Том 1. Авиация превращений - Даниил Хармс

Тётя:

Ну аршины, так аршины,ну с вершины, так с вершины.Дело в том, что я нагая.Любит кто тебя другая?

Мыс Афилей:

Да, другая, и получше,и получше, и почище,посвежей и помоложе!

Тётя:

Боже! Боже! Боже! Боже!

Мыс Афилей (переменив носки):

Ты сама пойми, — я молод,молод, свеж, тебе не пара,я ударю, будто молот,я дышу — и много пара.

Тётя:

Я одна дышу, как рота,но в груди моей мокрота,я ударю, как машина,куб навылет в пол-аршина.

Мыс Афилей:

Верно, вижу, ты упряма,тётя, радости река,тётя, мира панорама,пожалейте моряка.

Тётя:

Погляди — ведь я, рыдая,на коленях пред тобой,я как прежде, молодая,с лирой в пальцах и с трубой.

Мыс Афилей (прыгая от радости):

То-то радости поток!Я премудрости моток!

11 ноября 1930

«Фадеев, Калдеев и Пепермалдеев…»

Фадеев, Калдеев и Пепермалдеев[3]однажды гуляли в дремучем лесу.Фадеев в цилиндре, Калдеев в перчатках,а Пепермалдеев с ключом на носу.Над ними по воздуху сокол каталсяв скрипучей тележке с высокой дугой.Фадеев смеялся, Калдеев чесался,а Пепермалдеев лягался ногой.Но вдруг неожиданно воздух надулсяи вылетел в небо горяч и горюч.Фадеев подпрыгнул, Калдеев согнулся,а Пепермалдеев схватился за ключ.Но стоит ли трусить, подумайте сами, —давай мудрецы танцевать на траве.Фадеев с картонкой, Калдеев с часами,а Пепермалдеев с кнутом в рукаве.И долго, веселые игры затеяв,пока не проснутся в лесу петухи,Фадеев, Калдеев и Пепермалдеевсмеялись: ха-ха, хо-хо-хо, хи-хи-хи!

18 ноября 1930

«четыре дня над Римом летал пророк»

Аларих:

четыре дня над римом летал пророки двести тысяч кельтов через альпывёл под уздечку Радагеся видел гибель Стилихонаон в бездну, друг, скакал на стулеза ним Евхерий в бездну падалнеся в руках железный крестя под сосной лежал во мхув лесу шакал кричал ху хумне снился рим в кругу зелёных опахалсам император на коне в бобровой шляпе хохотали я во сне подумал «прощеего убить, какой нахал»

и я проснулся в тёмной рощеи как безумный хохотал…

«всякую мысль оставь…»

Всякую мысль оставьвсякое дело забудьмир от тебя отвернётсямы же на помощь придём.

<Ноябрь 1930>

«Ревекка, Валентина и Тамара…»

«Ревекка, Валентина и ТамараРаз два три четыре пять шесть семьСовсем совсем три грации совсем

Прекрасны и ленивыРаз два три четыре пять шесть семьСовсем совсем три грации совсем

Тодстушка, Коротышка и ХудышкаРаз два три четыре пять шесть семьСовсем совсем три грации совсем!

Ах если б обнялись они, то было бРаз два три четыре пять шесть семьСовсем совсем три грации совсем

Но если б и не обнялись бы они то даже такРаз два три четыре пять шесть семьСовсем совсем три грации совсем.»

<ноябрь 1930>

«был он тощь высок и строен…»

Был он тощь высок и строенвзглядом женщин привлекалел по-барски и порой онизумительно икал.

ну она была попрощетоже стройна и тонкадухом немка, с виду мощиростом вверх до потолка.

раз в писательской столовойдве склонились головыподовившись лбом коровыоба умерли увы.

но забыть они могли лидруг про друга? Это вра —ки! Покойники в могилеоба встретились Ура

Тут она сказала: Божекак покойник пропищави в могиле ты всё тожетакже гнусен и прыщав

он ответил зеленея:дух свободен от прыщейты же стала лишь длиннеяи глупея и тощей.

Но она сказала: Знаешьбудь рябым и будь немымбудь бесплотным понимаешьты мне душка м м м

О! — вскричал он. — Ты мне душка!Что за чудный оборот!Ты царица! ты индюшка«Аромат» наоборот!

* * *

И всю ночь соседний прахлежа пристально в гробуслышал будто бы в рукахтерли пшенную крупу.

<Ноябрь 1930>

«Неужели это фон…»

Неужели это фонПантелей сказал угрюмонеужели это пон

Каблуков сказал увына плечах его виселотри десятых головы

Пантелей вскричал урчане губите этот ландышя племянник сюргуча

я висел прибит к воламте паслись на Москворечьивдруг жестянка пополам

О промолвил Каблуковсунув лампу под кроватья конечно не таков

Густо кругло полно вратьвсё похоже на ковыльпрокричала громко мать.

Каблуков сказал увына плечах его виселотри десятых головы.

Тут вошла его женас петухом на подбородкев сапоги наряжена

Каблуков сказал ги гиты не думай о платенцахты себя побереги

за окошком хлопал ветер парусинв это время из комодавышел заяц керосин

Пантелей сказал пупупод ногами Пантелеявсе увидели крупу

Каблуков сказал увына плечах его виселотри десятых головы

мать воскликнула ва вавместо рук её болталисьголубые рукава.

А жена сказала хомвсе увидели внезапноподбородок с петухом.

Ноябрь <1930>

«Где мой чепец?..»

Кулундов:

Где мой чепец? Где мой чепец?

Родимов:

Надменный конь сидел в часах.

Кулундов:

Куда затылком я воткнусь?

Родимов:

За ночью день, за днём сестра.

Кулундов:

Вчера чепец лежал на полке,сегодня он лежал в шкапу.

Родимов:

Однажды царь, он в треуголке,гулял по Невскому в плаще.

Кулундов:

Но где чепец?

Родимов:

И царь смеялся,когда машинку видел он,в кулак торжественный смеялся,царицу зонтиком толкал.

Кулундов:

Чепец в коробке!

Родимов:

Царь хранилсвоё величье вековое. «Сафо» двумя пальцами курил,пуская дым.

Кулундов:

А? Что такое?Скажите, где мой шарф?

Родимов:

Скакал извозчик.Скакал по правой стороне.Кричал царю: сойди с дороги,не то моментом задавлю!Смеялся царь, склонясь к царице.

Кулундов:

Простуда в горло попадет,поставлю вечером горчичник.

Родимов:

И крикнул царь: какой болван!На мне тужурка из латуни,а на царице календарь.Меня так просто не раздавишь,царицу санками не сдвинешь,и в доказательство мы ляжемс царицей прямо под трамвай.

Кулундов: