Возвращение «Back» - Генри Грин

Полночи оплакивал он память о своей возлюбленной — ее утраченные письма, которые вспоминал все эти годы в немецком плену, молясь, как проклятый, чтобы только увидать их снова, если вернется.

И уснул чистым, младенческим сном.

Глава 16

Все августовские выходные лил дождь. Дом Филипса, в котором Чарли последний раз виделся с Розой, стоял на главной улице, и старинные стены его весь день дрожали от гула грузовиков, которые бесконечным конвоем перевозили по территории Англии американские союзнические войска. Дот приходилось всякий раз орать и повторять каждое слово. Они долго не могли перейти дорогу, пропуская этот пыльный железный караван, одну колонну, другую и, проскочив кое-как сквозь чудовищный ревущий поток, влетели в бар, где из старинной ворсистой мишени то и дело падали один за другим железные дротики. Мгла поглотила лица черных американских шоферов, оставив в темных провалах кабин одни их широкие белозубые рты.

Накануне Джеймс приготовил для своих гостей спальни, и, когда они приехали, сразу показал их Дот. Та смотрела перед собой дерзким и — ну мало ли что — вызывающим взглядом. И увидала в своей комнате двуспальную кровать.

— Очень мило, — сказала она.

— Что? — сквозь гул переспросил он. Мимо прогрохотала колонна грузовиков. Она подошла к окну, которое выглядывало на задний двор, и повторила. Второй раз эти слова прозвучали плоско.

— А где комната Чарли?

Он не расслышал. Она промолчала. И, скрывая смущение, выводила на стекле пальчиком «Дот». Маникюр она сделала перед отъездом, и теперь ноготки ее приятно поблескивали на стекле, словно влажные и слегка переспелые ягоды.

Джеймс рассмеялся.

— Боюсь, у нас все очень просто.

Осмелившись, она осторожно подняла глаза. Он, как завороженный, смотрел на ее руки. И она очередной раз поздравила себя с тем, что вовремя успела привести их в порядок.

— Смешно, но всегда, когда я вижу эти милые старинные окна, мне хочется выцарапать на них алмазом свое имя.

Он засмеялся. Она подумала, что он весьма недурен.

— Да будет так, — ответил он.

— Что? — переспросила она, прекрасно расслышав. — Испортить такие красивые окна? Подумать страшно! Чтобы вы потом говорили, где мое воспитание? Это была шутка, я только пошутила.

— Что ж, вы тут устраивайтесь, а я пойду, помогу Чарли. И милости просим к столу. Ужин, правда, холодный, но на кухне нас кое-что ждет. Увидимся внизу.

В тот вечер не произошло ничего, абсолютно ничего. Ужин был отменный, что ни говори, в деревне накормить умеют. Потом прогулялись; зашли выпить и, кстати, ей ни разу не дали заплатить. Потом она сказала, вернее, прокричала: «Все хорошее когда-нибудь кончается!» Все встали и вместе вернулись домой. Она прямиком отправилась в спальню. Оделась в эту шикарную пижаму — ту, что специально купила накануне. Выключила свет и стала ждать. Сначала на кухне были слышны голоса. Она немного прислушалась. Вот чьи-то шаги на лестнице. Ее бросило в жар. Сердце затрепетало — врагу не пожелаешь, не важно, первая это ночь, или нет. И ничего. Она была совсем готова, притворилась спящей, растаяла в этой постели, как масло на бутерброде. И ничего. Вот шаги Чарли в ванной. И минута сладостной истомы. Все-таки, думала она, все-таки все они возвращаются, как олухи небесные после плена: никогда не поймешь, что у них на уме. И, непосещенная, уснула; одна.

На другой день они занимались всякой всячиной, ничего особенного. Чарли, как обычно, витал в облаках; все равно как на работе. Но позже ей стало казаться, что эти двое вместе съели не один пуд соли. Пару раз в их разговоре проскочило имя. Роза. И она поняла, откуда дует ветер: общие воспоминания. Встреча эта была, как говорится, дань прошлому. О, они были весьма галантны, чуть ли не пылинки с нее сдували. Но для них она была одно большое ничто; абсолютное ничто. И Чарли взял ее с собой только для блезиру.

Вечером все повторилось сначала — освежающая прогулка через дорогу, бар, захватывающие посиделки. С той разницей, что на этот раз — огромное всем спасибо, но хороший сон и деревенский воздух благотворно действуют на кожу, так что грех упустить такую возможность — и, оставив их одних, ушла спать. И даже почти уснула. Как вдруг — с ума с ними сойдешь — скрипнула дверь; и некто — шмыг к ней под бочок; глазом не успела моргнуть; толстый Джеймс, кажется, он самый, даром что темно было, хоть глаз выколи.

Но когда она той прошлой ночью ждала Чарли — а они все не могли наговориться на этой кухне, и никто потом не пришел, — у нее еще мелькнула мысль, что его, вероятно, что-то остановило. Так ли это? И да и нет. Говоря по правде, он просто-напросто о ней забыл.

В тот — все еще первый — вечер, как только она ушла, над столом повисло молчание.

— Ну, вот ты и снова здесь, — нарушив тишину, сказал, Филипс.

— Да.

— Давно это было.

Чарли молчал.

— Я постелил ей у Розы. А кто она?

— С работы.

— Живется же вам в Лондоне! Только постарайтесь не разбудить Ридли.

— Он тоже плохо спит? Как мать?

— Именно. Она вечно жаловалась на бессонницу.

— Бессонница — дрянь, — равнодушно сказал Чарли. В душе у него был холод. Только холод.

— Все это ее выдумки.

— Как знать.

— Это очевидно, если спать рядом. Она даже храпела и на утро жаловалась, что глаз не могла сомкнуть.

— Не знал, — солгал Чарли.

Ему было приятно так запросто говорить о Розе. Он уже не понимал, забыл, отчего накануне впал в такое безумие из-за писем. И тут он со всей очевидностью понял, что она, наконец, покинула его, навсегда и на самом деле.

— Врач сказал, что из-за бессонницы организм ее совсем ослаб. Я не стал его переубеждать. Что толку. Она всегда жаловалась на плохой сон, с того дня, как я перевез ее в этот дом.

— Я долго не спал, когда вернулся. Все тишина.

— Вас еще не так бомбили.

— И одиночество. Нас было двадцать на одну камеру.

— А что военные врачи?

— Трюкачи. Толку от них как от козла молока. А как ее родители? Рядом были?

— Мать была совсем плоха, старик не мог ее оставить.

— Конечно.

— Во всяком случае, так сказал этот старый лис Джеральд. Прости, дружище, надеюсь, я не слишком перегибаю. Зятья, одним словом, что говорить, — сказал он абсолютно без ревности, будто они с Чарльзом годами делили между собой Розу.

— Не стоит, Джим, я знаю ему цену.

— Рад, что мы понимаем друг друга. У старика тяжелый нрав. Не удивительно, что ее довели, я имею в виду миссис Грант.

— И не говори.

— Хорошо, что так. Я боялся, ты меня осудишь.

Чарли смотрел на мистера Филипса. Все очень изменилось и в то же время оставалось прежним. Они столько сиживали за этим столом, когда она уходила, пожелав им спокойной ночи. И всегда говорили об одном и том же.

— Сколько воды с тех пор утекло, — словно о сточных водах сказал Чарли.

— Бедняжка. Это было ужасно. Труднее  всего оказалось с Ридли. Знаю, тебе тоже было больно. Это было первое письмо из тыла?

— То-то и оно.

— Жизнь странная штука, — Филипс рассуждал так, словно успел похоронить нескольких жен, пожив с каждой не более трех месяцев. — Можно тебя спросить? Скажи, а зачем ты познакомил меня с той девушкой?

— Так, ты заметил, как они похожи?

— Ни капли. Так вот в чем дело?

— Избави боже, — солгал Чарли. — К ней меня послал мистер Грант. Спросишь, зачем? Убей, не знаю. Очередная стариковская прихоть. Признаюсь, сначала между нами возник конфуз. Господи, что она обо мне подумала, представить страшно. Но потом я решил, а почему бы нам не зайти вместе. Надеюсь, ты не в обиде?

— Само собой, старина, все в порядке. Но вот я все думаю. Слушай, а ты часом не запутался?

Чарли испуганно вздрогнул; все вернулось, и он корил себя за то, что позабыл Розу.

— О чем ты? — холодно спросил он.

— О том, что внешность это еще не все.

Чарли сжался, испугался, что это намек на Ридли.

— На что ты намекаешь?

— Хотя говорят, когда мужчина женится второй раз, он подсознательно выбирает тот же тип. Вы ведь с Розой старинные друзья. А, впрочем, что говорить, ее нет. И все, что меня с ней связывает, это ты и наша дружба.

Напоследок они выпили еще по двойному виски. Чарли боялся, что Джеймс слегка перебрал, и не хотел выслушивать его признания.

— Знаешь, думай обо мне, что хочешь, возможно, я и, правда, сую свой нос в чужие дела, но мне не с кем больше поговорить. Все вокруг думают, что у меня есть Ридли. Но это не так. Ридли это Ридли. Он не может ее заменить. Ты бы на моем месте понял, но не дай бог, конечно. Но нет, меня не проведешь — я в той квартире понял, что ты хотел сказать. Ты уже тогда знал, что эти две женщины похожи, как две капли воды, и хотел увидеть это в моих глазах.

— Не понимаю, о чем ты.

— Прости, я не хочу никого обидеть. Забудь. Но я желаю тебе добра. Мне было очень дерьмово, когда она умерла. И чертовски больно оставаться в этом доме. Кстати, подруга твоя в ее комнате. Больше постелить негде. И тебе было больно, потому что ты был на войне. А знаешь, кто ее живое напоминание? Ты. Вот такие дела. Ты похож на нее, а не твоя подруга. И не этот сын. Внешность — это пустое.