«Корабль любви», Тайбэй - Эбигейл Хин Вэнь

На его рубашке поблескивают серебряные нити. Когда Ксавье протягивает к змеям голую до локтя руку, меня обдает его запахом — тем мускусным ароматом, к которому примешивается еще что-то неуловимое. Он двигается как кот, загоняя меня в угол, но не в плохом смысле.

Тут змея — дракон обвивается вокруг его руки, точно веревка. У меня замирает сердце. Ксавье приподнимает уголок рта в дразнящей полуулыбке. Он поворачивает руку, чтобы змеиная шкура отражала свет, словно грани драгоценного камня. Раздвоенный язык пресмыкающегося порхает на фоне бледной кожи на внутренней стороне предплечья. Когда змея скользит вверх по плечу и устраивается за воротом у Ксавье, он берет меня за руку. Пальцы у него теплые, как кружка с чаем. Я цепенею от страха, когда змея по спирали спускается обратно к запястью. Ребристое брюшко скользит по нашим соединенным рукам, и я покрываюсь мурашками, представляя себе укол крошечных ядовитых зубов.

— Ты ему явно нравишься. — Ксавье осторожно сжимает мои пальцы.

Я неуверенно смеюсь:

— Откуда ты знаешь?

— Откуда? — еще шире улыбается Ксавье.

Прежде чем я успеваю что-либо сообразить, он подносит мою руку к губам — совсем как в моих любимых викторианских романах. И целует костяшки моих пальцев. У меня перехватывает дыхание.

Тотчас у меня за спиной раздается голос Софи:

— Я не буду пробовать эту гадость!

Я отдергиваю руку. К нам сквозь толпу продираются чудо-мальчик и Софи, по пятам за ними следуют Марк и Спенсер. В руке у Рика трепыхается пачка голубых билетов.

— Ой, Эвер, он тебя укусил? — бросается ко мне Софи.

— Н-нет, конечно, нет! — лепечу я и тут же догадываюсь, что Софи имеет в виду змею, а не Ксавье.

Чудо-мальчик косится на мою руку, как будто на ней до сих пор пылает след поцелуя. Затем Ксавье снова поворачивается к разделочной доске и как ни в чем не бывало дает змее сползти со своей руки. Софи кладет подбородок ему на плечо, а Ксавье лениво обнимает ее за талию — фу, он и впрямь плейбой!

— Ты готова? — спрашивает меня чудо-мальчик, протягивая билеты хозяину змей.

— Напрасно драматизируешь, думаю, все не так уж страшно. — Я вскидываю голову, подражая Софи. — Змея же на вкус вроде курицы?

Чудо-мальчик ухмыляется, а хозяин змей со зловещим стуком кладет на окровавленную разделочную доску тесак.

— Погоди, — говорю я. — Он же не… прямо здесь?

Мужчина с привычной ловкостью расставляет на подносе шесть стеклянных стопок. И наливает в каждую по хорошей порции спиртного из бутылки без этикетки. Вот мой шанс нарушить третье правило Ванов, но зачем этому человеку понадобилась коричневая змея?

Он зажимает змеиное туловище в нескольких дюймах от треугольной головки, затем кладет кулак со змеей на доску. Тесак со стуком опускается. Зубастая змеиная головка летит в Спенсера, тот вопит и отбивает ее приемом кун-фу. Слишком ошеломленная, чтобы закричать, я пошатываюсь, а Софи визжит:

— ГАДОСТЬ!

— Надо же было случиться такой мерзости, — говорит Спенсер, вытирая с руки кровь. — Прости, Рик. Я не буду это пить!

— Пить?

Я с тревогой разглядываю обмякшее тело змеи. Из отруба хлещет темно-красная кровь. Я-то думала, что забитое пресмыкающееся отправят в кухню. На сковородку.

— Подожди-ка! Разве ее не зажарят?..

Мужчина за разделочной доской по очереди выдавливает змеиную кровь в каждую стопку. Темнокрасная жидкость клубится, окрашивая прозрачный алкоголь в розовый цвет. Чудо-мальчик криво скалится:

— Саке со змеиной кровью.

— Погоди!

Край стола обжигает мне ладони. Мистеру Совершенство, похоже, свойственны мрачная тяга к приключениям и, видимо, такое же безудержное желание вырваться на свободу, как и мне. Но я опять переношусь в Кливлендскую клинику, и перед моим мысленным взором алым цветком расцветает рассеченная коленка.

— Погоди, — хрипло бормочу я.

Ржавый запах крови заполняет лобные пазухи. Алая струя сякнет, и мужчина встряхивает змею над шестой стопкой, ловя последние красные капли. Затем он засовывает обмякшую змею в карман фартука и ставит перед нами поднос с напитками. Рик, Марк и Ксавье берут по стопке. Спенсер отказывается. Остается три стопки.

— Софи? Эвер? — с вызовом смотрит на нас чудо-мальчик.

Саке. Со змеиной. Кровью.

— Ни за что. — Софи заказала себе бокал вина и теперь демонстративно покачивает им. — Девушки не пьют змеиную кровь.

— Кто-нибудь хочет вторую порцию? — предлагает Рик.

— Хорошенького понемножку. — Марк вертит в пальцах окровавленный сосуд, глядя в него. — Господи, оно теплое.

Его лицо под челкой цвета молочного шоколада, разделенной посередине пробором, бледнеет. На верхней губе выступают капельки пота.

Только Ксавье остается невозмутим.

В моей голове мгновенно возникает картинка: я без сознания падаю на пол, из стопки, которая даже не коснулась моих губ, льется кровь. Существуют же и менее экзотические способы нарушить правило «не выпивать» — например, вкусный манговый коктейль. Я неуверенно тянусь к стопке. Она очень теплая — благодаря нагревательной лампе, которая безжалостно палила несчастную змею, пока та еще извивалась. Моя рука дрожит, когда я всматриваюсь в мутную розовую жидкость. Чудо-мальчик поднимает брови. Все трое парней пялятся на меня, держа в руках свои крошечные стопки. Борясь с тошнотой, я поднимаю свою:

— Поехали!

— За лучшее, черт побери, лето в нашей жизни! — Софи чокается со всеми своим бокалом. — Ганьбэй![49]

Я запрокидываю голову. Горячая соленая кровь и саке ошпаривают горло. Какой горький вкус! Металлический. Медицинский. Жар обжигает мне грудь, терзая глотку в том месте, где раньше я никогда ее не чувствовала. Крепко зажмурившись, я отчаянно пытаюсь очухаться.

Только бы не вырвало. Только бы не вырвало. Только бы не вырвало.

Кажется, будто голова набита рисом, который взрывается и летит в разные стороны. По всему телу, будто в калейдоскопе, пляшут мурашки — и не только из-за саке. Я лицом к лицу столкнулась со своим страхом крови. Я все еще стою. Я нарушила очередное правило Ванов — такими темпами я покончу с остальными еще до заката в Огайо.

Софи прижимает к груди свой бокал и качает головой, эпатированная, но улыбающаяся. Марк блюет в плевательницу. Ксавье закрывает глаза. Но чудо-мальчик с опустевшей стопкой в руке пристально наблюдает за мной. Когда наши взгляды встречаются, он наклоняет голову к своей руке. Мои пальцы цепляются за его руку, как за спасительную соломинку.

— Ой, извини!

Мои ногти оставили на его загорелой коже четыре следа. Однако в глазах Рика загорается огонек уважения, который согревает меня не меньше, чем саке.

— Заткнула Марка за пояс!

Марк хмурится, морщит свой ястребиный нос и вытирает губы тыльной стороной ладони.

— Понравилось? — спрашивает Рик.

— Жуткая гадость, — улыбаюсь я. Жар саке пульсирует во мне, как река, согревая