Роза и кинжал - Рене Ахдие

безошибочно читались на лице юноши. Он нес их, словно знамя. Печаль. Раздражение. Гнев. Разочарование. Надежда. Впервые Шахразада всерьез задумалась над тем, чтобы сбежать с посиделок, но вместо этого взяла себя в руки, подняла голову и встретила взгляд Тарика.

Он даже не сбился с шага. И не отвел глаза.

Шахразада едва обратила внимание, что Рахим занял место рядом с Ирсой, вызвав своим движением сноп искр и упреки с разных сторон, так как в этот момент боролась с желанием отстраниться от Тарика, который опустился на подушки справа и положил левую руку на песок за спиной Шахразады. Теперь они сидели плечом к плечу, слишком близко, чтобы кто-то принял позу за дружескую.

Скорее, она была вызывающе собственнической.

Шахразада напряглась всем телом и сощурилась, желая оттолкнуть Тарика.

Он прекрасно знал, насколько она ненавидела подобное поведение.

Но почти сразу стали ясны причины этого поступка: готовые напасть волки отступили – осуждающие, враждебные взгляды стали просто оценивающими.

Словно по волшебству.

Тарик все рассчитал. Шахразаде претило прибегать к подобным манипуляциям, но она не могла не заметить перемену отношения к ней окружающих.

Они прислушиваются к своему предводителю.

Неужели это друг детства, бывший возлюбленный стоял за нападением на столицу? Неужели это он отправил наемников фидаи в покои Шахразады?

Нет. Тарик не мог так поступить.

Несмотря на его жгучую ненависть к Халиду, любовь к ней перевесила бы и побудила бы отказаться от столь радикальных мер. Остановила бы от обращения к наемным убийцам из опасения навредить Шахразаде.

Так ведь?

Она ощутила вспышку сомнения, но тут же прогнала ее. Как можно не верить тому, кого знал и любил всю жизнь?

Сидевшая слева Ирса продолжала нервно трясти ногой. Только Шахразада собралась отпустить комментарий, чтобы попросить прекратить, пока она не сошла с ума, как Рахим положил ладонь на колено сестры и остановил подергивание.

– Эти движения отгоняют удачу, Ирса аль-Хайзуран. А она нам вскоре очень пригодится.

Глаза юноши метнулись к шатру шейха, откуда продолжали выходить люди. К месту, где совсем недавно проводился военный совет.

Ладонь Рахима так и осталась лежать на колене Ирсы.

Даже в неверном свете пляшущих языков пламени Шахразада разглядела легкий румянец на щеках сестры. Затем внимательнее посмотрела на друга Тарика, отметив странную улыбку на его губах, и подумала:

«Ирса и… Рахим?»

Шахразада вырвала полупустой сосуд из рук Тарика и поднесла к губам.

Жар от костра согрел вино, отчего вкус пряностей стал ярче. Гвоздика и корица. Легкий оттенок имбиря. Богатая сладость меда и резкая цитрусовая нотка кардамона.

Напиток был крепким и вкусным.

Ударяющим в голову.

Шахразада выпила гораздо больше, чем следовало.

– Шази, – в голосе Тарика звучало не осуждение, но предостережение.

Она посмотрела на него, встретив взгляд из-под нахмуренных бровей, откашлялась после пряного вина и бросилась в атаку:

– Почему тебе позволено пить сколько душе угодно, а мне нет?

– Потому что мне нечего доказывать окружающим, – проворчал Тарик, пытаясь отобрать сосуд.

– Зануда, – отдергивая его, фыркнула Шахразада. – Ты мне не надсмотрщик, как бы тебе этого ни хотелось. – Она планировала всего лишь поддразнить друга, но пожалела о сказанном сразу же, как только слова слетели с губ: Тарик сразу же замкнулся.

– Благодарю за это небеса, – проговорил он безжизненным тоном.

Шахразада наклонилась, желая принести извинения, но не представляя, с чего начать.

Внезапно Тарик обхватил ее, стремительно протянул длинные руки и вцепился в сосуд, прошептав на ухо:

– Отдай сейчас же, иначе я помогу утопить печали в вине и опрокину его тебе на голову.

В голосе сына эмира отчетливо слышалась угроза пополам с насмешкой. Его дыхание щекотало кожу Шахразады, заставив ее замереть без движения.

– Только посмей, и я укушу тебя за руку, – прошипела она наконец. – Будешь кричать и молить о пощаде, как мальчишка.

– Мне казалось, ты устала от кровопролития, – смех Тарика был густой смесью воздуха и звука. – Может, следует перебросить тебя через плечо и унести прочь на глазах у всех?

Не желая сдаваться без боя, Шахразада ущипнула предплечье наглеца, заставив его поморщиться, но все же выпустила сосуд, пообещав:

– Это еще не конец.

– Даже не сомневаюсь, – ухмыльнулся Тарик и отхлебнул отвоеванное вино.

Хотя Шахразада и уступила в этом сражении, она почувствовала облегчение от того, что впервые за неделю с момента, когда Рей остался позади, они с Тариком разговаривали без повисших между ними напряжения и боли.

Без воспоминаний о предательстве.

Впервые Шахразада позволила себе надеяться, что их дружеские отношения могут пережить все случившееся, и почувствовала, как с сердца свалился тяжкий груз. Она запрокинула голову и посмотрела вверх, на звездное небо: глубочайшего оттенка темно-синего, тянущееся до самого горизонта, где смыкалось с песком. Яркий серпик месяца то и дело затягивало легкой дымкой набегавших облаков. Светящиеся точки перемигивались – одни весело, другие проказливо, третьи многозначительно – стараясь затмить друг друга.

В Рее их не было видно так отчетливо.

Вспомнилась поговорка, которую любил повторять отец: «Чем темнее небо, тем ярче звезды».

Шахразада глубоко погрузилась в свои мысли, поэтому раздавшийся рядом взрыв смеха заставил ее вздрогнуть. Девушек, сидевших возле кальянов, развлекали юноши, которые то и дело прикладывались к сосудам с вином.

– Чего бы там ни требовал старый шейх, неважно, где мы встанем лагерем. Важно то, что мы скоро захватим Рей, – заявил нетрезвым голосом один из молодых воинов. – И когда это произойдет, я первым помочусь на могилу Халида ибн аль-Рашида! – Он отсалютовал сосудом с вином.

Девушки захихикали. Другие юноши присоединились к тосту, поднимая бутыли высоко, а голоса еще выше.

Всеобщее ликование ледяным острием вонзилось в сердце Шахразады.

– Такое чудовище, как халиф, не заслуживает могилы, – прокомментировал еще один воин. – Нужно отрубить ему голову и насадить ее на пику. Хотя такая смерть кажется слишком легкой после того, что он сотворил с бедными, ни в чем не повинными девушками. Лучше разорвать чудовище конями и бросить на поживу воронам. – Раздался хор согласных возгласов. – Или еще лучше – пусть птицы клюют плоть заживо.

Одобрительные крики привлекали к группе все новых участников, как мед привлекал пчел.

Шахразада ощутила, как от ярости кровь вскипает в жилах, а от ужаса волоски на руках встают дыбом. Халид!

Угрозы пьяных глупцов нарисовали перед мысленным взором такую яркую, живую и беспощадную картину, какую точно не скоро удастся забыть: сильный и гордый халиф, прекрасный и сломленный юноша, которого Шахразада любила больше всего на свете, лежал четвертованный.

Она никогда не подпустит этих кровожадных юнцов и близко к Халиду. Скажет и сделает что угодно, обманет, будет плыть