Кто последний к маньяку? - Марина Серова

Близость разгадки охватила меня, я бесцельно бродила по комнатам, словно пыталась вспомнить какое-то слово, вертящееся на языке, но никак не выговаривающееся и поэтому вызывающее беспокойство и нервный зуд в душе.

Я незаметно для себя оказалась в спальне сидящей перед «Парижанкой» и внимательно ее разглядывающей. Ноги сами привели меня сюда.

Что он там говорил об этой вазе? Она его обманула? Он ждал от нее мрачной глубины, а она оказалась примитивной самкой?

Я смотрела на вазу, и, странное дело, у меня не возникало чувства опасности, которое охватило меня, когда он представлял своих жутких глиняных «женщин», обитавших в его мастерской.

«Лора»… «Немка»… «Серебряное горло»… «Парижанка» была не такая, как они. Она была спокойной, знающей себе цену женщиной. Странно. Я подумала о вазе как о человеке – «она была женщиной»…

Впрочем, что же тут странного – он сам называл их женщинами… Но мне почему-то стало страшно до ужаса, что новая ваза, которую он собирается назвать «Ведьмой», уже завтра будет стоять между жуткой «Лорой», чувственной «Немкой» и порочным «Серебряным горлом».

«Нет, – сказала я себе, – не будь я сама Ведьмой, если я допущу это! Пусть только попробует. Я разнесу всю его мастерскую к чертям собачьим!»

Эта мысль меня несколько успокоила. А раздавшийся тут же сигнал телефона окончательно отвлек от пугающих мрачных мыслей.

Звонил, конечно, Киреев.

Он лишь напомнил, что через час нам нужно быть в музее, и сообщил, что он заедет за мной на зеленом «пятисотом» «Мерседесе». И повесил трубку, не дав мне возможности поиронизировать по поводу смены его видавшего виды старенького «жигуленка» на новое средство передвижения. Интересно, где это он раздобыл «Мерседес»?

Все оставшееся время я украшала себя, как елку, всеми драгоценностями, какие только разыскала в своих шкатулках. В результате я выглядела, конечно, дико и безвкусно, но – «богато», тут уж никто возразить мне не смог бы. Куда уж «богаче»!

Славка, когда поднялся за мной и оглядел меня с ног до головы, только тяжело вздохнул, но промолчал. И на том спасибо…

…О том, как мы бездарно провели с ним эту дурацкую презентацию, мне просто вспоминать не хочется! Мы не заметили абсолютно ничего подозрительного.

На презентации не было ни одного неизвестного Славке человека. Я спрашивала его буквально о каждом, кто появлялся в зале с бриллиантовыми витринами, и о каждом он давал мне исчерпывающий ответ.

Мне со своими драгоценными елочными игрушками просто некого было ловить и провоцировать. Но чувствовала я себя – мерзко, дальше некуда. Я выглядела самой безвкусной женщиной из всех присутствующих в зале. На меня косились, обо мне шептались. Я ощущала себя полной идиоткой. Надо же так вляпаться. Меня расстраивало уже не столько то, что наша со Славкой затея провалилась и мои расчеты оказались неверными, сколько мой дурацкий вид.

Едва дождавшись окончания церемонии и разъезда ее участников, я посдирала с себя все побрякушки и мрачно буркнула Славке, чтобы он вез меня домой. По дороге я не сказала ему ни слова. Он пытался что-то болтать, чем-то отвлечь меня, но я его даже не слушала. Надо же мне было так по-женски глупо подставиться!

Когда я уже выходила из машины, Славка превзошел себя в своем сочувствии ко мне. Он взял меня за руку и, глядя мне в глаза, спросил:

– Хочешь, я останусь у тебя?

Я видела, что он говорил искренне, но это было искреннее сочувствие и ничего больше.

Я раздраженно выдернула руку из его теплой ладони и заявила:

– Спасибо, обойдусь без костылей.

Он, конечно, надулся, хлопнул дверью и уехал. Я, конечно, свинья, но что делать?

Если бы я только знала, как я пожалею всего через полчаса о том, что отпустила его!

Но я этого, конечно, не знала, и в раздражении, не попадая ключом в замок, открыла наконец дверь.

Я была противна сама себе. Сдирая с себя свой вечерний туалет и разбрасывая его где попало, я прошла прямиком в ванную и встала под душ, подставив тело под хлесткие, упругие струи прохладной воды.

Усталость стекала с меня вместе с водой, а с усталостью уходило и раздражение. Ко мне возвращалось мое обычное состояние – уверенности и готовности к действию.

Я успокоилась.

Можно, в конце концов, просто посмеяться над своей глупостью и не устраивать из всего этого трагедий. Тем более у меня есть нераскрытие дело, где-то по городу бродит убийца-маньяк, выбирающий себе новую жертву.

И кто знает, может быть, именно сегодня новое имя пополнит список его жертв.

Следом за бизнесменшей Ларисой Латышевой, Оксаной с немецкой фамилией Нейбоур, изящной обворожительной Ирэн и певицей Кучиной появится новое имя…

Прохладный душ меня словно кипятком обжег.

Лариса Латышева, немецкая фамилия Нейбоур, недавно вернувшаяся из Франции Ирэн Балацкая, певица Кучина…

Имена выстраивались в чудовищную для меня закономерность.

«Лора»… «Немка»… «Парижанка»… «Серебряное горло»…

Черт возьми! Я знаю, кто будет следующей его кровавой жертвой!

«Ведьма»! Следующую вазу он собирался назвать моим именем. И завершить ее хотел сегодняшней ночью! И ночь уже началась!

Мне стало ужасно холодно под прохладным душем. Мурашки покрыли все тело.

«Он здесь! Он уже здесь!» – шептала я про себя, лихорадочно соображая, что же делать.

Я, конечно, надеялась на свое умение одерживать верх в драке над любым противником, но что-то подсказывало мне, что это мое умение вряд ли мне пригодится. Он наверняка знает обо мне очень много, в том числе и мои способности к невооруженному сопротивлению. И наверняка примет меры. Подстрахуется. Что же делать?

Оружия в квартире нет. Звать на помощь соседей – смешно.

Телефон! Позвонить Славке. Зачем я его отпустила, идиотка! Где же у меня телефон? Да в спальне же! Он у меня почти всегда там.

Что мне оставалось делать? Только надеяться на какой-нибудь случай. Например, что Виктор еще не появился в моей квартире и я успею предупредить Славку, чтобы вызвал группу захвата… Или – что Виктор невооружен или хотя бы вооружен только бритвой, что сохраняло у меня некоторые шансы одержать над ним верх. Или – что мне удастся выскользнуть из дома и просто удрать, вызвав милицию. Удрала бы с удовольствием, пусть даже и голышом.

Но шансов, как выяснилось тут же, у меня не было ни одного.

Едва я открыла дверь ванной, я увидела нацеленный на меня ствол пистолета. Он держал его в правой руке, в левой была зажата старинная опасная бритва.

– Выходи, выходи, Ведьма, – пригласил он добродушным тоном, но металлическим голосом. – Что ты в дверях застряла?

– Мне нужно одеться, – сказала я и сама услышала, что прозвучало неубедительно.

– Зачем? – возразил он. – Мне же все равно придется тебя раздевать. Так что не трудись понапрасну.

– Ну? – спросила я. – Что дальше?

– А куда ты торопишься? – ответил он вопросом. – Переселить свою душу в вазу? До утра времени много… Иди в спальню.

Мне ничего не оставалось делать, как повиноваться. Он держался настороже, не приближаясь ко мне и не сводя с меня дула пистолета.

В спальне он приказал мне лечь на кровать и лежать тихо, если только я не хочу умереть сейчас же, в ту же секунду. Поскольку последнее в мои планы никак не входило, мне опять-таки пришлось повиноваться ему, как бы я ни была против..

Я легла на спину, по его приказу забросила руки за голову, а ноги раздвинула как можно шире. Он, кстати, приказывая мне это сделать, был по-своему прав. В таком положении я была перед ним наиболее беспомощна. Если, конечно, он не додумается подойти ко мне слишком близко. На дистанцию удара.

– Ну вот, теперь мы сможем пообщаться спокойно, – заявил он, расположившись прямо напротив меня, напротив моих широко раздвинутых ног.

– Прежде чем мы займемся извлечением твоей души из тела, – продолжил он леденяще-спокойным тоном, – я должен полностью тебя удовлетворить.

Наверное, в глазах моих выразилось удивление, поскольку он усмехнулся и сказал:

– Нет, нет, не надейся. Плоть твоя, насколько я помню, уже мною удовлетворена. А у меня ты желания не вызываешь. Остались неудовлетворенными твоя душа и твой разум. С чего начнем?

Я понимала, что теперь только разговоры могут оттянуть момент, когда он начнет меня резать. На что я надеялась? Ни на что. Мне не на что было надеяться. Я просто старалась продлить свою жизнь. Хотя бы ненадолго – на несколько минут.

– Начнем с разума, – предложила я, рассчитывая, что мой разум сумеет сформулировать достаточно много вопросов, требующих ответа.

– Итак, твои вопросы. Они достаточно примитивны, чтобы их можно было предположить. Отвечаю на первый. Он скорее риторический, поскольку ответ на него очевиден. Да! Это я! Я убил этих четырех женщин и забрал их души. Ты станешь пятой. Сколько мне нужно их всего? Этого я не знаю. Этого не знает никто.

Я решила его не перебивать, пока он будет говорить, а сама и так и этак прикидывала варианты возможной атаки. И ни один из них не казался мне удачным. Он всегда успеет выстрелить.