Мой стокгольмский синдром (СИ) - user

Спазм в животе заставил меня подняться и кое-как дойти до туалета. Люди расступались и отводили глаза. Неужели я настолько страшно выгляжу? Душ облегчения не принес, но я хотя бы смыла кровь с ног. Разорвав часть простыни на тонкие полосы и заменив ими испорченное полотенце, я стала чувствовать себя менее грязной. Пусть это не самые лучшие прокладки, но хотя бы что-то.

Когда я в очередной раз вышла из туалета, на меня случайно наткнулся один из уцелевших мальчишек.

- Раду! – грозно рявкнула на него мать, и оттащила в сторону.

Господи, да что со мной не так? И почему вы все шарахаетесь в сторону как черт от ладана?

- Извините, - пробормотала я по-английски. – Я не хотела его напугать.

Женщина попятилась, уводя за собой сына.

- Вы меня не понимаете? – продолжала я, переходя на русский.

Ответа не последовало. Я подошла к всхлипывающей тайке, державшей старика за руку. Его лоб покрылся испариной, лицо посерело.

- Давайте я помогу… У вас есть что-нибудь, куда можно налить воды?

Тайка испуганно заверещала, отмахиваясь от меня свободной рукой.

- Меня кто-нибудь понимает? – я обвела барак озадаченным взглядом.

Люди молчали. Я не могла их за это винить – доверять незнакомке не было ни единой причины. Но сейчас мне очень нужны союзники, поэтому я снова попыталась разбить лед.

- Меня зовут Селина, и я участвовала в предыдущей охоте. Я знаю схему леса, и где находятся основные ловушки. Я покажу их…

Договорить мне не дал стук открывшейся двери – принесли ужин. С поднятыми винтовками Стиляга и Священник разошлись по разным концам барака. Увидев их, народ забился по углам или замер на кроватях. Пока заносили ланч-боксы и воду, я не сводила глаз со стоящего рядом Священника, но он даже не посмотрел в мою сторону. Вашу мать! Вы сговорились? То, что Джейсон снова притащил меня в барак, не делает меня мебелью! Пока я негодовала, разгрузка закончилась. Егеря и охранники молча удалились.

- В воде снотворное, будьте осторожны, - я снова подала голос, когда окружающие робко потянулись за едой. – И в каше.

Со мной по-прежнему не разговаривали, но пару раз я поймала заинтересованные взгляды. Прогресс есть, нужно продолжать.

- Завтра охоты не будет, и есть возможность подготовиться. Попробовать сделать оружие – свинтив часть трубы в туалете или обрезать бутылки под острым углом. Убить этим пластиком сложно, но можно хотя бы ранить.

Все больше людей смотрело на меня, но никто, пока, не произнес ни слова.

- В лесу расставлены капканы, старайтесь передвигаться по проложенным тропам. Еще там есть петли, сети и волчья яма…

- Можешь не усердствовать, нам запретили разговаривать с тобой. Если, конечно, мы не хотим сдохнуть раньше времени.

Я не увидела, кто это сказал, но с плеч словно сняли тяжелый груз: я не прокаженная, их просто запугали.

- Но здесь нет микрофонов! – воскликнула я, пытаясь найти глазами неизвестного собеседника. – Только камеры. Никто не узнает, что вы говорите со мной. Просто не смотрите в мою сторону…

- Как тебе удалось выжить?

Это был уже другой голос, и я вздохнула с облегчением: я все-таки до них достучалась.

- Меня… меня забрали с площадки за два дня до окончания охоты.

- Почему? – женщина с ребенком на руках не сводила с меня тревожного взгляда.

В моем ответе она ждала спасения. Но что я могла ей ответить?

- Почему тебя не убили? – повторила она.

Потому что зверь решил сделать меня своей игрушкой.

- Потому что ты шлюха?

Вопрос был больнее, чем пощечина, но я молчала. Наступившая тишина давила. От меня все еще ждали ответа.

- Я хочу вам помочь… - наконец, пробормотала я. – Рассказать, как здесь все устроено. Посоветовать…

- Если ты не знаешь, как отсюда выбраться, то все свои советы можешь засунуть… - женщина витиевато выругалась на смеси английского и какого-то неизвестного языка. – Подстилка, - с презрением добавила она, сплюнув на пол.

Праведница хренова! Неожиданно для себя я разозлилась. А ведь еще недавно я точно так же смотрела на Снежану. Можно подумать, что мне дали право выбирать! Хотя, выбор есть всегда, и когда я поднялась по ступеням трейлера, я его сделала. Нельзя обижаться на правду. Я – шлюха. Только я променяла тело и волю не на деньги, а на возможность еще немного пожить.

Меня больше ни о чем не спрашивали. Но я упрямо говорила: про ловушки, охрану на башнях, камеры, деление леса на квадраты, рации, егерей… Меня распирало от количества информации, которую я хотела успеть передать. Я предупреждала, упрашивала, советовала. Но все мои пламенные пассажи разбивались о стену равнодушия. Люди понимали, что я не могу ответить на главный вопрос: как отсюда выбраться живыми? Я рассказала обо всем, кроме бункера. Это будет моим последним козырем – там можно спрятать детей.

Ближе к ночи я выдохлась, да и остальные тоже устали – и от меня, и от давящего отчаяния. Народ засыпал: кто-то сам, а кто-то благодаря снотворному. Свою бутылку я отдала тайке, чтобы она напоила старика. Ворочаясь, я слышала, как он тяжело дышит, а она успокаивающе что-то ему шепчет, иногда всхлипывая.

Утром я проснулась одной из последних. Вокруг меня уже царила суета, сопровождаемая позвякиванием цепей: разбирали ланч-боксы с завтраком. Гадая, как я могла проспать приход егерей и охраны, я поднялась. Мысль о том, был ли среди них Джейсон, я старательно отгоняла. К окну, тем не менее, походила довольно часто, но ни разу его не увидела. Погода портилась: облака сгущались, моросил дождь, и к обеду перерос в ливень. В бараке стало прохладно. Матеря мешающийся наручник, я натянула один рукав кофты, а второй просто накинула на плечо. И с ногами забралась на кровать. Живот ныл, есть не хотелось. Вопросов мне по-прежнему не задавали, а заново повторять попытку обзавестись единомышленниками я не хотела.

Теперь моей целью были только дети – пятеро мальчишек. Один из них, Кристоф, вчера лишился брата и теперь не отходил от плачущей матери ни на шаг. Второй – столкнувшийся со мной Раду – возился на полу с пустыми пластиковыми бутылками, гоняя их, как машинки. Игрушки периодически отбирали Михай и Влад – два его старших брата. Троица спорила на непонятном мне языке, похожем то ли на польский, то ли на румынский. Имя пятого ребенка я пока не успела узнать – он был самым молчаливым и спокойным, не давая матери даже повода себя окликнуть. Это она вчера назвала меня шлюхой. За весь день мне не удалось полноценно пообщаться ни с одним из этой пятерки – едва я подходила, матери меня отгоняли. На контакт шел только Раду, но он не понимал ни слова из того, что я говорила. Когда принесли ужин, я воспользовалась недолгим отсутствием матери пятого мальчика и попыталась его расспросить, но Янош оказался неразговорчивым, и ничего кроме имени я выяснить не смогла. Действовать через матерей тоже не получалось – они или игнорировали меня, или сознательно провоцировали конфликт. Засыпая под шум непрекращающегося дождя, я с содроганием думала о том, что завтра мне придется сделать выбор: мне не дано спасти всех, и нужно будет определиться – за кем из детей бежать и кого вести к бункеру.

От истеричного вопля сердце сжалось в тисках страха. Я распахнула глаза. Озираясь, люди вскакивали с кроватей. Кричала тайка, испуганно указывая куда-то вглубь барака. Уже рассвело; из-за туч было темнее, чем обычно, но даже в этом полумраке я разглядела неестественно изогнувшийся силуэт, прислонившийся к одной из кроватей. Повесилась мать Кристофа, намотав на шею цепь от наручника, предварительно пропустив ее через спинку верхнего яруса кровати. От крика мальчишка проснулся и затрясся, увидев мертвое тело. Я кинулась к нему, но мать Яноша оказалась быстрее.

- Не подходи, - зашипела она, уводя ребенка.

На шум сбежалась охрана. Пока они сообщали о случившемся по рации, и пока до барака добежали егеря, тело продолжало висеть. Никто не сделал попытки даже прикрыть его. Кристоф с ужасом смотрел на перекошенное лицо матери.

- Да снимите же ее! – не выдержала я.

Царапая пальцы о цепь, я пыталась размотать затянутую петлю. В дверях появились егеря, народ привычно отступил к стенам. Мои глаза были полны слез, но я не могла их вытереть, продолжая яростно дергать цепь. Сатиру еле удалось меня оттащить. Механик прошел вглубь барака. Он ни в кого не целился, но людям было достаточно видеть пистолет в его руках – никто не шелохнулся.