Солнце сияло - Анатолий Курчаткин

- Двинули, - махнул рукой Федя, показывая направление движения - в кладбищенские ворота.

- А не загоношат? - кивнул Ленчик на одноэтажное строение рядом с воротами, надо думать - администрацию кладбища.

- Не загоношат, - коротко отозвался Федя. - Наоборот.

На кладбище позади дома администрации укромно стояла длиннотелая серебристая шведская "Вольво" Феди. Миновав очищенную от снега просторную площадку перед лесными зарослями, заваленную по периметру разбитыми памятниками и перекореженными ржавыми оградками, мы двинулись по дороге между могилами в глубь кладбища. Наплывающие сумерки, только мы ступили под скелетный ажур смыкающихся в вышине крон, тотчас сделались густы, лица моих спутников погасли, утратив черты. Мы стали не людьми - силуэтами.

Могилы отступили в стороны, деревья разомкнули кроны - дорога вывела нас на новую очищенную от снега площадку. Здесь, наверное, разворачивались катафалки.

- Стоим! - вскинул вверх руки Федя.

И только мы успели подчиниться его приказу, за пазухой у него зазуммерило.

Федя торопливо влез рукой в вырез пальто на груди, и рука вынырнула оттуда с таким же бруском в брезентовой обтяжке, что получил Стас.

Тут, когда он поднес брусок к уху, я понял, что вижу знаменитые токи-уоки, переносные армейские рации близкого действия. О мобильных телефонах тогда еще только ходили слухи, и токи-уоки - ничего круче этого не было.

Федя вбил антенну обратно в тело токи-уоки и объявил, быстро окидывая всех взглядом:

- Подъезжают. Две тачки.

Ласковости в выражении его лица больше не было. Теперь это было лицо одной суровости.

- Что, может, мне с кем еще отойти? - осевшим, словно бы вывернутым наизнанку голосом скороговоркой сыпанул Леха. - Так, недалеко чтоб. За деревьями тут?

- Зачем? - глядя в направлении ворот, скрытых сейчас от глаза изгибом дороги, уронил Федя.

- Ну, как зачем. На всякий случай. Если вдруг что...

- Без всяких "вдруг". - Федя взглянул на Леху. - Никаких "вдруг" быть не должно. Шило не забыли?

- Конечно, нет. Вот, - откликнулся Сашок, доставая из кармана кожаный чехол с торчащей из него круглой отполированной деревянной ручкой. - И у Коляна.

- Вот и хорошо, - сказал Федя. - Только подъедут - и чтоб сразу. Обе тачки.

- О чем базар, Федя, - ответил Сашок. - Дело известное.

В глубине скелетно-ажурной арки, образованной кронами деревьев, из-за изгиба дороги вынырнула одна машина, затем другая. Первой шла черная "Волга", второй серые "Жигули"-семерка.

- Все, ребята, напряглись. Главное, не бздеть, - почему-то вполголоса произнес Федя. - Покажем, кто здесь хозяин.

- Покажем. Хрена ли, - сливаясь голосами, отозвались Колян с Ленчиком.

Я с таким тщанием восстанавливаю в памяти все эти предшествовавшие "стрелке" подробности, потому что случившееся на ней проведет между мной и Стасом разделительную черту, которую мы уже не сумеем преодолеть. А то, что было дальше, после того, как "Волга" с "семеркой" выкатили на площадку, двери их раскрылись и оттуда выбрался сначала Стас, а потом один за другим посыпались ребята в похожих на мою, разноцветных китайских куртках-пуховиках и, наконец, через паузу, появился тип в таком же, как у Феди, длинном кашемировом пальто с белым кашне на шее, вот это все, что было после, в памяти у меня только отдельными эпизодами - точно так, как новогодняя ночь у Иры, когда я уже заступил грань.

Точнее, первые мгновения после десантирования разноцветно-пуховой толпы я помню еще вполне ясно, а калейдоскопом все закрутилось с того момента, как раздалось пение проколотых шин, и "Волга" с "Жигулями" устало просели каждая на одно из задних колес.

Вопль, вырвавшийся у толпы разноцветных пуховиков, если б их голоса прозвучали в полную силу, поднял бы из окружающих нас могил мертвецов. Но раздавшийся вопль взлетел над площадкой лишь сдавленным клекотом. Хотя это был именно вопль. Возопив, пуховики не посмели дать голосам волю. Они все устремили глаза на типа в пальто, ожидая его реакции. И тут до меня дошло: если он скажет рвать нас в клочья, - они бросятся рвать не раздумывая.

Однако же тип в пальто, обернувшись на присевшие машины, ушел в долгое глухое молчание. Он глядел на Федю таким пустым, мертвым взглядом, что казалось, сейчас из его глаз засвистит самим ледяным непроглядным мраком космоса.

Он стоял молчал, и Федя не выдержал:

- Ниче-ниче. Необходимая мера предосторожности. Чтоб твои братки ошибок случаем не наделали. Жизнь дороже, чем колеса какие-то. Без запасок же не приехали? Поговорим, поставите потом спокойно запаски - и с ветерком.

- Мент, падла! - выцедилось из типа. Хотя, пожалуй, вернее его было бы назвать бугаем. В нем было не меньше метра девяносто росту и весу за центнер, причем прилично за центнер. - Был мент, падла, ментом и остался. За то и отвечать тебе. Возвращай точку людям. Хороших людей обидел. Кидалово тут тебе не прет.

- Понт не гони, на понт будешь тех брать, кто сам на понтах стоит! гнетущая суровость в голосе Феди была тяжелей пирамиды Хеопса. - А у меня от твоих хороших людей расписки, хрена ль они мне расписки давали?!

Дальнейшего содержания их разговора у меня нет в памяти. Что помню это руки бугая в пальто. Он их держал подсогнутыми в локтях и разведенными в стороны, средний, безымянный и большой пальцы поджаты к ладони, а указательный с мизинцем торчали рогулькой - такой, какую делают детям, показывая "козу". Они базарили с Федей, то повышая голос, то вновь снижая, я смотрел на эту "козу", недоумевая, зачем держать пальцы в таком неудобном подгибе, и вот эта "коза" - то единственное, что во мне осталось от всего остального разговора Феди с бугаем.

"Подойди!" - слегка развернувшись и глянув в мою сторону, поманил Федя меня к себе гребущим движением руки - та следующая картина, что в памяти ясна и отчетлива.

Это его требование повергло меня в род шока. Что за нужда была у него во мне? Почему не Стас, не кто-то из казаков? Но тем не менее я стронул себя с места и подошел к Феде. Согласившись приехать сюда, я отдавал себя в полную его власть, и странно было бы сейчас не подчиниться его команде.

- Постой здесь рядом, - коротко бросил Федя, указывая на место подле себя.

Прервавшийся на мгновение разговор их продолжился, "кинул", "на счетчик", "накапало", "жмурик", "жмурику", "жмуриком" - такой круговорот слов висел в воздухе, я стоял рядом с Федей, тяготясь своей ролью неодушевленного предмета, и вдруг разговор начал накаляться, взвился свечой - как еще ни разу за все время, и бугай неожиданно ступил вперед. Перед глазами у меня мелькнула его рука с "козой", и в следующее мгновение, вслед взорвавшейся в глазах бомбе, слыша принесшийся откуда-то издалека звериный крик, я схватился за лицо.

Боль выворачивала наизнаку весь череп. Космы цветного пламени плавали перед глазами. Нет, не перед глазами. Пламя было в голове. А я ничего не видел. Я был слеп. Бугай выбил мне глазные яблоки. Под руками у меня были пустые глазницы.

Потом я обнаружил, что меня крепко держат с двух сторон за локти и куда-то влекут, заставляя переступать осекающимися ногами, я по-прежнему закрываю лицо руками, а из окружающей меня цветной тьмы до слуха доносится голос Стаса:

- Все, Санек, все. Сядешь сейчас в машину, поедем. Они отвалили. Ни хрена с нас не получили. Этот тебе по злобе просто. Все уже, Санек, все закончилось...

- Стас! - проговорил я. - Он мне глаза выбил. Я теперь слепой.

Впрочем, я лишь пытался говорить. Вместо связок у меня были лохмотья наждачной бумаги. Звериный крик, что я слышал, - это был мой собственный крик.

- Да брось, че ты! - ответил мне чей-то чужой голос - кого-то из казаков, кажется, моего тезки. - Че он тебе их выбил. Выбил бы - так у тебя уже все б на пальцах висело. Ты хватит шары-то зажимать. Убери лапы. Убери, говорю!

Я ощутил на веках чужие пальцы - и ощутил, благодаря им, глазные яблоки.

Глаза у меня остались на месте. Но перед глазами, хотя Сашок (если то был Сашок) и взодрал мне веки на самую лобную кость, все так же бесилась многоцветным пламенем вселенская тьма.

Зрение стало возвращаться ко мне уже в машине. Было больно, но я мог смотреть и вправо, и влево. Человек, сидевший впереди за рулем, был Федя. Что значило, я не в "Жигулях", а у него в "Вольво". На пассажирском сиденье рядом с Федей было пусто. Кто-то сидел бок о бок со мной, крепко держа меня за предплечье. Я повернул голову, чтобы увидеть, кто это, - это был Стас. Я, он и Федя - всего трое в машине.

- Привет, Стас, - сказал я, словно вот только что вернулся из долгого, дальнего путешествия, давно не виделись и я уведомляю его о своем прибытии.

Федя впереди, наклонившись, заглянул в зеркало заднего вида:

- О! Все отлично, Санек! Поздравляю с благополучным боевым крещением! Видал, да, узнал, что она, распальцовка, такое?!

- Какая распальцовка? - не понимая из его слов ровным счетом ничего, проговорил я. Я вернулся из путешествия, но еще не верил в свое возвращение.