План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941–1945 - Алан Кларк

Ни Гудериану, ни Клюге не дали времени подробно аргументировать свои взгляды. Вместо этого собравшимся командирам прочитали лекцию. Ее преподнесли в форме меморандума, подготовленного Браухичем и прочитанного полковником Хорьхом. (Гальдер отсутствовал, вероятно, из-за нежелания подвергаться перекрестным вопросам о ходе действий, в которые он мало верил.) Суть заключалась в том, что из повестки дня были вычеркнуты любые упоминания о непосредственном наступлении на Москву или даже Брянск. Первой задачей было окончательное подавление русской 5-й армии, опорным пунктом которой был Гомель. Ее западный фланг все еще оставался целым в болотистых местностях Припяти. На деле это означало, что 2-я танковая армия будет повернута вокруг оси более чем на 90 градусов, чтобы наступать в направлении на юго-запад, то есть как бы обратно. Эти приказы шокировали Гудериана, который, должно быть, чувствовал, что центр тяжести всей кампании уходит у него из-под ног. С тех пор он стал утверждать, что Гитлер «предпочитал план, согласно которому небольшие силы неприятеля должны были быть окружены и уничтожены по очереди, и противник, таким образом, обескровлен полностью». Представив фюрера в таком крайне нехарактерном ореоле робости, он далее утверждал: «Все офицеры, участвовавшие в совещании, считали, что это неправильно». Но на самом деле крайне маловероятно, чтобы мнения профессионалов были так единодушны, как это представляет Гудериан. Ликвидация больших выступов противника является ортодоксальной предпосылкой любого дальнейшего наступления вглубь, и приведенные им данные, а также материалы последующего «совещания у фюрера» 4 августа, скорее всего, показывают, что как раз большинство склонялось к ортодоксальным решениям.

Но, несмотря на разочарование в последующих операциях, вызванное новой директивой, у Гудериана появилось утешение, заключавшееся в двух административных изменениях, внесенных одновременно. Его танковая группа была переименована в группу армий «Гудериан» и вместе с этим формальным признанием власти и значения самой личности командира произошло и официальное разграничение его полномочий и полномочий Клюге – «танковая группа более не подчиняется 4-й армии».

Вновь обретя свободу, Гудериан немедленно принялся воплощать свои планы в жизнь – или, вернее, такой их вариант, какой он считал возможным в неопределенных и расплывчатых рамках директивы ОКХ. «Независимо от того, какие решения теперь может принять Гитлер, – писал он в своем дневнике (и когда мы читаем о взрывах ярости Гитлера по отношению к своим генералам в 1944 году, очень важно не забывать, что же они сами писали о Гитлере в 1941 году), – непосредственной задачей является ликвидация самой опасной угрозы противника… правому флангу танковой группы». А эта «задача» требовала организации наступления вдоль оси, находившейся под углом около 90 градусов к той, что предписана на совещании 27 июля.

План атаки Гудериана на Рославль был сразу же принят Боком, и в свете последующих событий разумно предположить, что между ними было хотя бы молчаливое соглашение о том, что они будут продолжать пытаться создать такую ситуацию, в которой наступление на Москву вновь обретет свой темп. 27-го и 28 июля Бок подчинил Гудериану еще шесть пехотных дивизий, две из которых должны были быть введены в Ельнинский выступ, чтобы высвободить оттуда танковые силы. Однако высвобожденные таким образом танковые дивизии не были направлены в район Рославля, а отведены к Прудкам – Починку для отдыха и ремонта. Этот момент, наряду с удержанием Ельнинского выступа под ответственностью армейской группы Гудериана, должен рассматриваться как еще одно доказательство того, что Бок все еще надеялся возобновить наступление на восток, как только закончится сражение под Рославлем. Пока шли эти приготовления, Гудериана посетил полковник Рудольф Шмундт, главный адъютант Гитлера. В германской иерархии Шмундт занимал двусмысленное положение. Он был пылким национал-социалистом, преданным Гитлеру, но вместе с тем находился в дружеских отношениях с армейским генералитетом и пользовался его уважением.

Официальной целью приезда Шмундта было награждение Гудериана Дубовыми листьями к Рыцарскому ордену, но он не терял времени и поднял вопрос о «намерениях» армейской группы. Согласно Гудериану, Шмундт сообщил ему, что Гитлер, оказывается, все еще не решил, какая цель будет главной, но что он «имеет в виду» три цели. Это Ленинград, захват которого необходим для освобождения Балтики, обеспечения снабжения из Швеции группы армий «Север». Это Москва, «промышленные мощности которой очень важны». И третья цель – Украина. После этого Гудериан стал убеждать Шмундта в том, чтобы тот посоветовал Гитлеру выбрать наступление на Москву, «сердце России». Он также попросил новых танков и запасных частей.

1 августа Гудериан начал свое рославльское наступление. Остатки двадцати одной дивизий русских, так отважно бросавшихся в неподготовленные атаки предыдущей недели, по численности своего боевого состава свелись к 12, и для их поддержки осталось только одно танковое соединение – понесшая тяжелые потери 105-я бригада. Эти войска были совершенно измотаны, им не хватало боеприпасов, они были разобщенны и фатально уязвимы. Для своей атаки Гудериан располагал четырнадцатью дивизиями, четыре из которых были танковыми[51].

На крайнем правом фланге атаки 4-я танковая дивизия вырвалась на открытую местность уже через несколько часов и разрезала русский фронт, находившийся в 20 милях к югу за рекой Остер, более или менее параллельно ей. Дивизия прошла почти 30 миль вперед и к вечеру 2 августа оказалась по обе стороны дороги Рославль – Брянск и вступила в пригород Брянска. Тем временем 29-я моторизованная дивизия – левая часть клещей – наступала вдоль долины реки Десны. Русский центр развалился под напором семи свежих немецких пехотных дивизий. Измотанные русские солдаты сыпались в стороны как переспелое зерно под стальным серпом танков. Отступая со скоростью чуть быстрее пешего шага, они не смогли попасть в Рославль из-за огня 4-й танковой и 29-моторизованной дивизий. Они повернули обратно к северу у Ермолина, где наткнулись прямо на 292-ю и 263-ю пехотные дивизии. Здесь, в этой безлюдной болотистой местности, образовался котел, к которому немцы ежедневно подтягивали все больше артиллерии, а попытки русских вырваться становились все слабее. Наконец, к 8 августа армейская группа доложила, что сопротивление русских «ликвидировано».

Некоторое понятие о бедственном состоянии вооружения у русских может дать тот факт, что немцы захватили только 200 орудий (у них был обычай включать минометы в отчеты о захваченной артиллерии), а численность русских в окружении превышала 70 тысяч человек.

Эта оценка численности русских базируется на данных идентификации частей в боях либо средствами разведки, например с воздуха. Здесь не учитываются «стратегический резерв» Ставки на Урале, откуда в это время на пути к Оке находились около 14 стрелковых дивизий. Но на деле в районе Урала не было «стратегического резерва» в общепринятом смысле, поскольку он был не более чем учебным и транзитным районом для войск, уже прибывавших из азиатской части России. Нет сомнений в том, что на этом этапе немцы имели и численное и качественное превосходство в этом секторе.

Можно, собственно, сказать, что сражение под Рославлем закончилось даже ранее 8 августа с захватом самого города 3 августа, потому что в этот день Гудериан выделил ударную танковую группировку из ведущих сражение войск для проведения рекогносцировки в южном направлении к Родне. Таким образом, это сражение явилось одной из самых стремительных и самых впечатляющих побед вермахта на Востоке. Снова в русском фронте появилась брешь, снова от Красной армии отхватили огромный кусок и бросили его в мясорубку. Но вопрос развития этой победы повис в воздухе.

У самого Гудериана не было сомнений в том, как следует действовать, и в той мере, которую позволяла его близость к Браухичу, Бок, несомненно, поддерживал его. В собственных донесениях Гудериана тех времен то и дело встречаются упоминания «главной дороги на Москву»[52]. По-видимому, он считал рославльскую операцию предварительной ступенью для сокращения своего правого фланга. Москва еще была на расстоянии 150 миль на востоке, а основание его выступа имело в ширину почти 50 миль, а фланги глубиной более 100. Своим блестящим ударом под Ельней немецкий танковый командир ускорил начало контратаки Тимошенко и этим вытащил пехоту группы армий «Центр» из-за Днепра, вынудив их вступить в сражение. Но в то же время его танки оставались в боях, так что те же самые факторы, удерживавшие в его руках центр тяжести в течение этих трех лишних недель, теперь делали паузу неизбежной. Прежде чем сделать еще один «прыжок», танковым дивизиям было необходимо подремонтироваться, отдохнуть и довести запасы горючего и боеприпасов до штатного уровня. Срок периода отдыха, на котором так настаивал Браухич в разговоре с Гитлером, давно прошел. Гудериан брал время взаймы, а теперь приходилось отдавать долг.