Большая книга ужасов – 35 - Мария Некрасова

И вот тут мне стало неловко за мой фокус. Стыдно стало, чего уж там. Кто я такая, чтобы дергать чужие души с того света. И ради чего?!

– Я не...

– Ну говори, говори! Соври хотя бы, что соскучилась! Я ведь желаю тебе только добра, а ты – малолетняя эгоистка, для тебя важны только твои дела, а на остальных тебе наплевать! – Мне было не нужно видеть ее лицо, я прекрасно его помнила. Помнила выражение, с которым Надежда говорила подобные вещи. Часто говорила. И я вполне их заслуживала, тогда и теперь, только теперь, кажется, перешла все границы.

Вытащить духа с того света ради галочки в журнале... Господи, о чем я думала?! Интересно, она может, например, меня убить? То, что хочет, я уже слышу по голосу...

– Меня выгоняют из школы...

– Правильно выгоняют! Правильно. Выгоняют. Таким, как ты, в музыке не место. Ты же в руках себя держать не умеешь! Ты вообще не можешь нормально учиться, странно, что тебя раньше не выгнали, самовлюбленную истеричку!

Над кустами струился рисунок морды бульдога, сделанный теплым воздухом. А я видела Надежду, как при жизни. Когда она говорит страшную правду, возражать ей нельзя, потому что нечего. И всякий раз хочется плакать.

– Я не хочу уходить из школы...

– Да?! Если бы ты не хотела, ты бы сдала зачет вовремя! Сколько времени у тебя было?! Полгода! За это время сто раз можно подготовиться и сдать! А ты устраивала мне концерты: то не приходила, то не знала какой-нибудь ерунды...

– Я все знала!

– Не ври! – И тут она спросила про... Не помню, про кого, потому что раньше даже фамилии этого музыканта не слышала. Столько лет учусь и не слышала. Этого не может быть, я должна была хоть краем уха...

Я, как все последние полгода, лихорадочно припоминала весь курс истории музыки. Память раскрывала страницы учебников одну за другой, даже с пометками на полях, пятнами на страницах и оторванными уголками. Я сканировала все в поисках одной знакомой фамилии, уже зная, что не найду. Если поисковик не ответил на первый запрос, его бессмысленно переспрашивать. Можно попробовать поменять формулировку...

– А кто это? – Ой, нельзя было говорить!..

– Вот видишь! Ты и этого не знаешь! Зачем ты вообще училась столько лет и чему ты училась?! И ты хочешь, чтобы я после этого поставила тебе зачет?! – И она опять была права! Она всегда была права, чем доводила меня регулярно. Что ей сказать? Что возразить? Нечего.

Я не привыкла сдаваться, но это был крайний случай, как все, что связано с Надеждой. Я ужасно устала за эти полгода с этим зачетом и уже поняла, что мне его не сдать. Куда полезла, спрашивается? Зачем устроила эту клоунаду с вызовом духов? Ведь сделала только хуже! Только еще раз напомнила себе, что неудачница.

– Простите, что побеспокоила. Пойдемте в подвал, Иван Юрьич, наверное, еще не ушел. Простите, что побеспокоила... – Перед ней я почему-то всегда извиняюсь по два раза, а то и больше. Одного ей всегда бывает мало.

– Подожди-подожди! – Струи теплого воздуха синхронно сделали рывок вперед и оказались почти у меня перед носом. На нарисованной морде бульдога стали заметны бородавки. Они добавили сходства с Надеждой, хотя я все равно видела перед собой не дымку и силуэт, а ту учительницу, которой уже нету. – Что значит: «Пойдемте в подвал?!» Со своими приятелями будешь так разговаривать! Ты думаешь, я зря на тебя столько времени угробила?! По-твоему, зря я пришла сейчас, хотя не обязана была?!

Я даже обрадовалась. Я знала, что ей не все равно, что она всегда меня выручит, если что, и не откажет в помощи. Пусть себе орет и ругается, надо судить о людях по делам... Я молчала. Я ждала целых несколько секунд и дождалась.

– Поставлю я тебе этот зачет, хоть ты и не заслуживаешь. Задним числом поставлю, Марлидовна решит, что ошиблась, и позволит тебе осенью пересдать экзамены. Но чтобы это в последний раз! – Оттаяла. Я даже позволила себе хихикнуть и увидела, что струйкой нарисованная морда бульдога тоже странно скривилась. Я была рада, что все закончилось хорошо. Только...

– Ой, а журнал-то в Москве!

– Не принесла? Ну да, тебе бы никто не дал. Что ж, поехали! Пей мою кровь, разгильдяйка!

Я, конечно, принялась благодарить и даже не думала, что скажу теть-Тане. После такой беседы с Надеждой упросить теть-Таню отпустить меня в Москву будет плевым делом. Даже врать ничего не буду: скажу, что еду по школьным делам, сдавать зачет. Отпустит, никуда не денется. Даже если не поверит, отпустит все равно.

Надежда в квартиру со мной не пошла. Понимает: не пригласить не могу, а приглашать – только теть-Таню пугать, оно нам надо? Я ворвалась в комнату, объявила, что мне нужно срочно в Москву, решить кое-какие школьные дела, и побежала собираться. Отбрехиваться, конечно, пришлось. Сперва теть-Таня позвонила матери, убедилась, что та не в курсе, и они вдвоем обсудили новость. Видимо, решили, что я еду забирать документы (вместо того, чтобы меня спросить), и теть-Таня попыталась повторить свои утренние лекции на тему «Не бросай музыкалку». Второй раз это слушать было выше человеческих сил, я объявила, что еду сдавать зачет. Тогда теть-Таня бросилась опять звонить матери.

Новость они обсуждали все время, пока я собиралась. Теть-Таня периодически оставляла трубку и подходила ко мне, чтобы задать очередной дурацкий вопрос: «А кому ты будешь сдавать, если Надежда Евгеньевна умерла?»; «А у тебя летом зачет примут?»; «А ты готова?»; «А с тобой не поехать?». И тут же возвращалась передать ответ матери. В другое время я бы на них наорала, но тогда была в отличном настроении и терпеливо отвечала на все вопросы и комментарии. В конце концов, теть-Танино занудство только прибавляло мне скорости: собралась я очень быстро, они с матерью еще болтали, а я уже стояла в прихожей. Впрочем, пусть болтают дальше, если им нравится. Долгие теть-Танины прощания мне тоже не нужны. Еще небось навяжется провожать.

Я крикнула в комнату: «До свидания!» – и выскочила, захлопнув дверь. Пока теть-Таня сообразит да закончит возиться с замком, я буду уже далеко. Наверное, это некрасиво, вот так уезжать, но меня ждали дела, и у меня было мало времени. Надежде через сутки нужно вернуться в подвал. Мы с трудом успеваем.

Во двор выскочила, не увидела на лавочке никого и даже испугалась: где же Надежда? Сразу, конечно, вспомнила, что говорила не с ней, не с человеком, а с бесплотным духом, которого с двадцати метров не разглядишь, даже посмеялась, а все равно стало страшновато. Вдруг передумает или обманет? В конце концов, это же дух... Мистика! Так быстро все случилось, я опомниться не успела, как оказалась в этом спиритическом клубе, даже не подумала толком, все произошло само собой. Но мысли о неудаче я отгонять умею. Прошла во двор, к лавочке, увидела, как струится под деревом теплый воздух, рисуя морду бульдога, и успокоилась.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});