Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец в одну из их телефонных бесед Свиягин пригласил ее на обед в дорогой и модный ресторан. Он еще не успел закончить фразу, а Мадлен уже сказала «да». Оба на мгновение смолкли, а потом расхохотались.
С этой минуты время набрало «крейсерскую скорость» и до самого последнего мгновения не сбавляло темп.
Теперь они виделись каждый день. Иногда вместе обедали, иногда ужинали и всегда приезжали в его небольшую квартирку. Мадлен оценила поступок Свиягина – если бы она была француженкой на все сто процентов, вряд ли бы ей это показалось важным. Но русские корни, то внимание к нюансам в отношениях, которое свойственно русским женщинам, заставляли ее быть ранимой. Мадлен внимательно за ним наблюдала – казалось, она ждет, когда Свиягин совершит ошибку, которая позволит ей одуматься и прекратить отношения или свести их к обычной связи. А он этих ошибок не совершал. Даже в его некоторой неуклюжей настойчивости, его стремлении подчинить все события их отношениям всегда проскальзывала готовность немного отступить, дабы партнер не обиделся и смог сделать по-своему. Осторожные подозрения Мадлен о меркантильности Свиягина рассеялись после того, как она узнала, что его фарфоровая коллекция стоит столько, сколько ее дом под Парижем, и после того, как она поприсутствовала на аукционе, где его вазы были проданы за деньги, которые средний европеец считает сумасшедшими. Она хоть и была русской на четверть, однако жила в Париже, где циркулировали мнения двадцатилетней давности и русские в глазах парижан не менялись с девяностых годов. Но, по ее наблюдениям, перед ней был человек новой формации, сумевший грамотно распорядиться тем, что ему досталось в наследство от страны его юности, и тем, что предложило новое время. Умный, очень образованный, работящий, с багажом прежних нравственных ценностей, которыми, как Мадлен уже смогла понять, он никогда не пожертвует. Свиягин умел одеваться, знал толк в винах и еде, прекрасно держался и на рынках, и на приемах. При этом он сделал себя сам, не считая классического образования, полученного еще в Советском Союзе. Это был действительно новый русский, но, в восприятии Мадлен, похожий на героев русской литературы девятнадцатого века. Разница в поведении француза, или, скажем, просто европейца и русского была очевидна. Ее оказалось сложно сформулировать, но она была, и, по мнению Мадлен, перевес был на стороне русского. Мадам Денье охарактеризовала бы эту разницу одним словом: «щепетильность». А на возникший в сложившейся ситуации немой вопрос: «Бывает ли любовь с первого взгляда?» – Мадлен сама себе отвечала: бывает, только о том, что это любовь, узнаешь много позже.
Свиягин не мог на нее наглядеться. Он смотрел, как Мадлен идет по улице, как пьет кофе, сидит, покачивая ногой, – это была ее любимая поза. Иногда платье или юбка поднимались выше положенного, и Свиягин с каким-то подростковым умилением смотрел на кружевной край чулка – парижанки колготки не любят. Когда Мадлен оставалась у него, Владимир почти не спал – хотелось продлить это явное ощущение любви, тепла и, что больше всего его самого удивляло, чувство родственной привязанности. Она поворачивалась к стене и засыпала, а он рассматривал небольшой шрамик за ее правым ухом и, растроганный таким изъяном, больше всего боялся, что с ней может что-то произойти. Ощущение «неслучайности» их встречи усиливалось, к нему теперь примешивался страх все это потерять, ошибиться и упустить что-то еще очень важное, то, что он не успел в ней открыть. Поэтому Свиягин старался прибрать к рукам ее время, внимание, заботы и даже мысли.
От него все дальше уходили мысли о забавной фигурке, вздернутом носике и о том, зачем сюда, в Париж, он приехал. С Мадлен же Свиягин хотел поступить так, как однажды поступил со своим любимым шкафом: перевезти туда, где он проводит больше всего времени. То есть в Москву.
Чем больше проходило времени, тем ближе Мадлен становилось все то, что было связано со Свиягиным. Она увлеклась русским фарфором и накупила кучу альбомов в букинистическом магазине. По вечерам удобно устраивалась в спальне cвиягинских апартаментов и рассматривала гарднеровские фигурки, мучая Владимира вопросами дилетанта. Однажды в Интернете Мадлен нашла карту Москвы и, узнав адрес его магазина и квартиры, стала представлять, как она прилетит в Москву, как Свиягин представит ее своим друзьям, сотрудникам, как будет показывать ей город. И, что естественно для женщины, в первую очередь она мысленно нарисовала свой наряд: «Надо купить меховую ушанку… И пальто к ней в тон». Если бы Свиягин прознал про эти мысли, он бы от умиления прослезился. И так все, что бы ни делала или ни говорила мадам Денье, вызывало у него какой-то детский восторг.
Сама Мадлен пребывала в состоянии озарения. Во-первых, она вспомнила слова матери, которая как-то ей сказала, что сорок пять лет – лучший женский возраст. Комплексы, неуверенность сменились опытом, знанием если не людей, то возможных ситуаций. Все, что женщин волнует в юности: веснушки, неудачно сказанное слово или петля на чулке, – становится не важным, а просто досадным. Важно теперь то самоощущение, которое передается другим, в том числе и мужчинам. И эти другие, в том числе и мужчины, начинают верить тому, чему веришь ты. А ты веришь в себя. Мадлен действительно верила в себя. В свою красоту, неглупость, образованность, в то, что она может быть наградой любому, кто не поленится ее завоевать. Эту уверенность и почувствовал Свиягин, найдя ее очень сексуальной.
Досада и опасение, что мужчина подчинит ее своей жизни, потихоньку отошли на второй план. «Какой смысл в такой независимости?! Она грозит одинокими вечерами и молчаливой чашкой кофе в воскресенье тогда, когда за жизнью ты уже успевать не будешь». Мадлен такая перспектива была не нужна. Ее многочисленные одинокие парижские приятельницы вызывали чувство жалости, несмотря на дорогую помаду на губах, красивые сумки и друзей-мужчин, которые сбегали от своих жен на час-другой, чтобы поболтать с бывшей возлюбленной. Впрочем, это очень типичный вариант французской старости, описанный и в плохих, и в хороших романах. Мадлен не хотела встречать воскресенье в полупустой кондитерской, когда все семейные люди покупают продукты, готовят большой обед и ссорятся из-за пустяков. «Наверное, я хочу замуж», – мысль, по-женски недодуманная, преследовала Мадлен несколько дней. Вскоре у этой мысли появилось продолжение: «Но уживемся ли?..» Вопрос разных мироощущений был вопросом многих интернациональных пар. Большинство предпочитало ответить на него туманно: «Как-нибудь образуется». По истечении некоторого времени оказывалось: ничего «не образуется» без огромного количества уступок, гораздо большего, чем в браке с гражданином своей страны. Найти грань между уступчивостью и бесхребетностью – тоже задача не для всех. Особенно Мадлен волновало то, что во французских семьях был ряд вещей, которые считались собственностью только одного человека, сколько штампов в паспорте ни стояло и какой бы строгий церковный обряд ни сделал их семьей. Банковский счет, страховка, часть досуга, мысли и убеждения – все это не могло стать достоянием другой половины. Мадлен же чувствовала и понимала по некоторым поступкам Свиягина, что русский мужчина к такому не привык. Ну, может, только счет, так и быть. А сбежать от напористости Владимира Мадлен иногда хотелось. Она даже завела разговор на эту тему, но Свиягин ее не понял и задал самый дурацкий в такой ситуации вопрос: «Ты что, меня не любишь?!» Пришлось долго, на примерах, рассказывать историю тети Генриетты и дяди Алекса, которые разошлись из-за того, что тетя Генриетта через день закрывалась в комнате и училась рисовать. «Дядя Алекс думал, что жена не интересуется его здоровьем и не хочет быть с ним вместе». История выглядела неубедительно, и Свиягин догадывался, что это придумка, так сказать, наглядный материал. Но выводы он сделал все-таки правильные. «Как тебе удобно, так и поступай, только объясняй иногда свои поступки», – этой фразой Свиягин обезоружил Мадлен. Хотя в глубине души мадам Денье «попыхивала»: «Он хочет сделать из меня образцовую русскую жену. Все объясни, все докажи… Нет уж, здесь Париж!»
- Дети капитана Гранина. Нерпа моя глупая (сборник) - Наталия Миронина - Современные любовные романы
- Орешек для трёх Золушек - Наталия Миронина - Современные любовные романы
- Ошибка дамы с собачкой - Наталия Миронина - Современные любовные романы
- Свадьба собаки на сене - Наталия Миронина - Современные любовные романы
- Рыжие волосы, зеленые глаза - Звева Модиньяни - Современные любовные романы
- Дочь мадам Бовари - Наталия Миронина - Современные любовные романы
- Куколка в подарок - Ая Кучер - Современные любовные романы / Эротика
- Куколка - Ирина Воробей - Современные любовные романы
- Нам нельзя. Петля судьбы (СИ) - Драгам Аля - Современные любовные романы
- На веки вечные - Джасинда Уайлдер - Современные любовные романы