Игра на чужом поле - Александра Маринина

– Ну что ж, убедительно. Я осмотрел ее номер, там нет ничего, что говорило бы о ее интересе к нам. Семен!

– Что? – встрепенулся тот от неожиданности.

– Мне кажется, у тебя должны быть еще какие-то соображения. Ну, ну, давай, не таись.

Котик нажимал мягкой лапкой, но когти уже проникли сквозь кожу. По тому, как заходили желваки на лице Семена, Котик понял, что начал вовремя и в нужном месте.

Семен раскололся и поведал про убийство Василия Грушина, о котором он долго молчал.

– Как ты посмел скрыть это от нас, ты, ублюдок? – Котик уже не урчал ласково, а шипел. – Проломил череп человеку и четыре месяца молчал. Повесить тебя за это мало!

– Он слишком близко подобрался к нам. Он узнал про Макарова и уже пошел дальше…

– От кого он узнал? Ты хоть выяснил это, прежде чем бить его по голове? Идиот!

– Некогда мне было выяснять. Он отирался возле павильона, как раз оттуда Вера выходила, и спросил, не живет ли в этом доме Макаров. Мне повезло, что я спустился, чтобы закрыть за ней дверь, и услышал их разговор. Что мне было делать? Сказал ему, что я – Макаров, пригласил зайти и… Прятать его нельзя было, пришлось выбросить на улице.

– Хорошо, что у тебя ума хватило хотя бы не прятать его. Если его кто-то послал, а скорее всего это была милиция, они бы всех на уши поставили, если бы он исчез. А так, если нам повезло, могли и на пьяную драку списать. Но все равно, Семен, нельзя было такое скрывать. Если он что-то вынюхивал, значит, мы где-то наследили, дали кому-то повод для беспокойства. Мы чувствуем себя уверенно, а оказывается, уже четыре месяца нас кто-то пасет. Вот что. Тебе надо убраться из Города. И тебе, Химик, тоже. Сам я не могу уехать, поскольку я – работник санатория, где совершено преступление. Я должен быть на месте, чтобы не вызывать подозрений.

– А мне что делать? – подал голос Дамир. – Я купил путевку на семь дней и всем вокруг объяснял, что у меня здесь дел как раз на неделю. Не могу же я через три дня уехать!

– С тобой я еще не решил. Вечером скажу. Давайте расходиться.

Дождавшись, когда все уйдут, Котик посидел, свернувшись клубочком на кровати и задумчиво раздирая на мелкие клочки лист с заботливо вычерченной и заполненной цифрами «пулькой» на случай, если бы в номер кто-то вошел. Потом достал из нагрудного кармана яркой свободной куртки радиотелефон, выдвинул радиоантенну.

– Мне нужно кое-что обсудить, – произнес он.

– Не сейчас. Позже, – донеслось в ответ.

* * *

Двадцатипятилетний Александр Казаков, по кличке Химик, уезжать из Города не хотел. Он боялся, что Вера Денисова начнет его искать, и кто знает, к чему это может привести. Не объяснять же ей про убийства.

С Верочкой он познакомился год назад, когда пришел на практику в школу преподавать химию и биологию. На первых порах он не обратил на нее внимания, даже не подозревая, какой острый интерес к «взрослой» жизни таился за этим невинным ангельским личиком. Саша и опомниться не успел, как консультации по химии в пустом классе после уроков стали ежедневными, демонстрация коленок – все более откровенной, запах духов – вызывающим. Верочка оказалась девочкой целеустремленной и, влюбившись в Сашу, твердо доводила дело до конца, не стесняясь ни быть навязчивой, ни казаться распущенной. Казаков несколько недель присматривался к ней, оценивая внешние данные, остроту и неординарность мышления, готовность к сексуальной свободе, после чего сыграл ва-банк.

– Вера, – страдальческим голосом сказал он, сделав грустные глаза, – я тебя люблю. Но тот мир, в котором мы живем, нас не поймет. Тебе только тринадцать лет, а мне уже двадцать четыре. Если мы станем по-настоящему близки, меня посадят в тюрьму. Ты это понимаешь?

– Ерунда какая, – легкомысленно заявило прелестное дитя, – я уже давно не девушка. Мы с пятого класса в «ромашку» играем.

Это развязало Химику руки. Иметь для съемок категории «В» постоянную девицу было куда безопаснее, чем каждый раз подбирать новую. По категории «А» проходили взрослые женщины, далеко не все из них были проститутками, но молчали – все. С нимфетками всегда было и сложнее, и опаснее. Вера оказалась для Казакова блестящей находкой, особенно после того, как он сочинил для нее легенду о побеге за границу, для которого надо было накопить денег. Его безмерно удивляло, что такая умная и незаурядная девочка могла поверить в подобную чушь. Одно время он даже начал подозревать, что она только прикидывается доверчивой. Но все сомнения рассеялись однажды вечером, когда они с Верой коротали время у него дома.

– Можно в следующий раз поехать к нам на дачу, но я не люблю там бывать, – сказала Вера. – С тех пор, как Лиля уехала, мне там грустно.

– Лиля – это кто? – спросил Химик, поудобнее устраиваясь на подушке.

– Лиля – дедушкина любовница. На сорок лет моложе его. Ух, как дед ее любил! – Она завистливо вздохнула. – По нескольку раз в год возил ее за границу, то на модный курорт, то музеи какие-нибудь смотреть. Она как-то обмолвилась, что хотела бы увидеть настоящий английский парк, так он ее специально в Англию повез. Лиля веселая была и очень добрая. Дед ей купил квартиру, но ей на даче гораздо больше нравилось. Целыми днями могла сидеть на крыльце и смотреть на деревья. Потом дед ее замуж выдал за какого-то фирмача, и она с ним в Вену уехала. Перед отъездом попросила меня съездить с ней на дачу, бродила по саду, каждое дерево погладила. И плакала ужасно. Она говорила, что время, прожитое с моим дедом, было самым лучшим в ее жизни. Когда я приезжаю на дачу, я всегда вспоминаю, как она тогда плакала, поэтому мне и грустно там.

– А чего ж твой дед на ней сам не женился?

– Ты что? – Вера приподнялась с подушки и удивленно уставилась на Химика. – А бабушка? Он с ней разводиться не собирается.

«Она не просто из обеспеченной семьи, – подумал тогда Химик. – В этой семье столько денег, что у них уже другое восприятие жизни. Для них поездка в Рим или Париж – то же самое, что для меня – поездка в Харьков или Омск. Неудивительно, что она мне верит. Подумаешь, делов-то: уехать за границу. Интересно, кто такой ее дедуля?»

Но выяснять у Верочки Химик не стал, чтобы не насторожить подружку. Он узнал это окольными путями. Узнал – и ужаснулся. Но отступать было уже поздно, к этому времени Вера Денисова снялась в пяти или шести фильмах, знала в лицо Семена и Дамира, а также адрес, по которому находился павильон. Оставалось надеяться только на удачу. Но чтобы удача не подвела, нужно было особенно тщательно поддерживать уверенность девочки в том, что он, Саша Казаков, без ума от нее и жизни своей без Верочки не мыслит. И Саша старался. Старался изо всех сил. Ну как тут уедешь? Подумает еще, что бросил.

* * *

На седьмой день пребывания в «Долине» для Насти все переменилось. Накануне она рано легла в надежде выспаться как следует и была страшно удивлена, проснувшись затемно и поняв, что спать больше не хочет. Для нее, истинной «совы», утренний подъем неизменно превращался в пытку. Покрутившись под одеялом в попытках устроиться поудобнее и еще немного подремать, она вскоре оставила бесплодные усилия и перестала себя обманывать. Она включилась в работу.

Шесть дней ей удавалось заговаривать самой себе зубы и убеждать себя, что «это не ее дело», что она не на службе, а лечится и отдыхает. Шесть дней она ухитрялась игнорировать сигналы, которые посылало ей подсознание, когда что-то выбивалось из нормальной логичной колеи. Целых шесть дней она вытравливала из себя сотрудника уголовного розыска, да так успешно, что опустилась до непростительных бабских амбиций и глупых обид. Хватит ломать себя, решила Настя, буду жить так, как мне хочется. А хотелось ей в первую очередь подумать.

Она вылезла из постели и встала под душ. Как обычно перед работой, назначила себе умственную гимнастику, чтобы привести мозг в состояние готовности. Сегодня она выбрала правила постановки вопроса к прямому дополнению в языках финно-угорской группы. Выполнив задание и одновременно доведя температуру воды в душе до едва терпимо холодной, она почувствовала знакомое радостное возбуждение. На завтрак Настя решила не ходить, сварила кофе и принялась за дело.

Часов около одиннадцати утра она спустилась в вестибюль и купила все газеты, какие только нашлись, вплоть до завалявшихся под прилавком рекламных бюллетеней месячной давности. Сунув объемистый пакет с прессой под мышку, вышла из корпуса и примерно час бродила по санаторному парку, несколько изменив привычный лечебный маршрут. Посидела на скамейке, читая газеты, вернулась к себе и стала рисовать на отдельных листках замысловатые закорючки.

К середине дня у нее сложилась более или менее цельная картина, в которой было множество пробелов, но Настя примерно представляла себе, как их можно заполнить, что для этого нужно проверить и выяснить. Обида на оперативника, допрашивавшего ее накануне, прошла бесследно. Она понимала, что ее, как человека, видевшего убитого Алферова, вероятно, перед самой смертью, наверняка будут допрашивать еще раз. Может быть, это будет другой оперативник, а может быть, и следователь. Он будет не таким уставшим и замученным, и ей удастся довести до его сведения все, что она надумала.