Гаяна - Петроний Аматуни

После ухода журналиста Дорт отдался воспоминаниям. Исполнилось два года, как он вышел из тюрьмы. Немец был сентиментален и с грустью размышлял о своем прошлом.

Сын известного укротителя зверей, «циркача», как говорили о нем недоброжелатели отцовского дома, юный Густав отказался от манежа, избрав для себя другой путь — медицину.

Способный микробиолог, сотрудник крупнейшего в стране института, Густав Дорт накануне второй мировой войны совершил три немаловажных для его биографии шага: проштудировал «Майн кампф», вступил в национал-социалистскую партию и женился на молодой богатой вдове.

В годы войны его карьере содействовали все эти обстоятельства. Дорт стал сотрудником секретной микробиологической лаборатории; имя его было известно «самому фюреру», друзья любили захаживать к Густаву и за рюмкой рейнвейна пророчили ему блестящее будущее.

Белоголовая покорная Лотта недолго молилась на своего мужа: она умерла в канун 1942 года, оставив изрядное наследство.

В лаборатории разрабатывали средства ведения бактериологической войны. Густав выполнял задания специалистов, мечтая о будущей собственной славе.

Слава! Эта своенравная фрау милостива к тем, кто сделал то, чего не сделали другие. Но что можно придумать? Не изобрести же новую болезнь?

Впрочем… В юности Густав не раз слышал от отца об острове Статуй и помнил, как мать всегда отговаривала его от экспедиции на этот остров: она неизменно ссылалась на ужасную, никому не известную болезнь, которой остров заражен.

То было в юности, и он, школьник, пропускал мимо ушей споры родителей. Но Густав-микробиолог вспомнил эти разговоры. Отыскав в бумагах отца документы об острове и его точные координаты, Густав внимательно ознакомился с ними. Сомнений не было: остров Пито-Као — настоящий клад. Плохо, что не все записи Павла Тверского были в его распоряжении.

К счастью, «доблестные викинги» подошли к берегам Дона, и Дорт, придумав невинный повод, приехал в станицу Задонскую. Кое-что удалось отыскать. Так, весьма ценными для Дорта оказались рабочие записи Павла Александровича Тверского, которые тот вел во время опытов на острове Статуй в своей хорошо оборудованной по тому времени лаборатории на корабле. Он изучал почву, минералы, флору острова и внимательно исследовал несколько мумифицированных трупов туземцев. «Сейчас невозможно, — писал он, — практически определить причину и характер давней эпидемии. Но я беру с собой ампулу с зараженной тканью».

Прочитав эту запись, Дорт осатанел: он готов был перевернуть всю станицу, лишь бы отыскать заветную ампулу. В случае удачи отпадала необходимость в дорогостоящей и хлопотной поездке на остров: он мог бы в лаборатории в короткий срок «изобрести» новое средство бактериологической войны; ему уже мерещились ордена, слава и деньги, бешеные деньги!

Но русские перешли в наступление, и герр доктор едва успел вернуться в Германию, прервав поиски.

Тут судьба надолго отвернулась от Дорта. После разгрома немецкого фашизма его осудили в числе других сотрудников секретной микробиологической лаборатории и приговорили к тюремному заключению. Оставшиеся в тени друзья не скоро помогли ему добиться «помилования».

Вырвавшись на свободу, Дорт решил поехать на Пито-Као. К тому времени необитаемый остров уже оказался во владении фирмы «Бергофф и K°», открывшей на нем крабоконсервное предприятие. Это несколько разочаровало Дорта, но не остановило его. Он нанялся врачом к Бергоффу.

Около года Густав довольствовался скромной ролью амбулаторного врача и под видом «санитарного» изучения острова искал возбудитель неизвестной болезни. Но как раз в тот день, когда Дорту удалось напасть на его след, он израсходовал свои последние деньги. А теперь они ему особенно были нужны.

После недолгих колебаний Дорт решился на «откровенный» разговор с Бергоффом. Правда, немец многое утаил, но и то, что он предложил, вскружило голову рыбному королю.

Двое друзей Бергоффа также включились в новое тайное «акционерное предприятие» и внесли свои доли наличными. Фирма «Келли и сыновья» выстроила на острове прекрасную лабораторию, и Дорт стал компаньоном Бергоффа. На его прежнее место пригласили итальянца Мелони. Деловая карьера Густава Дорта была упрочена.

Знакомые Бергоффа понимали, что не личная симпатия связывала его с предприимчивым немцем. Но что их связывало, никто не знал. Бергофф не спешил раскрывать свои карты и стремился оградить новое предприятие от любопытных конкурентов.

Далеко не гладко шли дела у Дорта: путь к миллионам (на меньшее он бы и не согласился) извилист и усеян шипами. А один из шипов кольнул его больнее остальных.

Вспомнив об этом, Дорт помрачнел, резким движением достал из ящика письменного стола папку и, щелчком откинув картонную обложку, внимательно перечитал пожелтевшую вырезку из «Вечерней Москвы».

«… Интересной работой занята сейчас и Нина Тверская, аспирантка того же института. Конечная цель ее работы — составить карту локализации на земном шаре инфекционных болезней человека. В распоряжении аспирантки имеется обширный материал, собранный ее дедом Павлом Александровичем Тверским, талантливым врачом, дело которого она решила продолжить…»

Эти строки, подчеркнутые синим карандашом, стали для Дорта источником множества неприятных размышлений и беспокойства. А вдруг в руки девушки уже попала ампула с зараженной тканью, которую привез когда-то с острова Статуй ее дед? Тогда конец. Ведь неизвестный возбудитель сразу же станет общеизвестным.

При этой мысли Дорту едва не становилось дурно, а услужливое воображение почти мгновенно дорисовывало возможные последствия. Русские медики всегда были смелыми и настойчивыми экспериментаторами, а современная наука позволит им не только добыть возбудитель из ткани, изучить его свойства, но и изготовить радикальный препарат от новой болезни, после чего Дорту останется лишь просить подаяния возле дома Бергоффа.

Себя лично Густав считал неплохим специалистом, но ему приходилось работать в одиночку, в то время как советские ученые объединяют свои усилия, постоянно обмениваются опытом, дополняют друг друга. Дорт понимал эту могучую силу дружного коллектива, боялся и ненавидел ее.

То, что описывалось в небольшой газетной заметке, происходило далеко, но немец хорошо знал, что в нынешний век расстояния — плохая защита. Далекую московскую аспирантку и его, умудренного многолетним опытом микробиолога, связывали невидимые нити.

Получив для своей работы на острове немалые средства от Бергоффа и его друзей, Дорт заключил договор с частным разведывательным бюро и послал в Советский Союз Сардова.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});