Выпускница Бартонского пансиона (СИ) - Дина Елизарьева

ещё то, что можно завернуть в дорогу! Олира-Мать, какая же я жена, вчера мужа не кормила, уснула прямо на крыльце! А если б кто из незнакомых подошёл?

Подхватив форму и вчерашний дорожный комплект, аккуратно сложенный мужем поверх форменной одежды, я на цыпочках выскользнула за дверь, оказавшись в маленьком коридоре.

Первым делом я вернулась к своему рюкзаку, так и оставшемуся с вечера в прихожей. Ходить нагишом было неуютно, и надетые панталончики с домашним платьем добавили уверенности.

Обнаружившаяся рядом со спальней туалетная комната порадовала чистотой и установленным нагревателем для душа.

А вот и кухня!

Слой пыли покрывал кухонный столик и пару табуретов, таким же шлейфом тянулся к небольшой печке с плиткой на две конфорки. Родная моя! Именно на такой плите нас учили кашеварить на уроках домоводства! Летом для готовки обычно использовались магпластины, заряженные огневой стихией, а вот зимой лучше живого огня ничего не придумали.

Печка с умом была встроена в угол таким образом, чтобы спинкой греть гостиную, а боком — спальню. Зимой будет тепло. Ладошкой я ласково прошлась по шершавому боку кормилицы-обогреваюшки. В дортуарах пансиона зимними утрами всегда был стылый воздух, и пусть нас для вида ругала куратор, но частенько мы с подругами спали по двое, чтобы согреться под двумя одеялами. Хорошо, что здесь можно будет самим регулировать тепло.

Настроившись на испытание поварских умений, я растерялась. Такое впечатление, что кухня никогда не использовалась по прямому назначению. Ни стазисного ларя с продуктами, ни посуды не обнаружилось, как и напитков. Раковина для мытья посуды хранила нетронутость. Картину необжитости оживляли лишь клочья светлого меха с рыжиной, невесть как попавшие на кухню и сиротливо жавшиеся у невысокого порожка.

Мелькнувшая у меня мысль требовала немедленной проверки. Я вернулась в коридор и распахнула сдвоенные двери гостиной, не сумев сдержать довольной улыбки.

Какая здесь была красота! В огромное окно вовсю светило солнце, играя бликами на лакированных поверхностях светлого дерева. Стоял большой стол, носивший следы постоянного использования. Тут же, рядом с диваном и креслами, громоздился ларь, а с другой стороны — барный шкафчик. Пожалуй, он был самым изысканным в интерьере. Задняя стенка изнутри представляла собой большое зеркало, в котором отражались изящные полочки для вин, плотно заставленные бутылями, сбоку располагались бокалы, а на крышке шкафчика рядом с узорчатым блюдом лежала потрёпанная колода карт. Высокий стеллаж хранил на двух полках книги, а на остальных раскинулась мелочёвка, среди которой я, к своей радости, углядела нитки с иголкой и ножницы.

Большие настенные часы гулко пробили начало нового часа, и я опомнилась. Некогда разглядывать! Плюхнула на диван форму и заглянула в ларь. М-да, голодовка нам не грозила. Разные виды готового мяса заполняли объёмный ящик, лишь на самом дне затаилась головка сыра.

Через пятнадцать минут узорчатое блюдо из бара красовалось на столе, а на нём чередовались кусочки копченого мяса с ломтиками сыра, напиленные тщательно отмытыми ножницами. За отсутствием вилок это можно было есть руками. «Пиршество» украшали два бокала с водопроводной водой.

Я старательно настраивалась на оптимизм, сидя на жестком диване и ушивая проймы форменной рубашки. Брюки нашлись подходящие, разве что чуть узковатые в бёдрах. Перекусила зубами нитку, заложив узелок, и довольно расправила гимнастёрку на диване.

Вот новая задача. Утюга нигде не наблюдалось. Может, получится немного разгладить на себе? Скинув домашнее платье, я накинула гимнастёрку перед баром, стараясь разглядеть себя в зеркале. Привычно вытаскивая из-за ворота волосы, взялась за пуговицы и услышала хрипловатое:

— Не застёгивай.

Хель, с влажной чёлкой и пахнущий зубным порошком, обнял меня сзади, приветствуя пристальным взглядом в зеркале. Моё сердечко затрепыхалось, и краска бросилась в лицо, когда я почувствовала, что между нами только тонкая ткань. Загорелая ладонь мужа скользнула под рубашку и легла на живот, ласково поглаживая кожу большим пальцем. Я закинула руки наверх, обнимая его за шею и чувствуя, как тепло, следуя за его руками, распространяется по телу. Хель отступил от зеркала, продолжая меня гладить и вынуждая следовать за собой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Неужели мы, пятясь, дойдём до спальни?

От мелькнувшей мысли-картинки невольная улыбка разлилась на моём лице, и, когда Хель повернул меня к себе, целуя в улыбающиеся губы, никак не получалось их собрать для ответа. Он отстранился, и у меня внутри сжалась пружина, так хмельно на меня смотрели серые глаза. Одним движением подхватив меня, он усадил в кресло, сдёрнул панталоны и потянул на себя бёдра.

— Удержишься? — отчего-то шепотом спросил он.

— Да, — выдохнула я, поднимая себя на руках.

Не самая популярная поза, судя по учебнику, но почему такая ерунда лезет в голову, в то время как от сильных движений мужа сладкая волна ползёт по позвоночнику? Я тяжело дышу. Сладость становится острой, невыносимой. Затуманенными глазами не могу больше рассмотреть лица Хеля, моя голова запрокидывается, бёдра, сжатые его руками, сами поднимаются навстречу. Всё чаще, быстрее, сквозь собственное дыхание я вдруг начинаю слышать его частые вдохи, и меня молнией пронзает наслаждение. Руки невольно сгибаются в локтях, но упасть мне не дают руки мужа, вдруг оказавшиеся под спиной, поддерживая и направляя движение, пока его хриплое дыхание не обжигает кожу и завершается стоном.

Я сижу, совершенно заполненная, на его коленях, упираясь своими в пол, понимая, что последние движения совершала сама, не отрывая глаз от его лица и упиваясь музыкой вдохов. Муж прижал меня к себе, и я послушно приникла, уткнувшись носом в шею и чувствуя слабый запах. Он кажется настолько притягательным, что я завозилась, пытаясь втянуть в себя больше. Хель засмеялся и прижал покрепче:

— Щекотно. Ну что, встаём?

— Мне было хорошо, — заверила я, поднимаясь в кольце крепких рук. Ещё по первому разу помнила, что это для него важно.

— Мне тоже, — руки вновь притянули, и Хель чмокнул меня в живот. Теперь уже я хихикнула от щекотки.

Муж легко вскочил и, видимо, только сейчас углядел мою композицию на столе:

— Ого!

— Завтрак, — еле слышно прокомментировала я.

Стыдно, хотя вины за мной не было, но почему-то разумным доводам это не подчинялось.

— Варь, спасибо, — он замялся, — но я обычно завтракаю с отрядом.

— Я умею готовить! — до слёз расстроилась я, — только ничего не нашла.

— Неудивительно, — он снова притянул меня к себе и чмокнул в макушку, потом в глаза, в нос, губы, и время для меня замерло, отодвинутое из жизни его поцелуями.

Настенные часы вновь издали негромкое «бом-м-м». Ох! Через час мне надо быть уже в канцелярии!

— У тебя десять минут на душ и одевание, — сказал Хель, неохотно