Вышивальщица. Книга вторая. Копье Вагузи - Оксана Демченко

Ларна выбрал из сопровождающих караван людей самого безобидного и хмурого на вид – авось, не станет трещать без умолку – и показал ему серебряный арх. Жестом испросил место на спине вузиби. Смуглый человек весело кивнул, очень похожим жестом достал серебро и изъявил желание забраться в седло вороного страфа. Угостил птицу лепешкой, дал воды, радуясь безвозмездному обмену, выгодному обоим седокам. Погладил пепельные перья, шепча нечто едва слышное и явно хвалебное. Ларна зевнул, улегся на широкой чешуйчатой спине, закрытой ковром. И заснул. Впрок: мало ли, что ждёт впереди… При всей своей неприязни к югу от жары он не страдал и от бессонницы, обещанной приятелем, невзлюбившим пустынный край, – тоже.

Караван шёл мерно и довольно быстро, без остановок до самого заката. Потом был короткий отдых, ужин – и снова проводник объявил: пора в путь. Вузиби сменили на свежих. Рыжих страфов тоже взяли новых, благо, выры ар-Раг и их люди всё подготовили заранее: воду и пищу в пути, тень, верховых и вьючных животных. Ларна умылся и мрачно глянул на проводника. Тот, кажется, не смолкал ни на миг всю дорогу. Навязчивое желание укоротить язык любителю танцев и чужих синеглазых невест росло. Оно заставляло поглаживать широкий нож и щуриться. Хотя… Марница и ему, Ларне, – чужая невеста. Пусть её защищает Ким. Давно пора всерьез этим заняться, пока сама она кое-кому не вырезала язык, – прикинул бывший выродёр, наблюдая, как гордо восседает на страфе утомленная болтовней синеглазая ар-клари севера. Кажется, Ким и сам пришел к тому же выводу.

– Сказок юга я знаю мало, – пожаловался он негромко и доверительно, меняя тему разговора. – Разве легенду о великом ящере Вузи и его древнем враге.

– Их весьма много, песен и легенд о ящере. Наше племя поет о Вузи и черном выродке пепла, жгущем мир жарой, – сразу отозвался Вагузи.

– На севере, в Безвременном лесу, уцелела в общем плетении сказок песнь про бой сына песков Вузи и черного Аспида, – задумчиво сказал Ким. – Но, может быть, это неверное имя. Порой названия сильно меняются, когда их несколько раз передают на слух, не понимая полного и верного звучания.

– И не надо его помнить, – едва слышно шепнул Вагузи. – Вы гости, вы не понимаете, что говорите. Мы никогда не называем вслух его имя. Никогда! Он обитает там, в глубине жары. Сила его безмерна. В древности Вузи мог противостоять, но теперь…

Проводник смущенно развел руки в красивом, гибком жесте. Он не захотел словами обозначить поражение того, кому поклонялся его народ.

– Вузи дает нам жить тут, у берега. Но большего не может. Он ослаб, – сочувственно и виновато вздохнул проводник. – Его дети, ящеры вузиби, могучи, они могут идти через сушь и десять дней без воды. И даже пятнадцать! Мой таков, я растил его от первого дня. Но после и для лучших наступает смерть. Мы прижаты к морю. Когда Вузи проиграет последний бой, мы или покинем свой родной край, или высохнем, не согласившись расстаться с Арагжей.

– Кто помогает чёрному, если он стал так силен? – Ларна временно отбросил предубеждение к проводнику, заинтересованный бедами местных богов. – Может, пора мне опять начать поиски злодея-колдуна?

– Колдуна-злодея? Не знаю такого. Мы сами виноваты, – едва слышно и явно нехотя признал проводник. – Говорят, наши предки в неразумии своем принесли жертвы тёмному. Пели ему и даже дарили невест. Синеглазых, украденных за проливом. Сказали повелителю суховеев: возьми себе воду. Пусть наш дом не достанется врагу. Пусть никому не достанется… Они были злыми и не любили свой берег. Как можно предать того, кто защищает твой род? Наши предки предали Вузи. Он был тяжко ранен их подлостью и отвернулся от людей.

Проводник снова взмахнул руками, совершая ритуальный жест, словно плеснул в лицо воду и сбросил брызги… Снял один из браслетов и бережно погладил его узор. На ладони показал Киму, затем Ларне, не отдавая в руки: по браслету вился длинным сильным телом ящер, он рвал когтями лап и зубами многоголового змея. Противники тесно переплелись, бой их выглядел так, словно оба замерли в полном напряжении сил. Ящер передавил врагу шею, змей оплел хвостом тело ящера. Кто не выдержит и первым лишится сил? Вагузи виновато улыбнулся Киму.

– У тебя красивая невеста. Я вижу, она смотрит на тебя. Не сердись, я просто сказал: красивая. Я не буду танцевать ни во время дождя, ни после. В нашем народе есть те, кто носит браслеты с полным узором боя. Мы принадлежим Вузи. Мы ждём… Вдруг однажды он простит нас и согласится принять помощь… или хотя бы жертву. Но пока нет знака.

– Кто видит знаки? – заинтересовался Ларна. – Я вот искал колдуна лет десять. И тоже впустую. Потому что его нет.

– Я вижу знаки, – гордо сообщил Вагузи. – Таким родился. Нас сразу отличают: у нас взгляд от рождения осмысленный. Говорят, это страшно со стороны. Потом мы растём, и для нас видна всякая дорога в пустыне. Потому все мы – проводники.

– Много вас сейчас? – нарушила молчание Марница, подъезжая ближе и склоняясь с седла, чтобы рассмотреть браслет.

– Двое, – отозвался Вагузи, поднимая повыше браслет на ладони. – О, я удивил тебя! Ты думала: в пустыне сошли с ума все. Высохли их головы, они каждый день дарят ящеру детей! Я знаю, на севере нас считают дикими и глупыми. Но мы не таковы. Мы правда видим знаки… только их нет. Но я в сомнениях. Нехорошо вести в пустыню синеглазую женщину. Может, ты вернёшься к берегу? Знаков нет, но пески шумят и текут. Горизонт на юге полон тьмой.

– Так ведь ночь уже легла, – упрямо тряхнула волосами Марница.

– Темнота и тьма – разные. Но это твой выбор. Я проводник, – внезапно обиделся Вагузи, надел браслет на руку и ссутулился. – Мне заплатили пять золотых кархонов, и я веду. Три раза сказал: бесполезно. И старший Вагузи прежде говорил: врёт ваш северянин, не был он в «странном месте». Но дело проводника вести, а не давать советы. Почему ничтожному в понимании песков Барте сказали идти в жару? Почему поверили ему, когда он вернулся? Постаревшие проводники моего народа, когда рождается новый ребенок с разумным взглядом, уходят в пески. И ни один не вернулся! Оттуда нет обратного пути. Но человек севера лгал, а ему верили… Я учился у лжеца речи севера. Может, и я теперь лгу?

Проводник резким сердитым движением накинул на голову платок и закрепил его налобной повязкой. Кинул длинный конец так, чтобы закутаться до самых глаз – и окончательно погрузился в молчание. Ронга подобрался поближе.

– Все верят тебе. Просто надо попробовать. Понимаешь? Они в пустошах добыли из ничего целую гору с белой шапкой наверху. Никто таких сроду не видал! В той шапке вода. Может, и у нас есть гора с водой.

– Ты ещё невзрослый, – вынырнул из своего платка возмущённый проводник. – Вода не бывает на горе! Вода стекает вниз! Она жидкая! Понимаешь? Сколько я рассказывал тебе легенд пустыни… Но ты усвоил только одну, про бой Вузи. И полагаешь, что мог бы ему помочь лучше меня! Ты – выр! Ты для песка не создан… Никто не слушает меня, когда я серьёзен. Зато все достают ножи и зло хмурятся, когда я в шутку предлагаю: давай потанцуем, синеглазая. Но стоит всерьёз сказать: ваш северянин прикинется больным и не выйдет к нам… И вы меня не слушаете! Ничуть!

– Не страдай так. Скоро увидим, – утешил Ронга. – Всё равно вышивальщикам надо пройти в пустыню. Я не рискну туда двинуться с вами. Но тебя отпущу. Волей и правом ара, и пусть хоть всё твоё племя шипит и ругается под стенами замка, требуя оградить от бед их драгоценного Вагузи. Доволен?

– Да, – оживился проводник. – Правда отпустишь?

– Когда я-то врал? – поразился Ронга. – Сперва научи врать, а потом уж глупости спрашивай. Далеко ещё нам бежать? Я слегка подсох.

– Быстро идём, – задумался проводник. – До зари будем на месте. Двойной переход сделали, потому что сменили ящеров.

Утром Тингали, с обычным для себя легким недоумением, рассматривала только что завершённую общую с Холом работу. Недоверчиво трогала нити узора и пыталась понять: кто вплел в рисунок ящера? Она таких и не видывала… Может, Хол? Молодой выр возмущенно щёлкал своими маленькими клешнями, как раз годными обкусывать нитки. Зачем ему нужны ящеры в узоре? Он шил ночь, еще шил закат и рассвет, пески и ветер.

– Тинка, сошла бы ты за святую и вещую, если бы так не удивлялась сделанному, – насмехался Ларна. – Ты отвечала невпопад, но сама невольно слушала наш разговор и вплетала его в узор. Вот как я думаю. Ещё мне кажется, даже Ким не может разделить, когда ты шьёшь нитками души, а когда балуешься обычными. Платок сильный, в нём есть движение. Или я заспался и мне чудится невесть что?

– Может, и есть движение, – смутилась Тингали. – Мы старались. Пустыня тут необычная, в ней канва дышит и гнётся, словно она непрочна. Хотя явных примет беды я не вижу. Ларна, где мы?