Шхуна «Мальва» - Петр Лебеденко

Глыба сокрушенно разводил руками:

— Может, восемь, может, девять баллов. Шторм, господин немец...

Если прогноз Ивана оправдывался и шхуна попадала в шторм, Люмке, зеленый, как морские водоросли, сутками лежал в кубрике и снова клялся страшными клятвами сразу же, сойдя на берег, просить Штиммера избавить его от дальнейших пыток. «В пехоту, на передовую, куда угодно, только не в море, — думал Люмке, со страхом прислушиваясь к бешеному вою ветра и скрипу мачт. — Там земля под ногами, от пуль можно спрятаться в окопах, в любой яме, а здесь... Мой бог, спаси меня на этот раз, и я...»

Кончался рейс, Люмке, чуть живой, добирался к себе на квартиру, день и ночь лежал без движения, потом шел к Штиммеру. «К черту все!» — мысленно повторял злополучный моряк. — «К черту рыбу, к черту Штиммера, к черту весь этот бизнес. В море больше ни шагу!»

Штиммер словно умел читать чужие мысли. Он здоровался с Люмке за руку, всматриваясь в его осунувшееся лицо, и предлагал:

— Садись, Фриц. Рюмку коньяку?

Люмке отрицательно качал головой:

— Потом. Сейчас я хочу поговорить...

— Нет, поговорим потом. — Штиммер наливал две рюмки, поднимал свою и не то просил, не то приказывал:

— Выпьем, Фриц, в память об Отто Мюллере и его славном батальоне...

— Отто Мюллер? Разве с майором что-нибудь случилось?

Штиммер рассказывал. Батальон Мюллера был отведен на отдых в рощицу. (Вот смотри на карту, Фриц, видишь зеленый прямоугольник? Это и есть то место.). Солдаты и офицеры настолько измотались на передовой, что сразу же, как пришли в рощу, завалились спать. А через час налетели русские штурмовики, «Шварцен тод». Сколько их было? Может быть, сотня, может быть, две. Они заходили эскадрильями, поливали землю из пулеметов и пушек, швыряли бомбы и реактивные снаряды и уходили, уступая место другим...

От батальона Мюллера осталось три десятка солдат, и всех их надо отправлять в психолечебницу. Люди обезумели, перестали быть похожими на людей. (Кстати, давай уж выпьем за упокой души и Ганса Батлера. Помнишь этого славного ефрейтора из роты обер-лейтенанта Тишке? Ни ефрейтора, ни его отделения нет теперь и в помине. Попали под обстрел «Катюш»...)

Люмке пил коньяк и молчал. Что он мог сказать, Фриц Люмке? Попросить Штиммера взять его со шхуны на берег? Штиммер, конечно, может это сделать... А потом? А потом Фрица Люмке пошлют на пополнение того полка, где был батальон Мюллера, или того взвода, где совсем недавно числилось отделение ефрейтора Ганса Батлера. И однажды... Нет, Фриц Люмке не такой дурак, чтобы самому лезть в это пекло. Он ясно себе представляет: маленькая зеленая рощица, солдаты спят на подстеленных плащ-палатках, и вдруг...

— Еще рюмку, если можно, — просит Люмке. — Завтра мы выйдем в море не рано утром, а к вечеру. Шкипер хочет заменить руль, который повредило при последнем шторме... Сильный ли был шторм? Ставлю сто против одного, что в океане не бывает таких бурь, как в этом проклятом море...

Но однажды Люмке не выдержал. Почти трое суток шторм носил шхуну по взбесившемуся морю, и все это время Фриц чувствовал себя так, словно он доживает последние минуты. А когда судно пристало к берегу, Люмке, похожий скорее на выходца с того света, чем на немецкого солдата, не заходя домой, направился к Штиммеру. И помощник коменданта понял: на этом «морская карьера» Фрица Люмке заканчивается.

Шорохов еще был на шхуне, когда Люмке привел к нему незнакомого человека и, не скрывая своей радости, сказал:

— Он — тут. Я — там... — Он показал сперва на шхуну, потом кивнул в сторону города. И добавил: — Приказ господина Штиммера.

Шорохов удивленно посмотрел на Люмке и перевел взгляд на человека.

На нем была серая велюровая шляпа с синей лентой, клетчатый пиджак и бриджи, заправленные в сапоги. Яркий галстук был приколот золотой булавкой к шелковой рубашке. Человек был настолько маленького роста и настолько толст, что казался шаром.

Заметив вопросительный взгляд Шорохова, шар, голосом, похожим на мурлыканье, проговорил:

— Я все сейчас объясню, хе-хе... Я — Карпов. Да... Эту шхуну я, хе-хе, словно бы взял в концессию у господина Штиммера. Надеюсь, мы сможем обеспечить рыбой командный состав немецкого гарнизона. Мы начнем крупное дело. Да. Возможно, я приобрету еще несколько рыбацких судов. С сегодняшнего дня я буду оплачивать ваш труд настоящей германской валютой. Да. Господин Люмке отзывается на берег. Думаю, хе-хе, что мы обойдемся без него.

Он полез в карман за сигаретами и, словно ненамеренно, переложил массивный немецкий пистолет из одного кармана в другой.

Всю эту речь Шорохов выслушал молча, ничем не выдавая своего огорчения или радости. Только правая бровь его удивленно поползла вверх и он подумал: «Откуда только выплывают такие... карпы?»

Карпов между тем спросил:

— Надеюсь, мы недолго задержимся на берегу?

— Все зависит от того, как быстро починят сети, — спокойно ответил шкипер.

Вытащив из кармана блокнот и карандаш, Карпов что-то написал, оторвал листок и передал его шкиперу:

— Это мой домашний адрес. Прошу вас завтра утром прислать ко мне матроса за вещами... — Концессионер засмеялся, показав золотые коронки. — Хочу, знаете, с удобствами. Привык...

*

Христо Юрьевич уже собирался закрывать кофейню, когда увидел в окно приближавшиеся Юру и Шорохова. Он вышел навстречу, не сдерживая чувств, обнял сына, затем пожал руку шкиперу.

Они вошли в кофейню, Христо Юрьевич закрыл на засов дверь и, проходя мимо Юры, снова обнял его и долго стоял так молча, прикрыв глаза.

Шорохов смотрел на Христо Юрьевича и не мог не удивляться его необыкновенной выдержке. Шкипер знал, как любит старый грек своего сына, и сейчас, глядя на него, думал: «Понимает ли он до конца, чем все это может кончиться?..»

Христо Юрьевич, будто читая мысли Андрея Ильича, сказал:

— Семьи всех членов команды немедленно покинут свои дома. Об этом мы побеспокоимся и постараемся устроить их в безопасном месте... Вы же, Андрей Ильич, предупредите своих на шхуне: в ближайшие два-три месяца пусть никто из них не пытается наладить связи с родственниками. Возможна слежка...

Шорохов обронил:

— До связи ли... Дай бог, чтобы они остались живы.

— Вы о ком, Андрей Ильич?

— О ребятах на шхуне. Не думаю, чтобы при встрече с нами фашисты подняли руки кверху.

— Я тоже так не думаю, — совсем тихо проговорил Христо Юрьевич. — Но... Как ни трудно, задание надо выполнить, Андрей Ильич. Таков приказ штаба: любой ценой.

— Да, любой ценой, — задумчиво повторил шкипер...

Задание руководящего центра подпольной группы было действительно сложным и опасным. Три дня назад провокатор выдал гестаповцам явочную квартиру, где собрались семеро коммунистов-подпольщиков. Бежать удалось только одному. От него и стала известна трагедия той непроглядно-темной ночи. А потом стало известию и другое: шестеро схваченных на явочной квартире сидят в подвале гестапо, скованные попарно, их день и ночь пытают, они уже не похожи на людей, и никакой возможности освободить их нет. Вернее, не было. Теперь она появилась: в субботу, то есть через два дня, подпольщиков повезут на катере в Ейск. Капитан Мауэр получил такой приказ от группенфюрера, генерала СС. Гестаповец должен был лично сопровождать арестованных.