Сокровища Валькирии. Хранитель Силы - Сергей Алексеев

— Уйди из-за спины, не люблю! — прорычал Мавр. — Сядь и не прыгай. Хотите сказать!.. Что я хочу сказать, ты еще слушать не дорос! Я действительно Александр Романович Пронский. Пригласи начальника управления!

Рябов не сел, однако и в затылок больше не дышал, зашел сбоку.

— Прикинуться душевнобольным не выйдет. Не советую вам кричать, буйствовать, все это бесполезно… В нашем регионе время от времени появляется фальшивая валюта. Очень высокого качества, в Москву на экспертизу отправляем — фальшивая. А в последнее время и российские дензнаки. Вам, Виктор Сергеевич, и в самом деле не семнадцать лет, тем более, вашему подельнику Притыкину… Право же, смешно утверждать, что вы — Пронский. Несмотря на его награды, попавшие к вам…

— Я требую начальника управления!

— Может быть, настала пора снять грех с души?

— Ну, будь по-твоему. Настала так настала, — вдруг согласился он. — Дай ручку и бумагу. Сейчас напишу явку с повинной.

Подполковник пощупал его насмешливым взглядом, положил несколько листков и стержень от ручки. Мавр оторвал маленький клочок от уголка и написал восьмизначный литерный шифр.

— Шуруй к начальнику. И время на все про все — полчаса. Правительственная связь должна быть в этом же здании. Может, еще на поезд успеем… Да! И чтобы жену мою доставили на перрон, проводить. Это в качестве контрибуции, за оторванные погоны и оскорбленные чувства.

Рябов посмотрел на бумажку, потом на него: должно быть, что-то слышал о подобных шифрах, но никогда с ними не сталкивался.

— И куда мне с этим прикажете?

— К начальнику, олух царя небесного!

— А ему куда?

— В свою московскую контору, должно быть. Не знаю, какой теперь отдел занимается. Найдет, не маленький!

Рябов для порядка помедлил, и все-таки позвал лейтенанта в форме, посадил в своем кабинете присматривать за генералом и удалился. Мавру надоело играть в переглядки со своим стражником, он осторожно стянул газету со стола и сделал вид, что читает.

В последний раз он пользовался шифром в восемьдесят первом, когда они ходили с Радобудом искать затонувшие древнегреческие суда. Легли спать в своих, а проснулись в нейтральных водах и были задержаны пограничниками, которых сильно смутило водолазное оборудование на борту катера. Тогда их мытарили четыре дня и, когда возбудили уголовное дело, пришлось раскрыться.

К назначенному времени подполковник не успел, и вернулся, когда до отправления поезда осталось семь минут, причем не один — с начальником управления, тем самым тучным, широким мужчиной в гражданском. Мавр встретил их сидя, как полагается старшему по званию, да еще ногу на ногу положил.

— Ну и что, господа чекисты? Есть еще государственность в нашем отечестве?

Начальник прямо не смотрел на Мавра, как девица, отводил глаза, однако вместе с провинциальной стыдливостью в его редких, коротких взглядах чувствовалась настороженность и любопытство. Он подал руку, после чего выпроводил из кабинета Рябова и лейтенанта.

— Прошу прощения, товарищ генерал, — сказал в сторону. — Вы же знаете, в нашей работе никто не гарантирован от недоразумений. Если бы вы сразу предъявили шифр…

— Спасибо, что не сгноили в подвале, а только приморозили. Я же человек теплолюбивый…

— Извините, товарищ генерал, отопление еще не включили…

— Ладно, — оборвал Мавр. — Какие ваши дальнейшие действия?

— На наш поезд вы уже не успеваете, — заторопился начальник. — Посадим на Мурманский, через четыре часа. До станции Мудьюга отправим на машине.

— Слава Богу, еще не все развалили, — пробурчал Мавр. — Оказывается, еще зачатки государственности наблюдаются. А так бы сгноили в подвале… Где мой тесть Притыкин?

— Его сейчас доставят сюда.

— А моя жена?

— Извините, товарищ генерал, — начальник замялся. — Придется проститься здесь… Проблемы с конвоированием, нужен автозак… — и вдруг добавил со скрытым недовольством. — После событий девяносто третьего МВД усилилось, наша служба на втором плане…

— Ну что же, простимся здесь…

— В Москве вас встретят! — оживился он. — Все будет в лучшем виде.

— Зачем это? — Мавр насторожился. — Это лишнее, отмените.

— Помогли бы перебраться с вокзала на вокзал: Притыкин — инвалид, на метро с вещами…

— Чья инициатива? Московская?

— Просили сообщить номер вагона, поставить в известность начальника поезда. И наказать проводникам, чтоб присматривали…

4

Скорята знал много больше, чем говорил: сказывались хохляцкие крови, не раз спасавшие его от наказаний, во времена, когда еще служили они командирами взводов. У него был редкостный по мощи инстинкт самосохранения и ген жизнелюбия. Хортов об этом давно знал и ничего выпытывать не стал, добросовестно исполнил все просьбы законника и поехал к себе на Чистые Пруды.

По пути он зарулил на оптовый рынок, купил водки и продуктов для магарыча Кужелеву, и когда вернулся к машине, обнаружил возле нее пожилую цыганку в очках с толстыми стеклами и высокой палкой в руках. Опираясь на нее, она смотрелась в лобовое стекло, как в зеркало, и что-то бормотала. Бросился в глаза ее наряд — не пестрый и неряшливый, как обычно бывает у московских цыганок, а вполне приличный, из тончайшего, отглаженного шелка зеленых и бирюзовых тонов, грудь была увешана множеством ниток настоящего жемчуга, мочки ушей оттягивали огромные и причудливые золотые серьги, напоминающие свитые листья, на запястьях позванивали десятки браслетов в виде сплетенных в косички колец.

И только шуршащая под ветерком цветастая шаль с кистями, наброшенная на плечи, показалась банальной и дешевой. Она стояла и рассматривала его с типичной цыганской непосредственностью — выбрала жертву и собиралась пристать с гаданием.

Хортов открыл машину, сложил пакеты на заднее сиденье.

— Здравствуй, странник, — вдруг сказала она. — Как поживаешь?

— Я не странник, — обронил Андрей, усаживаясь за руль.

— Значит, бродяга!

— Найди себе другую жертву. Смотри, сколько людей вокруг!

— Еды купил, вина — гостя ждешь. А гость твой — военный. Но ты его не любишь, и привечать нужда заставляет.

Он запустил двигатель, сказал добродушно:

— Отойди, а то задавлю ненароком.

— Опасность тебе грозит. Смотри, берегись черных людей!

— Вот я и берегусь! Иди с дороги!

— Я не черная, я седая. Меня можно не бояться. И послушай старую цыганку, — она приблизилась к дверце и склонилась, опираясь на пачку. — Не разгребай муравейника, не отнимай у насекомых яйца, без толку все. Не успеешь оглянуться, снова построят, отложат новых деток и тебя покусают. Не там ты счастье ищешь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});