Двери паранойи - Андрей Дашков

Физически я чувствовал себя неплохо – лучше, чем утром, когда еще ничего не начиналось. На ногах я держался достаточно твердо. И даже предмет, который был дорог мне как память, пока не отморозил. Только подумал о нем – и сразу же ощутил настоятельную необходимость слить воду. Об этой неэстетичной подробности я сообщаю потому, что она меня обрадовала. Значит, жив курилка!

Поскольку писсуаров поблизости, как вы понимаете, не было, пришлось не очень вежливо обойтись с хозяевами. Я устроился в левом от двери углу, и мой весенний ручеек зажурчал.

Вскоре я уже давился от смеха, представив себя со стороны: в левой руке я держал моего оттаивающего друга, а в поднятой правой – пушку, направленную на дверь. Когда я бросил взгляд вниз, смех угас сам собой. В оранжевом свете струя показалась мне черной, а при дневном освещении, наверное, приобрела бы темно-коричневый цвет. В значительной степени она состояла из крови, но было в ней кое-что еще – вещество, похожее на темный нерастворимый порошок…

Я проглотил комок, застрявший в горле, и с трудом застегнул зиппер на джинсах, небесную голубизну которых подпортил ржавый оттенок. Выглянул за дверь – в полумраке тонула анфилада подвальных помещений. С наружной стороны на двери имелась загадочная надпись, наверняка оставленная нашими гениальными вояками: «Неприкосновенный запас. Эвакуация в соответствии со схемой 9».

Я двинулся по коридору, пряча пушку за спиной. Тот же тусклый оранжевый свет и то же безлюдье. Откуда-то доносился гул вентилятора. Первым делом мне не мешало бы сменить прикид на что-нибудь более приличное. Я сомневался, что все служащие «Маканды» знают друг друга в лицо. Я был подстрижен, как тифозник, и небрит, но это могло сойти за оригинальный имидж. Неплохо было бы напялить и темные очки – после трогательного расставания с Гошей на моей роже появились разноцветные припухлости.

Вдоль стены тянулись трубы, среди них попадались и горячие. Я крался, прижимаясь к ним, маскируясь и заодно отогревая задницу. Я искал лестницу, которая вела бы наверх. Она могла находиться где угодно, за любой из одинаковых дверей, отличавшихся только номерами. Лифт меня не устраивал по причине того, что из тесной кабинки уже не убежишь.

Подобные эпизоды есть почти в каждом киношном детективе: клоун с пистолетом крадется в опасном полумраке под тревожную музыку. Это действительно смотрится неплохо и приятно щекочет окончания, особенно когда сидишь в кресле с бутылкой холодненького пива, а где-то поблизости (в пределах досягаемости) находится жена в полупрозрачной ночной рубашке. Самому себе же я сейчас напоминал персонажа компьютерной игры, у которого осталось четырнадцать патронов, гораздо больше врагов, процентов двадцать пять «здоровья», и не было ни малейшей возможности перезагрузиться. Кто-то там, на небесах, нажимал неведомые кнопки, и все мы тут, внизу, дергались, как марионетки, вынужденные относиться к жизни слишком серьезно. Что ж, надеюсь, тот заоблачный парень, играющий во вселенский «Дум», по крайней мере, хорошо развлекался…

Я добрался до поворота и со всеми предосторожностями посмотрел за угол. Это означает, что я присел, выставил перед собой пушку, и мой левый глаз оказался где-то на уровне живота. Этот глаз не заметил никого и ничего нового, кроме еще одной угрюмой анфилады, подсвеченной оранжевым. Я не удивился бы, если бы в конце ее был очередной поворот, а коридор замыкался в квадрат.

Поскольку выдержка у меня была как у параноика с четырехлетним стажем, то есть никакая, я сорвался. Подбежал к ближайшей двери, рванул ее на себя… и оказался в очень изысканном подземном гараже. На стенах мягко сияли светильники и указатели с синими стрелками. Воздух был теплым и вентилируемым. Дорогие тачки сияли, будто елочные игрушки. Двое механиков в светоотражающих комбинезонах меняли колесо на темно-синем «БМВ». Судя по их виду, комбинезоны были еще и грязеотражающими. В машине был включен приемник, и Боб Марли пел «Я застрелил шерифа»…

* * *

Как все просто! Везучий я парень! Это было явно не то место, где владельцы тачек, уходя, забирают с собой ключи и врубают сигнализацию. Я бодренько направился к крайнему «мерсу», мечтая лишь о том, чтобы его коробка передач оказалась автоматической (у меня с детства проблемы с переключением скоростей).

И только пройдя метров тридцать, я увидел, что не все машины пустые. С задних сидений за мной следили глазки специфических ребят, которые при одних обстоятельствах становятся наемными убийцами, а при других – телохранителями. Некоторым удается совмещать обе профессии. Они редко теряют бдительность (это плохо сказывается на продолжительности их жизни). Пастушьи собаки человеческого стада… Нехорошо я о них подумал, нехорошо, но, как выяснилось, не напрасно.

Я развернулся и скромненько заторопился туда, откуда опрометчиво выскочил, тщетно пытаясь прикрыть пушку своим тощим бедром. За спиной хлопнула дверца. Это был сигнал к началу охоты. Я перешел на бег, хотя понимал, что будет еще хуже.

Дичь выдала себя с головой. Боб Марли как раз допел до того места, где он жалуется, что шериф Джон Браун всегда ненавидел его, причем неизвестно за что…

Я тоже кое-чего не понимал. Из-за колонны выдвинулась массивная фигура человека в темном костюме и устремилась мне наперерез. До двери оставалось метров десять. Незнакомец потянулся своей правой рукой к своей левой подмышке и одновременно заорал:

– Стой, сука!

Теоретически он мог вынимать из внутреннего кармана сигареты, а меня окликнул, чтобы угостить или попросить спички. Однако это была гнилая теория, не подтвержденная главным критерием – практикой. Я знал, что мордоворот в костюме – это охранник из «Маканды», в отличие от других, сидевших в машинах, – они были хоть и настороженными, но гостями.

Если вы спросите меня, откуда мне это известно, я вам отвечу: интуиция. И кое-что еще – излучение. Все мы излучаем, как шесть миллиардов Останкинских телебашен, только совсем в другом диапазоне. Это похоже на запах, но ни в коем случае не запах. Это то, что чуют собаки перед тем, как броситься на вас, или, ворча, удалиться восвояси. Излучение и запах очень легко перепутать. За каждым человеком тянется след выделений, которые являются лишь следствием изменения его психического состояния. Не все можно свести к работе желез.

Тут неизбежно еще одно лирическое отступление. Тот, кому неинтересно, может пропустить страницу, пойти хлебнуть джин-тоника или трахнуть свою подружку.

Большинство из нас волочит за собой тягостный шлейф страха. Страх бывает разным. Иногда он вполне понятен – как, например, страх потерять работу, ребенка, глаз или страх быть укушенным пчелой, – но от этого не менее унизителен и не более простителен. Порой наша потребность бояться объяснима лишь наполовину. Худший страх – это тот, который кажется беспричинным и гнездится где-то за пределами рассудка. Он предупреждает об опасности. Он должен подсказать вам, что поблизости появился охотник. Истинный хозяин вашей судьбы. Тот, кто может убить, а может равнодушно пройти мимо. Или улыбнуться – потому что сегодня не ваша очередь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});