Должница (СИ) - Асхадова Амина

Сестра-двойник украла мою жизнь. Сестра, с хищным выражением лица и оттого совсем не похожая на меня. Не сестра, а сам дьявол во плоти.

- Артем… Артем подпортил нам игру. Мой бывший муженек убил всех моих верных людей, но обиднее всего было за старика Ахитова.

- Только до тебя не добрался, - бросаю равнодушно.

Никаких чувств. Между жизнью своего ребенка и сестрой-дьяволицей я выберу своего ребенка.

- Пытался, но не успел. Как коротка жизнь, не правда ли? – ее губы в алой помаде изогнулись в улыбке.

Что?..

- Он хорош в постели, да? Я смотрю, моя сестренка вошла во вкус животной страсти Руднева. А сперва сопротивлялась, гордячка.

Она все знает. Вероятно, видела своими глазами. И от этого становится тошно.

- Устроим девичник? Поделимся секретами как две маленькие сестрички, а?

Руднев говорил, что нужно молчать. Запихнуть свою гордость и молчать, если я не хочу потерять ребенка. И я молчу.

Тем временем Вика сдергивает одеяло с прибранной постели, кидает чистые подушки на пол и усаживается на них прямо передо мной. Ее глаза горят безумием. Это пугает больше, чем все ее преступления.

А еще ее дорогая одежда и золото с бриллиантами совсем не вписывались в наш с папой семейный очаг.

- Я начну первая! Здесь жил наш отец, да? – она обводит взглядом наш старый, но крепкий и уютный дом, - здесь он посвятил тебе все свое время.

Ее взгляд выражал неприязнь. И тлеющую ярость.

- А мне он не посвятил ничего, - закончила она мрачно.

- Почему они не были вместе? Почему нас разлучили?

Вика оживилась, когда я начала говорить. Ее глаза вновь лихорадочно заблестели.

- Они развелись, когда нам было около года. Мама забрала меня и уехала в Швейцарию, ты осталась с папой, а через годы они захотели вернуться друг к другу. И нас познакомить. Но отец был холоден ко мне и совсем не торопился в Швейцарию.

- Он погиб при перелете из Швейцарии, когда нам было по пятнадцать. Он прилетал к вам с мамой?

И хоть я понимала, что помощи ждать было не от кого, я решила тянуть время до последнего. Теплилась надежда, что Руднев… жив. Правда теплилась. Честно.

- Да. Он часто прилетал, но в последний раз самолет разбился, и он погиб. Сучка ты, Аля!

А в следующую секунду я почти что задыхаюсь от пощечины, которую получаю от нее. Длинные ногти сильно царапают щеку. Чувствую привкус крови на губах.

Тотчас же над моей головой раздается голос одного из тех уродов, который убил Михаила:

- Виктория Алексеевна, прошу помнить, что она беременна, и ребенок нам нужен абсолютно здоровый.

- Жаль!

Вика тут же натягивает улыбку на свои губы, точно дьявол во плоти. Я облизываю губы, чувствуя металлический привкус. Она точно больна.

- Из-за тебя он сел в тот самолет. И разбился. Я потеряла отца, которого у меня и так почти не было…

Вика была сломана. Все детство она копила свою ненависть ко мне за то, что рядом с ней не было нашего папы. Но и у меня тоже - не было матери. Но говорить об этом я не решаюсь. Плохая была практика.

- Моя мамочка пыталась его уговорить перебраться вам в Швейцарию. Я тебя тоже ждала. А он из-за тебя все боялся и оттягивал. То климат не тот, то переезд из родного дома сильно ранит маленькую Алю, то еще всякая ересь.

- Винишь его?

- Виню тебя, - с ненавистью шепчет она, - и за это ты поплатишься.

Глава 22.

Я отшатываюсь от клубка внезапно вспыхнувшей агрессии. Связанные руки простреливает болью, но я упорно сжимаю челюсти.

Господи, малыш, мы обязаны выжить. Выжить и быть вместе.

Все будет хорошо. Непременно. Послушай свою маму.

- Одним выстрелом я убила двух зайцев. И мужа бывшего, и тебя убью. Только сначала ты выносишь ребенка, чтобы я получила все наследство.

Вика продолжает распаляться. Ее макияж течет от собственной возбужденности. Руднев не говорил, что она психически больна.

- Почему же ты сама не родила от него? И почему вы развелись?

- А ты не понимаешь?

Качаю головой. А затем замираю, прищурившись. Вика усмехается.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Ты угадала. Он был жесток ко мне. Ревновал, приказывал, напирал. Я была марионеткой в его руках. Вы оба - были теми, кого я сильно ненавидела. И я вас свела, чтобы вместе убить. Это я подложила тебя под него, Аля.

- И неужели ты полюбишь этого ребенка так, как люблю его я? - дергаю руки, но вновь обжигаюсь болью.

- Глупая! Да как ты можешь любить этого ребенка, зачатого по принуждению?!

- Разве ребенок в этом виноват? Не нужно губить его жизнь, одумайся... - прошу я.

Ее лицо становится злым. Краски сгущаются. Меня бросает в дрожь.

- Я бы не хотела оказаться на твоем месте. Таких наивных, как ты, жестокий мир сметает не глядя.

В коридоре зазвонил мой телефон. И сердце сжалось в предвкушении. Это Артем. Он едет. Вот только почему-то Вика не спешит бежать отсюда.

Она подает знак, и телефон подносят к моему уху.

- Видишь, какая я у тебя добрая сестренка?

Закрываю глаза, а сердце бьется в ожидании быстро-быстро. Но надежда разбивается вдребезги сиюминутно.

Это не Руднев. В телефоне раздается возбужденный голос Вероники, и сердце снова сжимается. Почему Руднев больше не звонил? Неужели появление Вики в моей жизни ознаменовало его смерть?

- Да?

- Я беременна, Аля. Беременна от Макара…

- Ника, ты совсем не вовремя с этими шутками.

Шепчу на грани жизни и смерти.

- Какие шутки, Аля?.. Аля?

Я не успеваю ответить. С грохотом мой телефон разбивается об стену, заставляя меня зажмуриться. Это конец.

- Лимит доброты исчерпан. Не заслужила, дрянь. Герман, уходим отсюда.

Я вздрагиваю, когда на мою голову опускается темное полотно. На меня надели мешок.

Делаю глубокий вдох, а затем еще и еще…

Страшно. Куда она увезет меня? Смогу ли я сбежать или мой ребенок навсегда останется без матери, растущим с ненавидящей его тетей?

- Вика, ты не учла еще одного человека. Одумайся, - громко шепчу я.

- Ты о Давиде? Да чтобы он помог Артему, должна Земля перевернуться! – хохочет она.

Обстановка накаляется. Я зажмуриваюсь, глотая слезы. Чувствую мужские руки, которые хватают меня за плечи.

- Вставай! – грубо подталкивают.

- Запомни этот дом, сюда ты больше не вернешься, - хладнокровный голос сестры.

Не сестры. Дьявола.

Меня толкают в плечо, но я не вижу, куда иду. Шагаю, гонимая пистолетом и не чувствуя пола. Мне страшно не за себя. Страшно за ребенка.

Я спотыкаюсь, но вновь иду. Мы в коридоре. Понимаю это по телу – холодному и твердому, оно лежит на полу. Это был Михаил.

Тысяча вопросов роется в моей голове. Это правда, что между братьями Рудневыми есть война? Правда, что все кончено?

Холодный воздух простреливает меня насквозь. Только лицо не трогает, на нем плотный мешок. Я мелко дрожу, гонимая грубыми толчками в спину.

- Пошевеливайся!

И в один момент я не выдерживаю. Спотыкаюсь, теряя равновесие. Меня хватают за волосы, чтобы не упала, но эта боль - выше моих сил. Я вскрикиваю и балансирую на грани. Лишь бы не упасть на живот, лишь бы не...

Мой крик заглушается пулями. Несчетным количеством пуль, которые гуляют в стороне и рядом, пробирая меня до дрожи. До костей. Лишая дыхания.

И вот уже рука Германа не держит мои волосы. Я чувствую стену дома и прислоняюсь к ней, медленно оседая на землю. Не понимаю, что происходит, но пытаюсь успокоиться.

Руднев говорил, что надо успокоиться. Надо заткнуться и не плакать. Такова цена быть рядом с ним. И я пытаюсь переключиться: что там сказала Вероника? Она беременна?

Серия выстрелов завершается также резко, как началась. И тогда меня оглушает тишина.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В ушах стоит лишь звон и мое тяжелое дыхание.

И лишь спустя время звуки доносятся до меня. Это не звуки, а судорожный женский крик. Не мой.

Следом я слышу мужской голос. Тот самый, пробирающий до дрожи и мозга костей. Голос, от которого волосы встают дыбом. И сердце замедляет ритм в ожидании приговора. Приговора не мне.