Замена объекта - Александра Маринина

Выйдя из подъезда, я заскочил к себе проверить зверей. И правильно сделал, как выяснилось, потому что утром, будучи в расстроенных чувствах, не нашел в себе моральных сил противостоять жалобным просьбам четвероногих и дал, как обещали насчет коммунизма, «каждому по потребностям». То есть кто, что просил, то и получил, причем в избытке: мяса, паштета, крабовых палочек и консервированной кукурузы, до которой особенно охочи были Айсор и Карма. В результате все пять лотков, стоящих в ванной, нуждались в срочной очистке. Народец у меня в квартире собрался капризный и до ужаса чистоплотный, невычищенный лоток для них - вещь неприкасаемая, посему, если бы я не зашел сейчас домой, им, бедолагам, пришлось бы со своими насущными нуждами терпеть до вечера, пока у меня не закончится прием населения.

***

В квартире, номер которой дал мне Иван Хвыля, по-прежнему никто дверь не открывал, и я вернулся в свой околоток. Минут сорок провел в обществе молоденькой Верочки, работающей с несовершеннолетними правонарушителями: делился с ней полученной сегодня информацией о детках, поселившихся в новом доме. А уже за час до начала приема населения ко мне пошел народ. Я, знаете ли, поневоле стал крутым специалистом по телевизионным программам, потому что пожилые женщины упорно не хотят приходить ко мне с шести до восьми, им нужно сериалы смотреть в шесть часов, и я отношусь к этому с пониманием. Какие еще радости у бабуськи, тем более если она живет одна? В доме номер 16 опять стали тусоваться бомжи; в доме 5 по ночам что-то разгружают в подвал, громыхают, спать не дают и вообще готовят теракт; Витька Семенихин снова запил, бьет жену, выгоняет из дому в чем мать родила и громко поносит власть, чем нарушает законное право соседей на мирный отдых. Насчет подвала мне было все известно, никакого криминала, а вот с бомжами и алкоголиком Семенихиным следовало разобраться сегодня же. Этим я и занялся с восьми до девяти вечера, после чего уже в третий раз наведался к Павлику Анташеву.

Дверь мне открыла женщина лет пятидесяти или чуть меньше, очень, на мой взгляд, симпатичная, только глаза грустные. Надо полагать, бывшая жена овдовевшего накануне бизнесмена Анташева. Интересно, она уже знает о смерти Аллы? По идее, должна бы знать: если опера сработали нормально, то с ней побеседовали в первую очередь, проверяя версию убийства из ревности.

- Здравствуйте. Участковый уполномоченный капитан Дорошин Игорь Владимирович, - представился я.

- Марина Григорьевна, - женщина протянула мне руку и неожиданно сильно сжала мою ладонь. - Вы пришли поговорить об Алле?

Так. Стало быть, знает. Ну ладно, она-то знает, а я пока не в курсе. Иван велел сильно не нажимать, вот я и не буду.

- Алла - это ваша дочь? У вас с ней проблемы?

Из комнаты в прихожую вышел молодой парень, такой же симпатичный, как Марина Григорьевна, и очень на нее похожий, но при этом ужасно неприятный. Немытые волосы свисают вдоль скул, говорят, это нынче модно. На носу маленькие очочки, щеки и подбородок покрыты пятидневной щетиной. Если отвинтить голову, помыть ее, побрить, причесать и привинтить на место, то Павлик Анташев будет выглядеть очень даже премило, а так он производил впечатление неопрятности и неухоженности. Впрочем, возможно, я просто придираюсь и ничего не смыслю в современной моде.

- Ну да, по возрасту Алла как раз в дочери годится, - заявил он, проигнорировав этап приветствия.

- Паша! - с упреком воскликнула Марина Григорьевна.

- Да ладно, - Павел скривился.

Я достал блокнот с твердой обложкой и приготовился изображать добросовестного участкового.

- Прошу прощения, я, вероятно, чего-то не понял. Я обхожу новый дом, знакомлюсь с жильцами. Много времени у вас не отниму. Куда можно пройти, чтобы побеседовать?

- Проходите в комнату, - пригласила мать. - Мебель пока еще не вся куплена, так что стола и стульев нет, но можно сесть на диван.

- Ничего, - успокоил я ее, - я на коленке умею писать.

Одного быстрого взгляда мне хватило, чтобы понять: в эту квартиру въезжали без ремонта, только, может быть, новые обои наклеили. Что это, недостаток средств у Марины Григорьевны, воспитательная мера или настойчивое желание сына поскорее переселиться от матери в отдельное жилище? Подозреваю, что не первое и не второе, а именно третье. Судя по украшениям бывшей жены бизнесмена Анташева, на ремонт однокомнатной квартирки денег у нее вполне хватило бы. Один только деловой костюмчик от «Эскада», в который она одета, стоит столько, что на эти денежки можно всю сантехнику здесь поменять с обычной на элитную.

- Сколько человек проживает в квартире? - спросил я, глядя на Марину Григорьевну, словно она здесь главная и никакого Павлика и в помине нет. - Трое?

- Нет, почему же трое? Только сын. Я живу отдельно.

- А Алла, о которой вы говорили? Она тоже здесь живет?

Ну а что? Прикидываться так прикидываться. Они же говорили про какую-то Аллу, так что я имею полное право на подобные вопросы.

- Нет-нет, вы не так поняли, - торпливо заговорила Анташева. - Никакой Аллы здесь нет. Только мой сын Павел.

- Квартира приобретена в собственность или вы ее получили как очередники?

- В собственность. Я ее купила для сына!

Что ж, теперь можно и на сына обратить внимание. Павел стоял, прислонившись к стене и засунув руки в карманы кожаных брюк, и вид у него был одновременно недовольный и какой-то расслабленный. То есть ни малейшего напряжения визит работника милиции у него не вызвал. Может, он и в самом деле не имеет отношения к убийству Аллы Сороченко и возле театра вчера был не он? А может, успешно притворяется.

- Будьте любезны ваш паспорт, - обратился я к нему.

Павлик нехотя отлип от стены и вяло выполз из комнаты. С мебелью и впрямь было напряженно, посему документы пока хранились, вероятно, в кухне в коробке. Или он носит паспорт с собой в кармане куртки. К сожалению, в прихожей никакой вешалки я не увидел, там были только пустые стены и обувь на полу, так что впору было сделать вывод, что верхняя одежда тоже складывается где-то в районе кухни. Жаль, конечно, что одежду мне увидеть не пришлось, все-таки какое-никакое описание куртки, в которой накануне видели неустановленного молодого человека возле театра, у меня было, и можно было бы сделать первые прикидки. Впрочем, это работа не моя, а оперативников, а мне не велено соваться туда, куда не велено. Вот она, горькая доля участковых… Впрочем, кому, может, и горькая, а мне в самый раз, я за раскрытиями никогда не гнался, и ежели чего удавалось нарыть - с легкой душой отдавал операм. Им - галочки в отчетность, мне - нагоняи от начальства за отсутствие показателей участия в раскрытии преступлений и розыске преступников, но операм галочки нужнее, а мне от взбучек ни жарко ни холодно, я давно отучился быть трепетным.

Павел принес паспорт, и дальше разговор пошел привычным порядком: вопрос - ответ, вопрос - ответ, запись в журнал, запись в блокнот. В журнал шло то, что предписано инструкцией, в блокнот - то, что интересует лично меня. Минут через десять я почувствовал, что пришло время снова вернуться к Алле, но не напрямую.

- Анташев, Анташев… - я изобразил усиленную работу мысли. - Вы на моем участке раньше не проживали?

- Откуда я знаю, где ваш участок? - задал Павел встречный вопрос, который по интонации был скорее похож на попытку огрызнуться. Ах ты, огрызок сопливый!

Марина Григорьевна постаралась исправить положение. Вообще она, похоже, тетка нормальная.

- Мы раньше не в этом районе жили, - вежливо сказала она, - мы с сыном жили в Марьине, я и теперь там живу.

- Странно, откуда же мне ваша фамилия знакома? Фамилия редкая, бескоренная, я имею в виду - с точки зрения русского языка. Но я совершенно точно где-то ее слышал… Это ваша девичья фамилия? - обратился я к матери.

- Нет, это фамилия мужа. Мы в разводе.

- Вон что… Так, может, ваш муж здесь проживал? Не знаете?

- Не знаю, - она пожала плечами. - Пока мы были женаты, у нас была квартира на Малой Бронной, а где он жил до этого, я не очень в курсе. Может быть, и в вашем районе. Но в то время вы вряд ли могли работать участковым, это было больше двадцати лет назад.

- Это да, - согласился я с ее безупречной логикой. - Двадцать лет назад я еще в школе учился. А вот насчет Аллы я хотел еще спросить. Она здесь бывает?

- Господи, да что за вопросы у вас такие странные! - возмутилась Марина Григорьевна. - При чем тут какая-то Алла? Я же вам русским языком сказала: квартира куплена мною для сына, я - собственник, а жить здесь будет Павлик. Один. И все.

- Вы извините меня, Марина Григорьевна, - мягко сказал я, краем глаза наблюдая за Павликом, который при новом упоминании Аллы здорово напрягся, - но я участковый, а не дворник. Вы вспомните: вы открыли мне дверь, увидели человека в милицейской форме и сразу подумали, что я пришел насчет Аллы. Это ваши слова, я ничего не выдумал. О чем это говорит? О том, что есть некая Алла, которой может интересоваться милиция, уж не знаю, что она там натворила, но у вас есть все основания полагать, что мы можем ею интересоваться. И я как человек, отвечающий за жилой сектор, должен знать, может ли эта Алла здесь появиться и чего от нее ждать. Поймите, это не праздное любопытство, это моя обязанность, работа у меня такая. А вдруг она - сбытчица наркотиков и собирается устроить в этой квартире притон, пользуясь неопытностью и молодостью вашего сына? Да мало ли что может быть…