, земля и ее недра — должны быть собственностью народа. Народа, а не кучки олигархов, которые постоянно «дерибанят» национальное достояние, никогда не слыша своего народа. Коррупция будет искоренена народной властью жестко и бесповоротно.

— У нас хватит воли довести это до конца! — заявляю всему вечу.

— В обществе должны быть установлены принципы истинного народовластия. Граждане должны иметь право контроля над всеми избранными ими людьми. Они имеют право отзывать избранного ими депутата с помощью простейшей и эффективной процедуры.

Я — дончанин и безмерно люблю Донбасс. И эта любовь не дает мне права быть равнодушным. Слава Донбассу! Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!

Слова мои встречаются ревом одобрения тысяч людей.

Микрофон отключают. Титушки пытаются снова оттереть меня со сцены. Часть митинга орет: «Уйдите!», «Провокация!» Но их перекрывает другая часть, ритмично скандирующая: «Мик-ро-фон! Мик-ро-фон! Отдайте ему микрофон!».

Заканчиваю выступление. С презрением бросаю титушне: «Разве я призывал к оружию? Это — мирный митинг. А вас всех, люди, прошу обеспечить мне безопасность. „Беркуту“ — слава!»

И снова вече подхватывает мой призыв, и воздух сотрясается от мощного, дружного скандирования.

«Беркуту» — слава!

— Вы нужны мне сейчас! — обращаюсь к народу. — По украинским законам, которые мы сейчас не признаем, я сейчас — вне закона. И мне не на кого больше опереться, кроме как на вас, братья! Я пошел до конца, пошел ва-банк. Обратной дороги у меня нет. Клянусь: я вас не предам!

— Россия! Россия! — ответила мне площадь…

Это был наш триумф. Успех Народного ополчения Донбасса, который мы подготовили за шесть дней. «Регионалы» воспринимали нас как своего рода майдановцев, отбиравших у них власть. Но затоптать Народное ополчение тогда не вышло. Протест рванул на новую высоту.

Пользуясь воодушевлением и успехом, мы увлекли народ с манифестации к ОГА. Но штурмовать здание администрации пока не стали: так мы решили с соратниками. Штурм отложили на 3 марта, чтобы хоть как-то подготовиться.

Второе марта прошло в хлопотах. Я отправил в Ростов свою жену Катерину и детишек, обнял и перецеловал их на вокзале. Они отправились на Дон на поезде «Иловайск — Ростов». Через некоторое время супруга отзвонилась и сказала, что они на месте и находятся в безопасности. На душе стало спокойно. Решительности прибавилось. Эта был тот русский тип решительности, когда ты готов бороться несмотря ни на что: делай что должен, и будь что будет!

Мы знали, что 3 марта собирается внеочередная сессия Донецкого областного совета. С ее посещения я решил и начать свой путь как народный губернатор Донбасса…

Глава 3

Штурм и плен

Завтра — штурм…

Посадив жену с детишками на поезд утром 2 марта 2014-го, отправился я проводить совет командиров Народного ополчения Донбасса. Не знал я тогда, что на воле мне осталось ходить всего несколько дней…

Когда сегодня читаешь воспаленную украинскую пропаганду о том, что Губарев, как и Стрелков, — агенты ГРУ, только смеешься. До чего может дойти пропагандистское безумие? В тот момент, глядя вослед уходящему поезду на Ростов, я думал: «Дождемся ли мы помощи России?». Все, что у нас тогда имелось, — так только праведный гнев народа, собственные энергия и смелость. Вокруг нас не вились агенты ФСБ и ГРУ в темных очках, не шептали нам пароли и не передавали набитые деньгами черные атташе-кейсы. Мы знали только то, что Крым возвращался в Россию. И что президент Путин в Москве обещал своих не бросать. Было воодушевление: сегодня — Крым, завтра — Донбасс. В те горячечные боевые дни мы могли рассчитывать лишь на самих себя. Вряд ли что-то у нас вообще получилось, не соберись тогда вокруг нашего дела «могучая кучка» прекрасных, отважных, чистых сердцем ребят. С кем их сравнить? С тремястами спартанцами? Да не получится: нас тогда было поменьше. Ко 2 марта 2014 года в боевой, «силовой» группе у нас было всего двадцать решительных ребят. Но зато каких! Не о всех я могу написать открыто. Сами понимаете, почему. Ведь война не закончена, и многие из них теперь стоят не только в рядах армии Новороссии, но и работают в тылу нашего врага. А кого-то уж нет в живых.

…Я уходил с вокзального перрона, придерживая травмированную руку. Болела она, зараза.

Вскоре мы, уже на конспиративной квартире, провели совет командиров. Мы горячо обсуждали: надо ли брать штурмом Донецкую областную госадминистрацию? Ведь для этого нужны были не только крепкие ребята, но и хорошее материальное обеспечение. «Болгарки», чтобы резать решетки на окнах и запоры на дверях. Грузовики с песком и мешками — чтобы потом баррикадироваться и держать здание. Все это требовалось где-то купить, нанять. Собственные средства к тому времени вылетели в трубу. Но была помощь от простых людей. До сих пор помню человека, который каждый день приходил на наши уличные акции, отзывал меня в сторону и передавал по 30 тысяч гривен. И говорил: «Это — моя личная инициатива». Спасибо вам, неизвестный. Благодаря таким, как вы, мы тогда и смогли действовать.

Утром 3 марта открывалась внеочередная сессия Донецкого областного совета. Мы отчетливо видели, что местный «политикум» сдается. Что он пробует оседлать нашу «повестку дня» — но ничего не делать. Только выторговывать у киевской хунты условия сдачи. Эта провинциальная «элита» никак не могла понять, что она уже — никто, и с ней в Киеве не собираются разговаривать на равных. После моего выступления эти «народные избранники» успели принять беззубое обращение к Верховной Раде, где что-то мямлили о децентрализации на Украине, о необходимости развивать отношения с Россией. Но было ясно, что их попросту разгонят при желании, как матрос Железняк — несчастное Учредительное собрание. Да даже и разгонять-то не придется: они по первому окрику из Киева встанут по струнке и наплюют на местный народ. Они ведь даже не прекратили перечислять налоги в Киев, тамошней хунте! Они послушно приняли назначенного Турчиновым губернатора — Таруту. Старого, ахметовского губера Шишацкого, облсовет решил сделать своим «спикером». И больше ничего он предпринимать не собирался.

Мы же ставили вопросы, как говорится, ребром. Для нас местные политиканы, заседавшие в совете, были наравне с киевской хунтой. Надо было смещать их и действовать решительно. Именно отказ от захвата местных органов власти привел к поражениям в Харькове и Одессе. Мы не желали идти на компромисс, на соглашательство с местными верхушками из «регионалов». Как в Харькове, где протест «сливался» под губернатора Добкина и мэра Кернеса.

2 марта мы решили: у нас есть две «болгарки» и передвижной генератор. Все здание «зашито» в металл. Значит, сносим милицейское охранение и входим в здание администрации, разрезая металл. Мы, правда, тогда еще не знали, что «болгарки» его не возьмут. Но это уже неважно. 2 марта мы постановили: о наших намерениях брать здание приступом публично не объявлять. Собрать митинг у администрации, надавить им на психику власти — а на штурм идти по обстановке. Если решение сессии даст нам повод для овладения зданием, то мы «накачиваем» митинг — и переходим в атаку. А сначала я решил вообще выступить на сессии. Теперь-то я понимаю, как мы ошиблись, и что надо было сразу завладевать оружием, врываясь в местное управление СБУ или в милицию. Как говорится, знал бы, где упадешь, — соломки бы подстелил.