Летнее Солнцестояние - Уильям Хорвуд

на собрание.

— Ты хоть что-нибудь поняла, деточка? — ласково спросил он, понимая, что Ребекка вряд ли сможет ответить ему что-либо вразумительное, — от изумления и восторга она лишилась дара речи. Да и что она могла ему ответить? Халвер давно не беседовал с кротами и все последние кротовьи годы появлялся в Бэрроу-Вэйле только для того, чтобы принять участие в собрании старейшин. Ребекка же слушала его, буквально разинув рот. Таких благодарных слушателей, если не считать Брекена, у него не было много-много лет. Юная, неопытная кротиха, которой еще жить и жить... Увы, он слишком стар, чтобы хоть как-то помочь ей. Неожиданно ему вспомнился Брекен, сидевший в норе в ожидании его возвращения. Ему вспомнился и взгляд, которым провожал его юноша, — взгляд, полный печали и страха.

— Ты, случаем, не знакома с кротом по имени Брекен, уроженцем Вестсайда? — спросил Халвер. Ребекка отрицательно покачала головой. Старый крот продолжил: — Странное дело... Не так давно я забрел в один из своих старых туннелей. Меня привело туда совершенно особенное чувство, которое можно назвать «чувством Ребекки». Так вот, в этом туннеле я неожиданно встретил одного молодого отважного крота. Судя по всему, у этого юноши было тяжелое детство. Тщедушный такой парень, ушел из родной норы насовсем и поселился на моей территории, воруя моих червей. Короче говоря, крот как крот. Хорошо еще, я помнил о том, что меня привела к нему сама Ребекка, и потому я решил поговорить с ним, пусть я едва держался на ногах от усталости.

Халвер решил не вдаваться в подробности. Чем меньше кротов будет знать о том, что Брекен до сих пор находится в его норе, тем лучше.

— Скажите, вы рассказали историю о Ребекке и ему? Я имею в виду вашу историю.

— Конечно нет. Он бы ее не понял. Его куда сильнее интересовали приключения, драки и путешествия по Древней Системе... Да, помимо прочего, его интересовали и летописцы, правда рассказать ему о них я мог весьма немногое.

— Древняя Система интересует и меня, — заметила Ребекка голоском капризного ребенка. — И летописцы мне тоже не безразличны...

Халвер не обратил внимания на эту детскую выходку, продолжая говорить с ней как со взрослой.

— В Брекене есть что-то такое...— произнес он задумчиво.— Даже не знаю, как об этом сказать... Наверное, я стал слишком старым. Если бы я был хоть чуточку помоложе, я бы обязательно помог ему...

Халвер внезапно замолчал и грустно повесил свой хоботок. Ребекке страшно хотелось, чтобы он продолжил свой рассказ, но старый крот действительно не мог найти нужных слов.

Она смотрела во все глаза на его старую мордочку и видела, что он силится выразить некую очень важную для него мысль... И тут — надо сказать, подобное случается с молодыми кротами не так уж и редко — она внезапно уловила эту его мысль, пусть она так и оставалась невысказанной. В таких случаях от слушателя требуется одно — сидеть тихо, прислушиваясь к молчанию собеседника.

— Брекен — не совсем обычный крот. Он поселил во мне надежду, и это удивляет меня самого. Понимаешь, с виду он ничего из себя не представляет... И все-таки...— Он вновь заглянул в глаза Ребекке, надеясь прочесть в них нужные слова, которыми он смог бы выразить свое облегчение, вызванное неожиданным явлением этой молодой пары и сопутствующей ей странной могучей силы. — Видишь ли, Ребекка, иные из кротов, которым ты будешь в силах помочь, покажутся тебе... не стоящими этого. И действительно — зачем утомлять себя понапрасну? Они могут оказаться слабыми, самолюбивыми, глупыми или, скажем, ленивыми. Но если ты одаришь такого крота своей заботой, помощью или, иначе говоря, своею любовью, он отблагодарит тебя сторицей. Таково уж свойство Камня, ты понимаешь? Через сколько-то лет эти кроты покажут все, на что они способны, и только тогда можно будет понять, почему они оказались в твоем туннеле, почему судьбе было угодно свести вас. Тогда-то ты и узнаешь о существовании сил недоступных и неподвластных тебе, пред коими кроты должны трепетать. Увы, большинство кротов забыло о них. Не стань такой же, как они, — не забудь их!

Он посмотрел на Ребекку так, что от изумления у нее округлились глаза. Она прижалась к Халверу — ее блестящая молодая шерстка смешалась с его сединами... О, как она любила его, как восторгалась его мудростью и простотой!

— Халвер...— прошептала она.— Халвер...

Халвер был на верху блаженства — он уже стал забывать, на что похоже прикосновение самки. Как она нежна! И разве любовь может быть иной? Внезапно он опять вспомнил о Брекене. Халвер произнес, вернее, прошептал, ведь она была совсем рядом:

— Не забудь о Брекене. В нем заключено куда больше, чем можно решить, глядя на его обличье. Куда больше, Ребекка! Ему может понадобиться твоя помощь. — Халвер отступил в сторону и с улыбкой посмотрел на Ребекку. — Возможно, его помощь потребуется и тебе. Да, да, — Камень это Камень. То, что ты можешь дать, нужно нам всем, и прежде всего — тебе самой.

С этими таинственными словами Халвер исчез в туннеле, оставив Ребекку, охваченную какой-то неясной радостью, в одиночестве. Она проводила его взглядом и вздохнула...

Глава седьмая

В течение первых двух дней после ухода Халвера Брекен безвылазно сидел в его норе. С одной стороны, он был серьезно напуган предупреждением Халвера, с другой — не мог уйти, не расправившись с довольно-таки приличными запасами червей, сделанными Халвером на черный день. Ему казалось, что с ним в любую минуту может случиться что-то ужасное, и потому вздрагивал при каждом звуке и начинал тревожиться, если в норе устанавливалась тишина.

На третий день запасы червей иссякли, а Брекеном овладело странное беспокойство. Он успел истомиться настолько, что былые страхи его уже нисколько не пугали. Почувствовав, что от входа веет теплом, он, не долго думая, выбрался на поверхность, решив не отходить далеко от норы. Ближайший к норе Халвера выход находился под сенью буков, немного пониже буки уступали место дубам и смешанному лесу, знакомому Брекену по низинной части Данктона.

Буковый лес по-прежнему казался ему странным и непривычным. Здесь было светлее и чище, чем под дубами, однако растительность совершенно отсутствовала — ни тебе орешника, ни боярышника, ни остролиста. Чистый воздух и покрытая лиственным ковром земля поражали Брекена своей необычностью. «Если такова и вершина холма, — подумалось