Праздники, звери и прочие несуразности - Джеральд Даррелл

Так сказать, memento[12].

— Вы очень, очень добры.

— Пустяки, пустяки. — Он прочистил нос, протер свой монокль и протянул мне руку. — Удачи вам, мой мальчик. Надеюсь, мы еще когда-нибудь увидимся.

Но мы больше не увиделись. Вскоре он умер.

4

К вопросу о продвижении по службе

Мамфе, не самое полезное для здоровья место, расположено на мысе, окруженном густым тропическим лесом, а под ним петляет полноводная бурая река. Большую часть года здесь жарко и влажно, как в турецкой бане, и эта монотонность нарушается только в сезон дождей, когда становится еще жарче и влажнее.

В тот момент население города составляли пять белых мужчин, одна белая женщина и около десяти тысяч голосистых африканцев. В минуту умственного затмения я выбрал это место для экспедиционной базы и жил в большой палатке с разной живностью на берегу бурой реки, кишевшей гиппопотамами. По ходу своей работы я, конечно, познакомился с белыми людьми. Африканцев я привлекал в качестве охотников, гидов и носильщиков, ибо стоило тебе углубиться в тропический лес, как ты попадал во времена Стэнли и Ливингстона, и нужны были крепкие парни, чтобы нести на головах весь твой скарб.

На поиски диких животных уходит весь день, и у тебя не остается времени на светскую жизнь, но, как ни странно, именно здесь мне представилась возможность оказать помощь министерству по делам колоний.

Как-то утром я поил молоком пятерых новорожденных бельчат, не проявлявших ни каких-либо признаков интеллекта, ни малейшего интереса к жизни. Тогда еще не было детских бутылочек с соской для кормления таких крох, поэтому приходилось смачивать молоком накрученную на спички ватку и давать ее сосать. Это была долгая и очень нервная процедура: с молоком нельзя было переборщить, иначе бельчонок задохнулся бы, а спичку следовало вкладывать в рот боком, дабы он не мог схватить ватку зубами и проглотить, что привело бы к смерти от запора кишок.

В десять утра уже стояла такая жара, что мне приходилось вытирать руки полотенцем, а то еще залью бельчонка по́том, что чревато простудой. Я и так был не в лучшем настроении, пытаясь подкормить своих протеже, которые были совершенно пассивны, а тут еще неожиданно материализовался мой помощник Санта и стоял, словно воды в рот набрал, как это делают африканцы, что не может не раздражать.

— Сэр, — наконец выдавил он.

— Что такое? — с досадой спросил я, тщетно пытаясь засунуть спичку с намоченной ваткой в рот бельчонку.

— ОО идет.

— Окружной офицер? — удивился я. — Что ему здесь нужно?

— Не говорить, сэр, — последовал бесстрастный ответ. — Я открываю пиво?

— Пожалуй.

Когда на вершине холма показался Мартин Бюглер, окружной офицер, я убрал бельчат обратно в коробку с сухими банановыми листьями и вышел из палатки ему навстречу.

Мартин был высокий нескладный молодой человек с почти круглыми черными глазами, обвислыми черными волосами, курносый, с широкой заискивающей улыбкой. Из-за своих длинных рук и ног, а также привычки подкреплять сказанное бешеной жестикуляцией, он был потенциально травмоопасен. Но как окружной офицер он был хорош, любил свою работу и, что важнее, любил африканцев, и они отвечали ему тем же.

Сегодня стало модно осуждать колониализм, а окружных офицеров и их помощников выставляют этакими воплощениями зла. Конечно, попадались и такие, но в большинстве своем это были прекрасные люди, выполнявшие труднейшую работу в самых неподходящих условиях. Представьте, что двадцативосьмилетнего человека назначают распоряжаться территорией размером с Уэльс, где проживают десятки тысяч африканцев, и у него всего один помощник. Он должен учитывать все их нужды, быть им отцом и матерью и вершить правосудие. Английский же закон настолько запутан, что способен поставить в тупик даже изощренный ум коренного населения.

Частенько по дороге в тропический лес я проходил мимо здания суда из глинобитного кирпича, с оловянной крышей, и видел в окно обливающегося по́том Мартина, который решал очередную тяжбу, усложненную тем, что даже в соседних деревнях нередко говорили на разных диалектах. То есть, если возникали споры между двумя деревнями, оттуда нужны были два переводчика плюс еще один, знающий оба диалекта и способный перевести слова Мартина для состязающихся сторон. В любом суде, как известно, свидетели врут как сивые мерины, поэтому серьезность и терпение Мартина во время процессов вызывали у меня искреннее восхищение. Диапазон судебных исков: от подозрений в каннибализме до отвоевывания каждого дюйма в спорной делянке с кокосами или бататом, а в промежутке — дело о похищении жены. Я много раз бывал в Западной Африке и лишь раз встретил неприятного окружного офицера.

Я сильно удивился приходу Мартина, так как в утренние часы он должен был сидеть по уши в офисных делах. Он почти бегом спустился с холма, жестикулируя, как ветряная мельница, и что-то мне крича. Я терпеливо ждал, пока он не оказался в тени моей палатки.

— Мне нужна ваша помощь! — Он вскинул руки в жесте отчаяния.

Я пододвинул складной стул и бережно усадил его.

— Так, перестаньте вести себя, как умственно отсталый богомол, — сказал я. — На минутку закройте рот и расслабьтесь.

Он помолчал, промокая лоб мокрым носовым платком.

— Санта! — крикнул я.

— Сэр? — отозвался он из кухни.

— Принесите-ка пива мне и окружному офицеру.

— Да, сэр.

Пиво было скверное и к тому же нехолодное, потому что в нашем довольно примитивном полевом лагере единственным способом охлаждения было поместить бутылку в ведро с тепловатой водой. Но при таком климате, когда из тебя выходит пот, даже если ты сидишь неподвижно, надо много пить, и нет ничего лучше пива.

Санта с мрачным лицом разлил пиво по стаканам. Мартин взял свой стакан дрожащей рукой и сделал судорожно пару глотков.

— А теперь медленно и внятно, пожалуйста, повторите, что вы мне кричали с холма, — сказал я успокоительным тоном психиатра. — И кстати, вам не следует так бегать в жару. Во-первых, это вредно для здоровья, а во-вторых, это подрывает ваш авторитет. Я уж было решил, что в Мамфе случился бунт и вас преследует толпа африканцев с копьями и ружьями наперевес.

Мартин промокнул лицо и сделал еще один большой глоток.

— Все гораздо хуже, — сказал он. — Гораздо, гораздо хуже.

— Тогда спокойно расскажите мне, в чем дело.

— Дело в окружном комиссаре.

— И что с ним? Он вас уволил? — спросил я.

— Он может меня уволить, — сказал он. — Вот почему мне нужна помощь.

— Я-то чем могу помочь? С окружным комиссаром я не знаком, как и с его родней, насколько мне известно, так что не смогу замолвить за вас слово. И