Москва монументальная. Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма - Кэтрин Зубович

class="p1">Двумя десятилетиями позже Ильф и Петров, всенародно любимые советские сатирики, приняли от Горького эстафету и тоже обрушились с критикой на Нью-Йорк, переживавший пору депрессии:

Первое впечатление от Нью-Йорка: чересчур большой, чересчур богатый, чересчур грязный и чересчур нищий. Все чересчур. Слишком много света на одних улицах и слишком мало на других.

…Американцы думают, что их техника поднялась на необыкновенную высоту благодаря преимуществам общественного строя Штатов. А на самом деле американская техника давно уже нуждается в другом строе жизни. Об этом свидетельствуют пустующие небоскребы и работающие по три дня в неделю фабрики[214].

По этой логике, американская техническая подкованность, безусловно, впечатляла, но все портил «одуряющий общественный строй»[215]. А раз американское развитие зашло в тупик, Советскому Союзу предстояло взять на себя руководящую роль во всех областях, включая архитектуру и градостроительство[216]. Нужно было объединить классические традиции с американскими технологиями под знаменем социалистического развития, а образцом для подражания сделать Москву.

Хотя советские архитекторы 1930-х годов часто высказывали те же критические замечания, какие сформулировали Горький, Ильф и Петров, они нередко опирались на собственное знакомство с Америкой эпохи Великой депрессии и на тексты, написанные самими американцами. Высказывания о том, что американская модель градостроительства изжила себя, в то время можно было найти прежде всего в сочинениях Льюиса Мамфорда и Фрэнка Ллойда Райта, чьи имена и работы были хорошо известны советским зодчим той поры. Фрэнк Ллойд Райт был знаком с архитектурной ситуацией Москвы – он приезжал в 1937 году на Первый Всесоюзный съезд советских архитекторов[217]. Мамфорд же не имел с Советским Союзом непосредственных отношений, зато в Москве знали его книгу. В 1936 году издательство Академии архитектуры СССР выпустило перевод на русский написанной в 1924 году книги Мамфорда Sticks and Stones[218][219]. В этой работе Мамфорд осветил историю развития архитектуры в США от лесных хижин первых колонизаторов-европейцев до небоскребов. Советский историк и теоретик архитектуры Давид Аркин, написавший предисловие к русскому изданию книги Мамфорда, так характеризовал ее: «Она представляет собой прежде всего памфлет, в котором тема архитектуры служит лишь начальным мотивом для более обширной темы – для анализа и критики всей культуры американского капитализма»[220]. По всей видимости, Мамфорд подтверждал представление советских читателей о том, что именно капитализм превращает американские города в сущий ад.

В 1936 году Иофан опубликовал статью, материалом для которой послужила не только его поездка в США и Италию в 1934 году, но и более давний опыт, ведь он провел в Риме больше десяти лет, работая по специальности. (Иофан вернулся из Италии в Советский Союз в 1924 году) Целью статьи было дать исторический обзор архитектурных достижений в Америке и Италии, а также указать на «богатейший строительный опыт» современных США и отметить «ряд интересных моментов архитектурно-строительного дела в Италии»[221]. Завершая большой раздел статьи, посвященный американским небоскребам, Иофан цитировал описание небоскребов из недавно вышедшего русского издания книги Мамфорда:

Не приходится останавливаться на том, насколько эти ужасные подавляющие колоссы угнетают крошечных людей, торопливо снующих в их тени, и лишают их последней капли человеческого достоинства. Здание, которое нельзя охватить одним взглядом, здание, которое превращает прохожего в пылинку, кружащуюся в вихре движения, здание, лишенное всякого подкупающего изящества или законченности во внутреннем своем оформлении, за исключением безукоризненных уборных, – в каком смысле, спрашиваю я, такое здание является выражением архитектурного искусства или как может одна только техника его строительства вызвать к жизни большой стиль![222]

Воздав должное Мамфорду («интересный и тонкий ценитель архитектуры»), Иофан использовал его проклятия в адрес американской архитектуры, чтобы подкрепить собственные суждения. Противопоставляя американский город советскому, Иофан заявлял, что главное отличие заключается не в строительных предпочтениях или методах, а в масштабе и охвате градостроительства. «Для нас [советских людей] город – это грандиозный комплекс, все части которого находятся во взаимозависимости»[223]. Как утверждал Иофан, преимущества небоскреба могли бы по-настоящему проявиться лишь в сочетании с социалистическими принципами планировки городов. Огромный потенциал, заложенный в монументальном здании этого типа, по мысли Иофана, можно осуществить лишь в условиях социалистического города.

Был в Нью-Йорке один небоскреб, о котором Иофан отзывался положительно. В своей статье 1936 года – как и в 1934 году, когда Архитектурно-техническая комиссия посещала Нью-Йорк, – он уделил особое внимание Рокфеллеровскому центру. Как докладывали позже члены комиссии, поскольку работа над строительством этого комплекса еще шла, им удалось собственными глазами увидеть его организационную сторону[224]. Хотя мюзик-холл Радио-сити, который величиной напоминал меньший из двух предусмотренных проектом залов Дворца Советов, служил важным образцом устройства акустических и осветительных систем, наибольший интерес для комиссии представлял все же высокий Рокфеллеровский небоскреб, находившийся в центре обширного комплекса и называвшийся тогда Ар-Си-Эй-билдинг. Спроектированный Реймондом Худом, этот небоскреб во многих отношениях был ближайшим аналогом Дворца Советов. В этом монументальном сооружении размещались учреждения и зрительные залы (что предусматривал и план Дворца), а также рестораны, магазины и радиовещательные студии. Уступчатый фасад, как и роскошное оформление интерьера и экстерьера – наличие скульптур, мозаик и фресок, – тоже роднили это высотное здание с московским дворцом[225]. В настенных росписях, скульптурах и фризах, которыми украшались тогда внутренние и наружные стены Ар-Си-Эй-билдинг и других зданий, входивших в комплекс, внимание Иофана, Щуко и Гельфрейха наверняка привлекла коммунистическая символика, которую исподтишка внесли туда нанятые для выполнения работ левацки настроенные художники. Члены Архитектурно-технической комиссии приехали в Нью-Йорк вскоре после того, как фреска «Человек на распутье», созданная Диего Риверой, была спешно уничтожена кувалдами. Но произошло это совсем недавно, и, можно не сомневаться, до ушей советских делегатов долетели отголоски скандала, вызванного тем, что над входом в Рокфеллеровский центр оказался огромный портрет Ленина и изображение первомайской демонстрации на Красной площади[226]. Но, что важнее всего, Иофан усмотрел в Рокфеллеровском центре резкую критику в адрес американского урбанизма. В отличие от общего облика Нью-Йорка, где небоскребы «виднеются на горизонте в фантастическом беспорядке» и «в огромном большинстве носят коммерческо-рекламный характер», в Рокфеллеровском центре Иофан заметил планировочные элементы, близкие тем градостроительным принципам, которым все больше отдавали предпочтение в СССР. Как писал Иофан в статье для «Правды» в 1939 году, в «Радио Сити… чувствуется попытка создать ансамбль»[227].

Ближе к концу 1930-х годов в архитектурных дискуссиях в Москве все чаще рассуждали об «ансамбле». Давид Аркин объяснял одному американскому коллеге в ходе бурной переписки, которая велась между США и