Опасное искушение - Джиана Дарлинг

class="p1">При следующем ударе у меня из в груди взметнулся крик и вырвался изо рта. Боль нарастала, превращаясь в нечто всеобъемлющее, она проникала мне в ноздри, затыкала уши, впивалась в горло, пока я не превратилась в единый атом ноющий боли.

Шесть, семь, восемь, девять, в такой быстрой последовательности, что я сама не поняла, что плачу и, когда это началось, пока не заметила падающие из моих затуманенных глаз капли прямиком в прозрачный пруд.

Когда раздался десятый удар, это произошло.

Это.

Какая-то странная магическая сила в химии моего тела превращала каждый удар этой безжалостно хлещущей бамбуковой ветки в нечто, проникающее до самых костей и согревающее.

В жидкость.

Мои мышцы медленно разжались, горячие и ноющие, жаждущие, а не защищающие. Под натиском руки Тирнана я неосознанно еще сильнее выгнула спину, прохладный воздух щекотал нижнюю часть моей пылающей задницы, вызывая такой восхитительный контраст, что я стиснула зубы не от боли, а от чего-то другого.

Одиннадцать.

Двенадцать.

по мне, как землетрясение, прокатился стон, расколов меня пополам, так что все темное и скрытое под аккуратным фасадом моего внешнего вида вырвалось в полумрак солярия, чтобы Тирнан мог это отфильтровать и разгадать.

— Тринадцать, — его голос теперь был подобен дыму, извилистый и греховный.

Уже не злой, а… возбужденный?

Я покачнулась назад в такт следующему удару, пальцы ног сжались в моих мокасинах Prada, дыхание вырывалось из груди, словно пар из паровоза.

— Не шевелись, — напомнил мне Тирнан, но в его голосе чувствовалось удовлетворение от моего нетерпения. — Не шевелись, малышка, иначе я могу сделать тебе больно.

Потому что Тирнан знал правду, что, на самом деле, он не причиняет мне боли, уже нет. Каждый удар обрушивался так же резко, как и раньше, но мое тело превращало его в пронизывающее до костей удовольствие. Я чувствовала нарастающую боль между бедер, влажность прилипшего к моему лону нижнего белья.

На меня обрушились четырнадцатый и пятнадцатый, но перед шестнадцатым Тирнан сделал паузу, потому что я снова выгнулась. Я теряла ощущение себя в водовороте боли и удовольствия. У меня не успели сформироваться мысли, как тело снова запело от ощущений. Когда он остановился, с моих губ сорвался тихий, почти беззвучный стон, и мне стало стыдно.

Но не настолько, чтобы прекратить.

— Тише, — приказал Тирнан, всем телом прижавшись к моему правому боку. Рука у меня на спине скользнула к левому бедру, так что я оказалась прижатой к его твердому, горячему члену. — Не шевелись и принимай то, что я тебе даю.

По мне пронеслась дрожь, словно моя упавшая в пруд слеза.

Щёлк.

— Шестнадцать.

Стон.

Щёлк.

— Семнадцать, — прозвучало сквозь стиснутые зубы, словно это Тирнан испытывал боль, он напрягся, прижимаясь ко мне.

Стон.

Щёлк.

— Восемнадцать.

Стон был таким долгим, что закончился только после девятнадцатого удара.

Я сильно плакала, действительно всхлипывала, мое лицо было таким же мокрым, как и нетронутое место между бедер. На языке вертелись непонятные слова, которые я безуспешно пыталась сформулировать, почти лепетала, когда Тирнан отпрянул назад и нанес мне последний, карающий удар.

Электрический жар пронзил меня насквозь, загоревшись в моей киске. Этого было почти достаточно. Так близко. Но все же недостаточно.

Тирнан крепко прижимал меня к себе, а я стонала, кричала и пыталась изгибаться, чтобы хоть какое-то трение дало мне освобождение.

Мне потребовалось несколько долгих минут, чтобы осесть под его успокаивающими руками, одна из которых гладила мое бедро, а другая — струившиеся по спине волосы. Гулкую стеклянную террасу наполнял только звук его хриплого дыхания и мои икающие, затихающие крики.

Я уставилась невидящим взглядом на виднеющуюся под водой мозаичную плитку, пытаясь вытащить свой разум из глубин возбуждающих синапсов моего тела. Вздрогнув, я пришла в себя, разум прояснился, мысли стали такими же ясными, как и эти крошечные мозаики, которыми было выложено дно пруда.

— Боже мой, — прошептала я, опустив голову, от чего волосы прикрыли мое лицо.

Мой позор.

Я почти испытала оргазм от того, что Тирнан меня отшлепал.

Чертовой бамбуковой палкой, как какую-то извращенную, бесстыдную шлюху.

Без самолюбия.

Без фамилии Бельканте, без гордой, благородной крови Константин.

Стыд затуманил мне глаза, как холодная вода, заструился по моим дымящимся венам, и мне захотелось плакать по разным причинам.

Тирнан, похоже, почувствовал произошедшую во мне перемену и молча отошел, чтобы дать пространство.

Я мгновенно выпрямилась, затем поморщилась от ярко вспыхнувшей боли в ягодицах, уступившей место тупой боли в мышцах, которые слишком долго находились в напряжении. Я не могла смотреть на Тирнана. Все во мне отталкивало его, потому что это сделал со мной он.

Во мне было желание давать, я давно это знала, эта острая жажда чего-то грубого и неправильного.

Но он из меня это выбил.

И я была чертовски напугана тем, что теперь, когда эта ненормальная вещь во мне увидела свет, я не смогу снова ее утихомирить.

Особенно рядом с ним.

— Ты чудовище, — прохрипела я, потому что он и был чудовищем, и в этот момент я ненавидела его всем своим существом, как никогда раньше.

Тирнан позволил мне развернуться и неуклюже пройти сквозь ведущую к двери растительность.

Только когда я оказалась в глубине его запертых в неволе джунглей, меня окликнул грубый, как гравий, голос Тирнана.

— Продолжишь нарушать мои правила, малышка, я продолжу придумывать оригинальные наказания.

Что касается угроз, эта ему удалась лучше всех.

* * *

В тот же вечер, после того, как я постаралась смыть с себя этот позор, прочитала Брэндо комикс «Железный человек» (причем Эзра все это время активно жестикулировал, потому что Брэндо хотел выучить американский язык жестов) и закончила домашнее задание, в мою дверь постучали.

Когда я открыла, за ней стоял Уолкотт, держа поднос с чайником и маленькой накрытой корзинкой.

— Что это? — спросила я истерзанным стонами и слезами голосом.

Лицо Уолкотта было испещрено глубокими шрамами, но я не думаю, что когда-либо видела более добрые глаза. Он слегка улыбнулся, передал мне поднос, а затем протянув руку, сжал мое запястье и повернул обратно в коридор.

Когда я поставила поднос на кровать и осторожно усадила свою горящую задницу на прохладные шелковые простыни, то увидела содержимое подноса.

Мятный чай, банан, новая бутылочка с алоэ вера и антибактериальной мазью, бинт и пакет со льдом.

«Смажь антибактериальной мазью татуировку и забинтуй. Алоэ и лед — для ягодиц. Надеюсь, каждый раз, когда она будет болеть, ты будешь думать обо мне».

— TM

Я откинулась на подушки и уставилась на висящий надо мной балдахин, пытаясь