Социология политических партий - Игорь Котляров

В других странах политические клубы часто возникали вне системы представительной власти, формируясь на основе групп, связанных с редакциями печатных органов или конспиративных союзов (например, клуб «Молодая Италия», который насчитывал в своих рядах около пятидесяти тысяч человек).

В основе политических клубов Франции вначале были группы, объединяющиеся вокруг салонов, редакций газет и конспиративных союзов, и лишь затем – связанные с парламентской деятельностью. Типичными примерами прообраза новых политических организаций стал Парижский политический клуб бретонских депутатов во Французском национальном собрании, который по месту заседаний (в монастыре св. Якова) получил название «якобинский» и в 1791 г. насчитывал по всей Франции 448 провинциальных отделений. Генезис политических клубов довольно подробно проанализировал М. Дюверже в работе «Политические партии»: «…постепенно “бретонский клуб” принимает форму идеологического объединения. Когда собрание перевели из Версаля в Париж, клуб вынужден был прервать свои заседания и вновь подыскивать место. На этот раз за неимением зала кафе его инициаторы арендовали монастырскую трапезную. Именно с названием этого монастыря им и предстояло войти в историю: почти все забыли бретонский клуб, но кто же не знает клуб якобинцев? Аналогичный процесс превращения региональной группы в инициативное ядро доктринальной группировки позднее породит клуб жирондистов. Такие объединения не следует смешивать с местами их сбора. Здесь еще раз стоит привести пример якобинцев – он, по-видимому, действительно исчерпывающе характеризует фазу предыстории партий. Точно так же во французском Учредительном собрании 1848 года мы находим объединения “Дворец науки” и “Институт” (умеренные республиканцы), улиц Пуатье (монархисты-католики), Кастильон и Пирамид (левые). Можно вспомнить и Франкфуртский парламент с его партиями “кафе «Милани»” (крайне левые), “Казино” (правый центр), а также “Вюртемберг” (левый центр, откуда выделились партии “Вестендаль” и “Аугсбург”), “Германия” (левые) и, наконец, “Монт-Тоннер” (крайне левые) – все последние получили свои названия по имени отелей, где собирались. В данном случае речь идет о феномене, весьма отличном от бретонского клуба или клуба жирондистов: депутаты встречаются в одном и том же месте, так как разделяют одни и те же взгляды; оба же упомянутые клуба сложились по принципу землячества, а уж затем их члены констатировали свою идейную общность. Здесь же перед нами – идеологическое, а не региональное объединение; использование для его обозначения названия места заседаний говорит лишь о том, что доктрина еще не настолько прояснена, чтобы служить характеристикой группы» [53, с. 24].

«Со временем, – писал Острогорский, – почувствовалась необходимость в более методических приемах, и, кроме того, стало неудобно заниматься партийными делами в самом клубе, так сказать, под веселую руку. Либеральный кнут Бранд тогда (в 1861 г.) образовал независимую центральную организацию» [139, с. 86]. Ее главной задачей была избирательная регистрация, которую данная структура успешно решила. «Консервативная партия, – подчеркивал М. Острогорский, – образовала центральную ассоциацию на тех же основаниях. Учитывая значение общественного влияния главного избирательного рычага, консервативной партии, центральное бюро тори поддерживало тесные отношения с Сагlton club; если они не являлись единым организмом, у них была одна душа» [там же].

Зародыши внеконституционной политической организации в США, считает классик социологии политических партий М. Острогорский, появились в клубах колониального периода: «Эти клубы, процветавшие преимущественно в Бостоне, сделались по мере продвижения американской революции очагами политической дискуссии, где вскоре зародилось сопротивление произволу британского парламента» [139, с. 297]. Именно в Бостоне по инициативе членов Кокус-клуба возникли «корреспондентские комитеты» – мощные организации патриотической партии, подготовившей революцию и независимость [там же]. Несколько лет спустя под влиянием Французской революции, которая стала переломным этапом в переходе от феодализма к капитализму, здесь появляются постоянные избирательные комитеты, а в 30-е гг. XIX в. проходят первые национальные съезды по выдвижению кандидатов в представительные органы. До начала XIX в. в этой стране было образовано около сорока организаций типа французского «Якобинского клуба», обществ ирландских радикалов, американских «Сынов свободы». Но они практически копировали деятельность своих европейских коллег, «стали элементами смуты и угрожали общественному порядку», и президент США Джордж Вашингтон их запретил. На смену избирательным комитетам пришли две большие политические структуры – федералисты и республиканцы [там же].

Демократическая партия, которая тогда называлась республиканской, была основана в 1792 г. Томасом Джефферсоном. Она была создана как «партия всего народа» и противостояла партии тогдашней американской элиты – партии федералистов. Сторонники Т. Джефферсона отстаивали позиции сельскохозяйственного Юга, высказывались в пользу снижения роли федеральных властей и верили в право каждого американца участвовать в политической жизни. В 1798 г. партия получила название Демократическая республиканская партия – Democratic-Republican Party, а в 1800 г. Т. Джефферсон выиграл президентские выборы. Партия выступала за сохранение независимости отдельных штатов.

Ей противостояли федералисты, выступавшие за создание американского государства с сильной федеральной (центральной) властью. Федералисты были убеждены в необходимости центрального правительства, представляли интересы промышленников Севера, среди которых было много молодой национальной буржуазии. И не удивительно, что один из самых известных федералистов Александр Гамильтон сравнивал народ со «страшным зверем». Лидером федералистов был второй президент США – Джон Адамс. Победа Т. Джефферсона над Дж. Адамсом в 1800 г. стала началом конца партии федералистов, которая практически полностью исчезла к 1816 г.

Следует особо отметить, что создатели американского государства крайне отрицательно относились к самой идее создания политических партий. Они были против формирования политических структур и появления враждующих «фракций», которые, по их глубокому убеждению, стали бы проявлять больший интерес к межпартийной и фракционной борьбе вместо того, чтобы заботиться об общем благе жителей государства. Основатели США хотели, чтобы американские граждане голосовали за отдельных кандидатов без вмешательства организованных политических структур, считали, что партии представляют угрозу существованию американского республиканского государства.

Последовательным противником создания политических партий был и Джордж Вашингтон. Он говорил о гибельности воздействия партий, уничтожающих единство американского общества, полагал, что они в действительности являются «готовым оружием для подрыва власти народа». Другой известный американский политик Джеймс Мэдисон называл партии «крамолой» [195, с. 79] и был убежден, что «скрытые причины крамолы заложены в природе человека, и мы зрим, как они повсеместно, хотя и в различной степени, вызывают действия, совместные с различными обстоятельствами гражданского общества. Страсть к различным мнениям касательно религии, правительства и тьмы других предметов, равно как различия в суждениях и в практической жизни, приверженность различным предводителям, добивающимся превосходства и власти, или лицам иного толка, чьи судьбы так или иначе привлекают умы и сердца, в свою очередь делят человечество на партии, разжигают взаимную вражду и делают людей куда более наклонными ненавидеть и утеснять друг друга, чем соучаствовать в достижении общего блага» [195, с. 80].

Источником партийных размежеваний, по Дж. Мэдисону, могут быть также приверженность различным политическим лидерам или выдающимся личностям, общественное поведение или судьбы этих личностей, представляющих наибольший интерес. Основной причиной возникновения партий является неравное распределение собственности.

«Ни одному человеку, – считал Дж. Мэдисон, – не дозволено быть судьей в собственном деле, поскольку владеющие им интересы, несомненно, повлияют на его решения и, вполне вероятно, растлят его честность. В равной степени и, пожалуй, даже с большим основанием, группе людей также неуместно выступать одновременно и в качестве судей, и в качестве тяжущихся сторон» [195, с. 81]. А ведь к этому стремятся партии – делал вывод политик.

«Причины, порождающие крамолу (политические партии. – И. К.), – утверждал Дж. Мэдисон, – невозможно истребить и спасение от нее следует искать в средствах, умеряющих ее воздействие. Если крамольная группировка включает в себя менее большинства граждан, спасением от нее является сам принцип республиканского правления, позволяющий справиться с вредоносными взглядами посредством простого голосования. Крамольники могут нападать на власти, они могут вносить смуту в общество, но им будет не под силу осуществлять и маскировать свои бесчинства, прикрываясь положениями, провозглашенными конституцией» [195, с. 82].