Королева Жанна. Книги 4-5 - Нид Олов

— Что это такое было?

— Стрелы, — ответила бледная Эльвира почти без голоса.

Жанна, присев на брошенный барабан, рассматривала яркую царапину на шлеме. Тонкий чеканный рисунок был словно перечеркнут. «И ведь стреляли издалека… Стрела, конечно, железная, как тогда… Берегитесь арбалета…»

— Ваше Величество, связной от маршала…

Маршал доносил, что на центральной позиции контратака лигеров отбита с большим для них уроном. Гвардия и кирасиры подошли вплотную к редуту Принцепса и взяли его в клещи. На левом фланге лигеры также потеснены. Что же до правого фланга…

— Это здесь, где я сижу? — перебила Жанна. — Доложите маршалу, что мы взяли Аросские люнеты… Который час, Анхела?

Анхела вынула золотую луковицу и показала Жанне.

— О, уже час пополудни! — воскликнула Жанна. — Скачите к маршалу, мой друг, — сказала она офицеру, — пусть он даст войскам передышку.

Битва приутихла. Солнце светило сквозь дым, багровое, как будто тоже израненное. С поля доносились слабые звуки рожков, извещающих о перемирии. Стороны подбирали своих раненых.

Жанна вернулась к себе и прежде всего велела раздеть себя и облить водой. Она долго, с наслаждением, умывалась и фыркала, как заправский солдат, а потом, не вытираясь, нагишом повалилась в постель. Раскидав руки и ноги, прикрыв глаза, она блаженствовала в нагретой солнцем палатке.

Эльвира, тоже с мокрыми волосами, в мокрой рубашке, сидела у стола и аппетитно ела.

Внезапно Жанна поежилась, точно ей стало холодно, и с трудом произнесла:

— Что у нас там… вышло… а?

— Где это? — спросила Эльвира.

— Ах, Боже мой, там… на центральном холме… Когда ты не пускала меня…

— Ты меня ударила, — ровным голосом сказала Эльвира.

— Как это вышло? — прошептала Жанна, собираясь в комочек и закрывая лицо руками.

— Я держала твой повод, и ты ударила меня хлыстом по руке… Жанета, это было совсем не больно. Я же была в перчатках…

— Иди сюда, дай мне твою руку… — Жанна прижала к своему лицу руку Эльвиры и стала целовать ее. — Прости, прости меня…

— Жанета, какие глупости, перестань… Будь королевой…

— Эльвира… — Жанна все еще не открывала глаз. — Иногда мне кажется, что я уже слишком стала королевой…

— Жанна, сердечко мое, но ты ведь и есть королева… А я всегда, всегда с тобой… Ну, перестань плакать и поешь…

— Не хочу. Я устала… Странно даже, сильнее, чем тогда, на охоте… У меня все болит…

— Жанна, заставь себя… Ведь ты же опять помчишься туда, когда все начнется снова… Нельзя же так…

Жанна вздохнула.

— Что там на столе? Всякое мясо? Брр…

— Не только мясо, — сказала Эльвира. — Есть и апельсины.

— Что же ты молчишь! — Жанна даже привстала. — Это же итальянские, от него! Дай мне один… нет, два!

Эльвира очистила апельсины и подала Жанне на тарелке.

— А где Анхела? — спросила Жанна.

— Она дежурит снаружи.

— Вот еще вздор. Пусть идет сюда и поест вместе с тобой. Мало у нас, что ли, адъютантов?

Эльвира позвала Анхелу, помогла ей снять доспехи и повела умываться. Жанна прислушивалась к плеску воды, умиротворенно посасывая апельсин. Анхела вернулась свежая, в свежей рубашке.

— Продолжим обед, — сказала Жанна. — Садитесь, Анхела. Эльвира, дай мне еще апельсин… пожалуй, я согласна и на цыпленочка.

Снаружи раздался знакомый грохот.

— Сражение возобновилось… — прошептала Жанна. — Ну и пусть… Надеюсь, его не проиграют без нас… Не спешите, мои милые.

Она сама подавала пример, неторопливо обгрызая цыплячьи косточки. Грохот боя, казалось, не занимал ее совершенно. Эльвира и Анхела тем не менее быстро закончили свой обед и привели себя в порядок.

— Ваше Величество! — крикнул снаружи дежурный адъютант. — К вам герцог Лива!

— Прикройте меня, — сказала Жанна.

Блистательный герцог Лива ворвался в королевскую палатку, точно вызолоченное пушечное ядро. Видно было, что у него сообщение первейшей важности и срочности. Однако, увидев государыню, прикрытую простыней и голыми до плеч руками кушающую цыпленка, македонский Ахиллес ловко поклонился и замер: он был прежде всего придворный, а уж потом военный.

— Что вы скажете, герцог? — осведомилась королева.

— Мы взяли деревню Ароса, Ваше Вел… — начал герцог Лива и вздрогнул, осекшись и зажмурив глаза: Жанна вдруг швырнула тарелку, отбросила простыню.

— Одеваться! — приказала она, не обращая внимания на герцога Лива, который, противно всякому этикету, повернулся к ней спиной и выскочил из палатки.

Через десять минут королевская кавалькада скатилась с холма и полетела к деревне. Жанна то и дело вставала в стременах. У нее уже ничего не болело, она забыла об усталости, обо всем на свете, кроме одного: войны. Она снова была Девой, Воительницей Виргинии. Ей нравилась эта картина боя, белые плотные клубы дыма, запах пороха, оглушающий мягкий грохот, обломки оружия, ей нравилась горящая деревня и черное облако над ней на полнеба, ей нравились даже трупы, лежащие повсюду. Красивая вещь была война. Она обратила сияющее лицо к скакавшему рядом герцогу Лива:

— Любите ли вы войну, герцог?

Глава XLV

ДИЛИОН

(окончание)

Motto:

Все это неизбежно?Так мужественно встретим неизбежность.

Уильям Шекспир

— Любите ли вы войну? — спросила Жанна неожиданно для самой себя.

— О да, Ваше Величество, — не замедлил с ответом герцог Лива.

Он сказал «да», и это была чистая правда. Герцог Лива любил войну. Это была прекраснейшая игра, настоящее занятие для рыцаря. А герцог Лива, разумеется, был рыцарем. Именно поэтому он и вызвался ехать сюда, в далекую Виргинию. Он жаждал предложить свою шпагу юной королеве, которой угрожали изменники. Его связывали с юной королевой древние узы Фримавира, связывало и кровное родство: ведь мать этой юной королевы была македонская принцесса. Король поначалу не отпускал его в Виргинию, и герцог Лива был близок к отчаянию и помышлял о тайном побеге; но за него вступился его друг, наследник престола принц Криан, который тоже был молод и возвышенно настроен и мог поэтому понять душу герцога Лива. Из-за всех этих проволочек он чуть было не опоздал: он догнал королеву уже на полпути к Мрежолю. Юная королева приняла его преласково и тут же доверила ему командование одним из кавалерийских полков. Нельзя сказать, чтобы Викремасинга это сильно обрадовало; но герцог Лива, по счастью, не претендовал на роль настоящего командира. Он обещал во всем слушаться капитана, командующего полком, и он в самом деле не мешал ему. Герцог Лива не понимал военной науки и не любил ее: на что ему была стратегия, когда он любил войну?

Он любил сверкающие стройные ряды, пестрые знамена из тяжелого шелка, любил мужественные звуки марша. Это был, по его мнению, лучший из танцев. Мерно отстукивают барабаны, устрашающе ревут серебряные трубы, и все это покрывается лязгом доспехов и цокотом копыт. Перья колышутся, точно цветник, ало горят плащи, ласкает щеку край королевского штандарта.

Это был парад, но герцог Лива любил, разумеется, и сражения. Ветер играет знаменами, перьями, плащами и празднично-белыми облаками порохового дыма. Полководец, как статуя, застыл на коне. Маршальский жезл его неподвижно уперт в стальной бок. Полководцу незачем говорить, незачем и шевелиться. Все установлено заранее, роли разучены, мистериальное действо разворачивается. Лишь изредка жезл, как будто бы длань Бога, покидает свое место и указует вперед. По этому знаку щетинистые черепахи войск приходят в движение, идут в дым, а из дыма выскакивают всадники с победными вестями, под копыта маршальского коня летят вражеские знамена… Gloria! Vivat!..

Знал, конечно, герцог Лива и то, что в сражениях убивают. Это прекрасная смерть. Бледный герой, поддерживаемый друзьями и слугами, полулежит на окровавленном плаще. Дыхание его слабеет. Из последних сил простирает он холодеющую руку ввысь, в этой руке боевая перчатка. «Господи, я твой рыцарь! Прими мой дух! Друзья, отомстите за меня…» И друзья вздымают свои честные шпаги: «Клянемся!» И снова скачка в разорванных клочьях дыма перед вражескими линиями, снова к ногам полководца летят презренные знамена… Victoria![20] И героя несут перед войском на почетных носилках из перекрещенных копий и мечей… Gloria aeterna[21]…

Да, разумеется, герцог Лива любил войну.

Это была не настоящая война, это был лишь ее парадный фасад, но герцог Лива видел и знал именно фасад. Иной войны он не знал и не желал ничего знать о той, настоящей войне. Та война была уделом толпы, тех безымянных единиц, из которых составлялись те самые, ощетиненные копьями черепахи, что так красиво уходили в дым. Для них война выглядела совсем иначе, ведь они смотрели на нее с другой стороны, снизу. Для них война была не праздником, не прекрасной игрой, а проклятием. Страх, боль, голод и преждевременная смерть — вот что такое была война. Война из людей делала зверей. Но какое до всего этого было дело блистательному герцогу Лива.