Десять кругов ада - Леонид Костомаров

- В пятьдесят пятом, вооруженный разбой, - вяло сказал и примолк Квазимода.

На душе лютая тоска... Вот и пришел черед подвести итоги. И они тяжки...

- Помню... Дело "Черного князя"... Как же ты попал к ним в восемнадцать лет?

Иван хмуро вздохнул и опустил глаза, не хотел он ворошить свою душу. Знал, еще тошнее станет, нет радости в былых подвигах, только злость на себя...

НЕБО. ВОРОН

Я отвечу, потому как не дождется исповеди майор от хозяина. Я его историю знаю хорошо, считывал я все из его сознания, чтобы занести в Книгу Жизни... Итак, том восьмой, воплощение Ивана Воронцова... Читаем, блок 24/6, абзацы 34-35:

...Попал в воровскую шайку в пятнадцать лет, после побега из детдома. На "малине" познакомился с авторитетным бандитом. Селезень - потомственный вор и кривляка, любил наряжаться и глотал черную икру ложками, за что получил такое прозвище. Этому обучил и голодного Ваньку-детдомовца и объяснил, как можно добывать эту икру - много и постоянно. Селезнев был неуловимым "Черным князем", его так и не взяли. Кому не кружат голову по юности лет смелый герой... запретная дерзкая романтика, тайны, показной шик... Вот парнишка и разинул рот от гордости, что посвящен в круг "избранных"...

Ваньку пятого сентября подхватил в подворотне сильный веселый человек в милицейской форме, убитый вором Селезнем через четыре месяца при штурме "малины".

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ

- Да что прошлое ворошить, жизнь не переделать... - отвернулся к окну Воронцов.

Медведев вздохнул, снял очки, чтобы лучше разглядеть собеседника. Стал обычным стареющим мужиком в мешковатой военной форме.

- Так... - подвинул к себе личное дело Ивана, полистал. - Второй раз поменьше дали, всего двенадцать. Девять за преступление, два за побег, семь лет недосиженных. Дали не пятнадцать, не потолок.

- А от этого не легче... - равнодушно бросил Воронцов, потеряв весь интерес к разговору.

- Не легче... - согласился Медведев. - Но и от приставленного к боку пистолета не легче. И от золота, украденного у государства.

- А у меня все его изъяли...

- А если бы не изъяли? - поднял голову Медведев и увидел, как у зэка Квазимоды хищно вздрагивают ноздри.

Понял, что контакт потерян. Замолчал, достал папиросу, закурил. Сидящему напротив не предложил, надо было теперь уже держать дистанцию, другой пошел у них разговор.

- Так, в первый раз судили вас в пятьдесят пятом, потом в шестьдесят третьем, в третий раз, за бунт - в шестьдесят восьмом. Осталось пять лет, отсидели в сумме двадцать шесть лет. Да-а...

Помолчали. Все же решил с другой, доброй, стороны подойти майор. Сменил тон.

- Я надеялся тебя бригадиром увидеть, ведь какой авторитет-то у тебя в отрицаловке...

- Не надо об этом... - зло дернулся Иван. - Дайте спокойно срок досидеть...

- Ага... Наверно, ни во что и никому не веришь?

Воронцов вяло кивнул.

- А я хочу доверить тебе людей, власть в руки хочу дать... Я ведь тоже рискую.

- А я не прошу ее! - Лицо Квазимоды угрожающе напряглось. - Не лезьте вы ко мне!

- Успокойся, - жестко бросил Медведев, закрывая его дело и откидывая его подальше. - Не из пугливых. Поумерь пыл. У тебя шесть нарушений за последний год. Не боишься?

- Оставьте меня, не трогайте... - как-то утробно, с хрипотцой выдавил из себя закрывший глаза Квазимода, лицо пугало страшной замершей маской. Работаю не хуже других. Чего еще вам надо?

- Злости поменьше - вот чего! - крикнул, поднимаясь над ним, Медведев. Смотри-ка, непонятый... незаслуженно посаженный, куда там... Сколько сидишь, а все не поумнеешь... Вторым Кукушкой решил стать?! Чтобы за тобой до смерти государство казенные намудники стирало? Вот для мужчины самый подходящий финал! Других поучаешь, чтобы не нарушали, а сам в пекло лезешь! Прищеми хвост... Учит тебя жизнь, а без толку!

- Это кого же... поучаю? - зло удивился Воронцов осведомленности майора.

- Лебедушкина... - Майор вдруг тяжко засопел, потер левую сторону груди. А о себе что не подумаешь? - спросил после приступа одышки.

- Тоже еле живой, а туда же, учит жить, - мрачно подколол зэк. - Поздно думать...

Медведев глянул на него - Квазимода окаменел гранитным валуном, огромный шрам побагровел, глаз под ним сощурился и исчез. Перед ним сидел здоровенный согбенный старик.

Майору вдруг стало жалко этого могучего человека, не осознающего своей дурацкой жизни, не знающего, куда направить силу, кому отдать ее на радость и пользу. Может, и не виноват он в этом?

- Птицу давно приручил? - тихо спросил после паузы.

Иван равнодушно пожал плечами:

- В прошлом году, подранком подобрал. Сама не улетает.

Медведев кивнул:

- Ну, ты же понимаешь... нельзя ее здесь держать, не положено.

Окаменелый Воронцов будто не слышал его.

- А что она в лапах все тащит? Сегодня видел... Чай, наверное? - осторожно спросил Медведев.

- Хрен, - без интонации бросил Воронцов.

- Сделай что-нибудь, чтобы она улетела... - не замечая подколки, мягко сказал Медведев. - Конвой увидит - пристрелит...

Воронцов чуть расслабился. Пожал плечами.

- Ну, чего молчишь?

- Чего? - разлепил губы Квазимода. - Ворон не перелетная птица, пробовал я его прогнать. Остался.

- И что делать?

- Не знаю. Может, сами отвезете его куда-нибудь подальше... И он не вернется...

Медведев кивнул:

- Хорошо. А с нарушениями как?

- Нарушения... постараюсь, больше не буду... - проворчал набычившимся мальчишкой.

- Ладно. Буду надеяться на твое слово. Иди...

Иван поднялся, сутулясь и отводя взгляд от майора, вышел.

ВОЛЯ. ВЕРА МЕДВЕДЕВА

Вот и мой... идет. Нет, он еще молодцом, и выправка есть, и пристает ночами, как молодой, а все равно... годы свое берут, вон и левую ногу подтаскивает, надо гнать в поликлинику на обследование; аппетит хороший, а это уже полдела... но вот молчит сычом, наговорится в Зоне с зэками своими, а для меня слов не остается... обидно.

- Вась?

Смотрит, как первый раз видит, значит, все о работе думает... может, ему выписать журналов побольше, чтобы отвлекался... да когда ему читать... только поужинает и засыпает в кресле перед телевизором... Спрашиваю с порога:

- Случилось что? Иль опять слова за вечер не проронишь? - Только плечами передернет, жалеет меня, про своих идиотов не рассказывает. - Ну, поговори со мной, может, легче станет, вон рука-то дергается от нервов.

Ожил вроде, смотрит и уже видит.

- Помнишь, - говорит, - город Краматорск? Я еще две ночи там у заключенных провел...

Как не помню... помню. Дети маленькие, а его в ту дыру заслали, квартиру не дали... Как перебивались, пока не получили... Сашеньке год был, я не сплю, молоко пропало, вышел боком этот Краматорск, название-то какое, созвучное крематорию...

- Сегодня встретил одного из тех... Он до сих пор сидит, представляешь? Жалко что-то мне его стало. Мужик как мужик, не скотина, как некоторые бывалые...

- А чего его жалеть? Если головы нет, кто поможет? Воровал? Получи...

- Да есть голова... Только поздно задумался о жизни своей...

- Вась, ты мне тридцать лет в голову втемяшивал, что к твоей пенсии преступников не будет... а им нету перевода... может, лучше баньку начал бы до ума доводить, отвлекись от них.

Кивает, соглашается.

- Костюм гражданский мне приготовь.

- Опять устраивать кого-то надумал, - догадываюсь. - И нужно тебе это?

- Нужно, нужно, Вера, - смиренно так отвечает. - Сразу двое их. Разом все сделаю, за день. Старый один из них, на него разрешение наконец получили на дом престарелых.

- Вот... только там их не хватало, людям старость портить...

- Да он безвредный уже, милая, ничего ему не надо.

- То-то они ему обрадуются... - злюсь я на моего Блаженного.

- Не обрадуются, - вздыхает он. - Вот директриса и слышать не хотела. Я три раза вопрос на комиссии в райкоме поднимал. Здоровая тетка, горлом все брала. Ничего, заставили.

- Вот слямзит он у этой тетки пальто, она тебе все припомнит, - охлаждаю я его радость.

Только рукой машет, улыбается. Блаженный, что с него возьмешь?

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ

Вышел Квазимода из кабинета Медведева, жадно хватанув ртом горклый воздух, поймал себя на мысли, что до одури хочется набить кому-нибудь морду, не боясь нового срока и последствий, ни о чем не задумываясь. Лишь бы выпустить накопленное в кабинете бешенство.

В голове творился полный сумбур. Откуда-то явилось и все сильнее утверждалось доверие к менту... Чушь собачья! Но Иван почуял этого человека своим ранимым нутром и с удивлением понял, что верит ему... Этот давний знакомый не подставит и не обманет. Подкупало, что старый майор донимал своей заинтересованностью быстрее выпустить на волю просто Ивана Максимовича Воронцова, похоронив тут кличку Квазимода... Осталось предчувствие, что у этого разговора будет продолжение и станет теперь дотошный служака предпринимать назойливые потуги сделать из него, вора, активиста, своего помощничка... Это, конечно, дохлый номер... Но майор пошатнул стену ненависти к поганым ментам... ибо сам был среди них белой вороной, что проницательный зэк понял сразу... Впервые за два десятка лет ошалело встретил человеческое участие, жалость к его исковерканной судьбе и готовность помочь.