Золотая рыбка - Людмила Бояджиева

Полина подняла на бледного человека изумленные глаза:

— Вы полагаете, что не нас ограбили, а мы ограбили себя?!

Прутков пожал плечами:

— В данный момент можно оперировать лишь фактами. А версий может быть множество. Реальных же две — вас подставили, обобрав до нитки, или вы сами инсценировали ограбление. Тривиальная схема, стара как мир и чрезвычайно популярна в нынешней ситуации… Будем работать, Полина Андреевна. Разберемся…

— Простите… У вас есть предположение о месте нахождения Сарычева? Я очень беспокоюсь…

— Могу сказать, что в сводках по моргам, больницам и аэропортам это имя в настоящий момент не фигурирует. Подчеркиваю, это имя, ведь ваш жених мог изменить документы. И, заметьте, в настоящий момент. Это значит, что в любую минуту мы можем получить сигнал.

— Спасибо… — Полину ошарашило упоминание моргов и больниц, а также заявление об обыске.

— Мне надо быть дома?

— Это же не ваша жилплощадь? Вы не являетесь юридической совладелицей?

— Там есть мои вещи, одежда, обувь… Но я хотела бы…

— Не беспокойтесь, ничего из ценных вещей не пропадет. В таких случаях неукоснительно соблюдаются необходимые формальности…

— Понятно. — Полина с сочувствием взглянула на следователя, ощутив мучившие его усталость и неприязнь ко всему этому делу и к ней лично — то ли глупенькой любовнице, то ли сообщнице зарвавшегося афериста.

— Я могу воспользоваться своей машиной? Вернее, это автомобиль отца, но он инвалид и я вожу по доверенности.

— Вчера ночью вы ездили за город на этой машине?

— Да. И оставила её на стоянке в переулке вон у того сквера. Домой меня отвезли на служебной «Волге».

— Возражений к пользованию автомобилем на сегодняшний день у меня нет. Но вы понимаете, возможна конфискация всего имущества. Так что постарайтесь не попадать в дорожные происшествия. И не пересекать линию окружной. Захлопнув блокнот, Прутков ещё раз оглядел роскошный кабинет дирекции. Он наверняка знал цену подвесных потолков высшего качества, компьютеров, техники, и мог прикинуть капиталовложения, угроханные «Ониксом» на экипировку офиса. Во взгляде карих глаз отчетливо светились ирония и печаль прощального торжества. С таким чувством следили, наверно, пролетарии за национализацией капиталистической собственности.

Полина почувствовала жалость ко всем, кто толпился сейчас в этой комнате — к бывшим хозяевам и к тем, кто явился установить правопорядок, к себе и к бледному следователю. Если кто-то и был виноват в мучительной неразберихе нового жития, то не эти люди. Увы, — все они — актеры в огромном, дьявольски срежиссированном спектакле. Она устало кивнула:

— Я не собираюсь скрываться. Приму ваши указания к сведению. Но… но вы ведь, все равно станете за мной следить?

Прутков усмехнулся с нарочитым пренебрежением:

— Представьте, любезнейшая госпожа Ласточкина, у нас есть более интересные объекты для проявления повышенного внимания. Придет время, займемся и вами.

Полина нашла свой автомобиль на том же месте, где оставила его накануне, быстро нырнула в салон, включила мотор и печку. Внутренний невроз, обливающий с ног до головы волнами ледяного озноба, сопровождался тупой расслабленностью, а неудержимый порыв к действиям мучительно сочетался с непониманием того, каковыми должны быть эти действия. Откинув затылок на подголовник, Полина попыталась сосредоточиться, взять себя в руки и действовать разумно. Прежде всего, необходимо заполучить хоть какую-то информацию.

Она вздрогнула от сигналов радиотелефона. Номер Ласточкина был известен лишь самому ограниченному числу лиц. В трубке звучал голос Глеба: «Это очень серьезно, Полина. Мы все в опасности. Ничего не предпринимай. Сообщи отцу: Крафт. Он поймет. Больше никому ни слова! Никому, слышишь? Будь крайне осторожна. Помни: ты мне нужна».

Полина не успела ничего ответить, связь прервалась. Ее захлестнула радость. Глеб жив! Он беспокоиться, он любит! Какое значение в сравнении с этим имели какие-то бумаги и пропавшие деньги. Прокручивая в голове слова Глеба, Полина направила автомобиль в сторону «Беговой», к унылому городку Боткинской больницы.

В кардиологическом отделении, куда перевели Ласточкина, её впустили беспрепятственно. Вбежав на второй этаж, Полина тут же увидела Соню. Та стояла у окна, глядя на мокрые ветки старых ясеней, качавшиеся на ветру. В глазах пустота, смертельная усталость в маленьком, поникшем теле.

— Что? — Спросила Полина едва слышно.

— Без сознания. Держат на аппаратах. Кома. Надежда пока есть.

— К нему можно попасть?

Соня отрицательно покачала головой:

— Никого не пускают. Я только видела, как его повезли на каталке. С капельницами, кислородными трубочками…

— Он сильный… Вам бы надо поспать, Соня, а я подежурю.

— Нет. Разве усну? Буду здесь сидеть. Не выгонят. Мы собирались к Новому году расписаться.

— Мы тоже. На следующей неделе. Глеб пригласил вас с отцом… Полина чуть было не рассказала о звонке Глеба, но вовремя остановилась. Следствие ведется. Тотальный обыск в офисе и в квартире.

Соня вздохнула:

— Значит, ничего нового.

Полина мотнула головой:

— Сонечка, я всеже поеду. Надо кое-что выяснить. У меня появились соображения.

— К следователю?

— Следователь пусть сам копает. А я пока — сама.

Глава 11

Крафт по-немецки означает сила. На идиш — тоже. Кличка, пароль или просто-напросто фамилия? Если её знает отец и Глеб, значит, знают и другие. Но не те, кто просидел всю ночь в кабинете, пытаясь прояснить причины катастрофы. Если кто-то из них, скрывающийся под маской друга, причастен к случившемуся, то, определенно, не сам «главарь», а его приспешник или информатор. Следовательно, надо искать концы у тех, кто старательно держался в стороне от катастрофы «Оникса».

Полина соображала и действовала быстро, вынырнув из парализующей спячки. Внутренний голос торопил её — ведь Глеб явно просил о помощи. Мысль о находящемся в коме отце разрывала сердце, но именно сейчас Полина не имела права поддаваться унынию и растерянности. Позвонила Алле. Та оказалась дома и сразу накинулась с вопросами.

— Господи! Ты где? С утра названиваю. Что нового?

— У отца инфаркт. Я только что из больницы. Он без сознания. В «Ониксе» орудует госпрокуратура. Следователь взял с меня подписку о невыезде. Возможно, я дочь и любовница преступников.

— Бред какой-то… Большие хищения?

— Не в курсе. Вроде, дальше некуда. Следователь подозревает отца и Глеба, якобы инсценировавших ограбление и прибравших все себе.

— Лажа… — Алла притихла. — Приехать к тебе? Голова, правда, ещё ломится. Говорят, магнитная буря. Боюсь за руль садиться.

— Не надо. Я намерена поговорить с кем-нибудь из ваших шефов. Не знаешь, Россо на месте?

— В Италии. У Фредерики дядька скончался. Там же похороны — целое событие. Всю родню собирают, волосы на голове рвут, чтобы проявить горе.

— А Кудряшов, Травкин?

— Кудряш валяется с радикулитом… Собственно, я по этому поводу и отлыниваю — в фирме сплошное затишье, как в лазарете… Про Травку, извини, не в курсе. Может, Россо его в Италию потащил? — В трубке загудело.

— Ал… Ал… здесь помехи, не отключайся. Скажи, Россо давно уехал?

— В конце того месяца. Сама понимаешь, похороны — неплановое мероприятие.

— А когда Геннадий твой вернется, может, с ним посоветуешься?

— Ой, к нему я ни за что не сунусь. Он криминала жутко боится. На них, спортсменов, всех собак вешают. Только и талдычат: они и мафия, и то и се. Уже такие примеры были, если где шухер, Генка в кусты. «Соблюдаю чистоту харизмы», — говорит. Вообще ожидаю его только дней через пять… Подъеду, конечно, со всеми этими вопросами. Ситуация-то нешуточная. Думаю, меня тоже по допросам затаскают…

— Как подругу предполагаемой преступницы?

— Ну. И бывшую сотрудницу твоих шефов. Ой, опять гудит. Представляешь, будто ломом в висок. Вот жуть-то…

— Выздоравливай. — Полина повесила трубку и задумалась. Почему-то в уютном теплом салоне, огражденном от всего мира, она легко сосредотачивалась, а приходящие в голову идеи казались удачными, не вызывающими сомнений. Очевидно, если верить прочитанным давным-давно наблюдениям парапсихологов, сообщение Глеба несло значительно большую информацию, чем заключалась в его словах. И теперь эта информация внедрялась непосредственно в подсознание Полины.

Во всяком случае, не слишком усердно прикидывая шансы, а повинуясь интуиции, она направилась за город — в тот коттеджный городок, где была лишь однажды, да ещё добиралась в темноте и в машине Аллы. Малая вероятность найти дом Россо не смущала Риту. У неё было такое ощущение, словно она перешла на автопилот, увлекаемая к цели некой силой, называй её как хочешь: самовнушением, отчаянием, игрой, болезнью воображения, какая разница?! Она доверилась этой силе, поскольку ни выбора ни время на раздумья не имела.