Царь Борис и Дмитрий Самозванец - Руслан Скрынников

Вопреки официальным легендам, отъезд правителя был вынужденным шагом. Годунов потерпел поражение на избирательном Земском соборе. Кроме того, агитация его противников резко осложнила положение в столице. По всему городу толковали, будто правитель отравил благочестивого царя Федора, чтобы завладеть короной. Трудно было придумать обвинение более тяжкое, чем цареубийство, и найти лучшее средство, чтобы поднять против Годунова посадские низы. Непосредственный участник избирательной борьбы дьяк Иван Тимофеев со всей определенностью писал о причинах, побудивших правителя покинуть столицу в критический момент. Годунов, по его словам, опасался в сердце своем, не поднимется ли против него вдруг восстание и не поспешит ли народ отомстить за смерть царя, подняв руку на его убийцу26.

Отъезд Годунова из Кремля мог привести к его немедленной отставке с поста правителя, если бы Земский собор продолжил свою работу. Однако на помощь правителю пришло руководство церкви. Патриарх Иов добился отсрочки выборов под предлогом, во-первых, 40-дневного траура по усопшему царю, а во-вторых, необходимости дождаться, пока в Москву съедутся духовные чины и «всяких чинов, великих государств, многих родов служивые и всякие люди»27.

Отъезд Годунова в Новодевичий монастырь знаменовал крутой поворот в его избирательной кампании. Сторонники правителя задались целью вновь опереться на авторитет постриженной царицы.

Официозные легенды гласили, что после пострижения вдова Федора приняла в монастыре «тихое и безмолвное иноческое житие». В жизни было иначе. Еще до своего пострижения царица издала 8 января указ о всеобщей и полной амнистии. Она приказала без всякого промедления выпустить из тюрем всех опальных изменников, татей, «разбойников» и прочих сидельцев. Указ царицы был исполнен — темницы узилища «отверзты», но не во всех городах. Будучи в Новодевичьем монастыре, старица обратилась в Яренск и Вымские волости с облеченным в форму именного указа распоряжением о неукоснительном проведении амнистии. Библиотекарь А. Попов, скопировавший грамоту, утверждал, что подлинник был скреплен собственноручной подписью старицы, именовавшей себя «государыня царица и великая княгиня Александра Федоровна всеа Русии»28.

Патриарх взялся убедить столицу в том, что Годунова, несмотря на потрижение, сохранила царский титул и все вытекающие из него полномочия. Отправившись в Новодевичий монастырь, глава церкви обратился к старице Александре с упреком, что она покинула мир, «царя не устроив в свое место никого». Одновременно Иов просил Бориса вернуться в столицу и вновь встать у кормила государства: «…буди нам милосердный государь и правитель благоприятный всего Российского государства». Ответ Бориса изложен неодинаково в утвержденных грамотах о его избрании на трон. В документе первоначальной редакции значилось, что Борис послушал патриарха и согласился вернуться в Кремль: он «с боляры радети и промышляти рад не токмо по-прежнему, но и свыше перваго»29. В грамоте поздней редакции сказано, что правитель объявил о своем решении удалиться от дел и передать управление патриарху и боярам. Патриарх пытался выполнять несвойственные ему функции, рассылал от своего имени грамоты по поводу местнических споров и пр. Однако бояре отказались подчиняться его распоряжениям30. На голову Иова посыпались упреки и брань. В те дни, вспоминал патриарх, я впал «во многие скорби и печали», и на меня «озлобление и клеветы, укоризны, рыдания и слезы, сия убо вся меня смиренаго достигоша»31.

17 февраля истекло время траура по Федору, и Москва приступила к выборам нового царя. Иов созвал на своем подворье собор. Как значится в утвержденной грамоте ранней редакции, на соборе присутствовали бояре, христолюбивое воинство и «всяк возраст бесчисленных родов Российского государства»32. Под пером сторонников Бориса собрание в патриарших хоромах превратилось во вселенский собор с участием «бесчисленных родов» всякого возраста. Поздний редактор нарисовал более прозаическую картину. Но эта картина была столь же далека от действительности. Иов будто бы созвал правильный Земский собор с участием боляр, дворян, служилых людей, «всего христолюбивого воинства», гостей и «всех православных крестьян всех городов Российского государства»33. Иначе говоря, на патриаршем дворе собрались представители от столичного посада, гости и даже представители от городов.

Деятельность собора возглавили некие бояре, принесшие к патриарху письменное «свидетельство» в пользу избрания на трон Бориса. Они, как отметил очевидец дьяк Иван Тимофеев, «не поленились встать на заре и вручили Иову хартию»34. Текст «свидетельства» или «хартии» приведен в майской утвержденной грамоте. Его авторы не упустили ни одной детали, которая могла бы подкрепить претензии Годунова на трон. С детства Борис «был питаем» от царского стола. Во время болезни Годунова царь Иван посетил его дом и на пальцах показал, что царевич Федор, невестка Ирина и сам Борис для него равны и дороги, как три перста и пр.

«Хартию» написали, по-видимому, те же лица, которые ранее сочинили январский соборный приговор об избрании Бориса, отвергнутый думой35. Рассказав о посещении больного Бориса Грозным, составители «хартии» подчеркнули: «а с ним, мы, холопи его, были»36. Ивана сопровождали самые близкие к нему лица. К1598 г. эти люди либо умерли, либо оказались в числе противников Бориса. Исключение составляли постельничий царя Дмитрий Годунов с братьями и И. П. Татищев. Очевидно, в этом круге лиц и была составлена «хартия».

На январском соборе недруги правителя без труда разоблачили вымыслы насчет завещания царя Федора, якобы избравшего своим преемником Годунова. По этой причине авторы «хартии» не решились повторить старую выдумку. Миф о благословении Федора уступил место мифу о благословении Ивана IV.

После прочтения «хартии» избирательный Земский собор в тот же день вынес решение организовать всенародное шествие к старице Александре, с тем чтобы просить ее усадить на царство правителя.

Утвержденная грамота сообщает о единодушном избрании Бориса, но ее показания решительно расходятся с неофициальными данными. В то время как Годуновы собрали собор на патриаршем дворе, Боярская дума провела заседание в Кремлевском дворце. В ходе совещания бояре приняли важное решение, содержание которого передал в своем донесении австрийский посланник М. Шиль, посетивший Москву в сентябре 1598 г. По словам Шиля, едва истекло время траура, бояре собрались во дворце и после прений обратились к народу с предложением принести присягу на имя думы.

Лучший оратор думы дьяк В. Я. Щелкалов дважды выходил на Красное крыльцо и настойчиво убеждал толпу, что присяга постриженной царице утратила силу и теперь единственный выход — целовать крест боярам37.

Достоверность известия М. Шиля подтверждается источником более раннего происхождения — донесением неизвестного лица из Польши в Англию, датированным июлем 1598 г. и полученным в Англии 3-го августа того же года. Ссылаясь на письма польского гонца из Москвы, автор донесения сообщал, что «супруга покойного великого князя (в Москве. — Р. С.) поставила на управление княжеством своего брата Бориса до тех пор, пока не будет поставлен настоящий князь. Канцлер, наоборот, перед сословиями провозгласил, что Борис еще не утвержден в качестве великого князя и знатные московиты ему противятся; даже некоторые утверждают, что Бориса следует убить»38. Информация австрийского и польского происхождения совпадает в самом существенном пункте. Против избрания Бориса выступил дьяк В. Я. Щелкалов, за спиной которого стояли «знатные господа» — руководство Боярской думы. Обращение думы, однако, не вызвало воодушевления в народе. Попытка ввести в стране боярское правление провалилась.

В XVI в. ни один Земский собор не функционировал без участия Боярской думы, составлявшей своего рода «верхнюю палату» собора. Низшие соборные чины — представители дворян, приказной бюрократии и посада — могли конституировать свое совещание как государственный орган, только присоединившись к Боярской думе. Именно так учреждался избирательный собор, который начал действовать в январе 1598 г. Однако 17 февраля дума и собор распались на два противостоявших друг другу лагеря. К одному принадлежали Ф. И. Мстиславский, братья Романовы и их родня (Б. К. Черкасский, Ф. Д. Шестунов, И. В. Сицкий), князь И. И. Голицын, оружничий Б. Я. Бельский, печатник В. Я: Щелкалов; к другому — Д. И. Годунов, С. В. и И. В. Годуновы, князь И. В. Гагин, С. Ф. Сабуров, Я. М. Горунов, А. П. Клешнин, думный дворянин И. П. Татищев и др.

Старшие бояре, заседавшие в традиционном помещении Боярской думы во дворце, имели полномочия для руководства избирательным собором. Но их не поддержала добрая половина «младших» бояр и руководство церкви. По донесениям литовской разведки, на стороне Годуновых выступили также стрелецкие командиры и «чернь»39. Стрелецкие войска несли охрану Кремля, и их поддержка имела весьма существенное значение для годуновского собора. Раскол в верхах создал новую ситуацию в столице. Противоборствующие партии были вынуждены искать поддержку у той самой «черни», которая в обычной ситуации не могла участвовать в царском избрании.