Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ты что это ко мне без лампасов приперся?!
Бадакин тихо выдавил:
— Товарищ президент, полковнику лампасы... не положены.
— А почему — полковнику? Жокей, галопом тебя по европам! Готовь мой указ о присвоении ему генерала! И назначаю Бадакина председателем Службы государственной безопасности. Смотрите только, чтобы за девять месяцев тут херни какой не напороли, а то шкуру спущу!.. — Помолчал, снова придирчиво осмотрел подчиненных и окончил уже более ласково: — Подумайте, чтобы за это время я из телевизора не вылезал... Монтаж там какой сделайте, ну… как я принимаю одного, второго, документы подписываю, вас, лентяев, гоняю. Подключите Федоренкина, он знает, что и как. Ясно?
— Так точно! — в один голос гаркнули помощник и службист.
— Ну вот и славно… Не побейтесь только, кто моей повитухой будет, плацента-шмацента...
Народ затушил пожары, отстраивал сожженные лачуги, пил водку и смотрел телевизор.
Администрацию президента начал доставать премьер Сысанков, он рвался к президенту с какими-то неотложными заботами, пока его семиэтажно не обложил и не выгнал Жокей. Премьер надломился, засел на даче и тоже запил.
И вот — звонок председателя Службы госбезопасности:
— Товарищ Жокей, срок сеанса закончен. Будем останавливать?
— А какие другие предложения?
— Не понял...
— Понимаешь ты все не меньше моего, — обрезал его Жокей. Сладким было для него — по сути, руководителя государства — это время; разные кощунственные мысли в голову лезли, но боялся он их, отгонял: кто знает, чем они аукнутся... Да и, зная норов хозяина, не мог не думать о том, что без чьей-то подстраховки не полез бы тот в плаценту... — Конечно, заканчивай!
Жокей покосился на портрет президента, заказал себе кофе, выпил без удовольствия и заспешил в лабораторию.
Перед входом уже стоял лимузин, и Жокей испугался, что опоздал первым поприветствовать хозяина. Возле лифта его ждал окаменевший Бадакин, нервно схватил за рукав и потянул в глубь вестибюля.
— Слушай... вышел казус. Не знаю, как объяснить...
— Президент живой? — оборвал его Жокей.
— Да, да... Что ты! Все получилось, только...
— Что «только»?! Не тяни!
— Помолодевший, здоровый, только... в своем времени.
— Как это… в своем?
— Да пойдем, сам увидишь!
В ярко освещенной палате сидел выбритый и вымытый Мороз. Помолодевший… чуть ли не на половину возраста. Если бы не растиражированные фото времен молодости, его тяжело было бы узнать: ни мешков под глазами, ни морщин, ни обвислой челюсти...
— Господин президент, разрешите приветствовать вас! — начал Жокей, вобрав голову в плечи, но хозяин зло сплюнул и закричал:
— Еще одного придурка привели! Сам ты господин зачуханный, выфрантился тут мне. Что, с бодуна не просох?! — он помолчал и неожиданно кивнул на окно: — Чего машины простаивают? Где бригадиры и звеньевые?! Не посеете вовремя — будете экспериментальное поле своими слезами поливать!
— Сейчас, сейчас, все сделаем... — сам не зная, что обещает, Жокей потянул за лампас Бадакина и подался к выходу. Притворив дверь, он ослабил галстук и пробормотал: — Это, галопом-по-европам, что такое?!
— Президент...
— Да сам вижу! О каком поле кричит?..
— Профессор утверждает, что это синдром возвращения...
— А с конюхом что?.. Что с тем твоим синдромом?! Дед же — нормальный... — Жокей вздрогнул и поправился: — В смысле… нормально из того синдрома вышел.
— Ну да...
— Ты мне не дакай! Что делать будем? — Жокей покрутил жилистой шеей, еще больше ослабил галстук, и верхняя пуговица на сорочке не выдержала — оторвалась, поскакала по гранитному полу.
Вдруг что-то словно прояснилось в глазах помощника:
— Дай-ка мне личное дело того деда!
— Этажом ниже, в архивной...
Жокей смотрел на биографию первого пациента секретной лаборатории, мотал головой и не мог выговорить ни слова. В горле страшно пересохло.
— Может, кофе?
— Что?
— Может, кофе? — повторил председатель Службы госбезопасности.
— Нет, давай водку… и побольше... Как вы могли так с дедом лопухнуться?
— Никакого лопушения… Выход, как и профессор подтвердил, из сеанса был беспроблемным, без временной деформации.
— Да что ты бред несешь, генерал! У тебя мозги-то есть?!
— Я па-а-прошу! — надулся тот, вмиг покраснел, но успокоился и снова затараторил: — Ты же сам слышал, как тот рассказывал о своем последнем месте работы, о конях что-то там и весовой...
И помощник не выдержал:
— Я и говорю, что ты дурак! Да конюх этот и двадцать, и тридцать лет тому, как и перед сеансом вашим ляцким, коней пас! — Он поднял папку с личным делом деда и хлопнул по столу. — Зови своего профессора!..
На полную адаптацию президента понадобилось несколько недель. Все должно было пойти привычными кругами, однако помолодевшего руководителя отказался признать народ, досрочно выбиравший его, веривший и любивший. И стареющий. Вместе с народом старели и вера с любовью.
На остановках, в курилках и в соцсетях начались настороженные перешепты-намеки, вылившиеся в стихийные митинги. И с каждым публичным выходом правителя на люди народное негодование росло и угрожало вылиться во что-то большее.
— Нашего убили, а вместо него подсовывают двойника!
— Посмотрите, он нашему в сыновья годится...
Ничего не могли сделать ни телепропаганда, ни Служба безопасности. А тут поднял голову премьер:
— Правильно, народ, нас всех дурят! О-о-обман!
Президент был вынужден сам спасать ситуацию. Он выступил по всем телеканалам с чрезвычайным обращением к народу, подробно поведал о ранее спланированных врагами поджогах и своей болезни, во время которой зарвавшиеся высокопоставленные чиновники пытались захватить власть.
— Их уже вывели на чистую воду! — вещал руководитель государства. — Этих роликовых, керзонов и сысанковых... Они мечтали дорваться к власти еще с тех пор, как я возглавил страну. Обещаю вам — все получат по заслугам! Все! А к следующему году мы справимся с экономическими потерями и сможем повысить зарплаты и пенсии. Как и раньше, государство не оставит без помощи никого... — Президент еще долго говорил о распоясавшихся ворах и продажной оппозиции, золотовалютных запасах и международном положении — и народ находил в тех словах прежнюю простоту и сердечность, открытость и преданность, узнавал своего президента до каждой, хотя и разгладившейся, морщинки под просветленными глазами, до каждого жеста.
Вечером президент приехал на правительственную дачу, где обосновался впавший в горячечную оппозиционность Сысанков.
— Ты?.. — недоуменно поднялся из-за длинного стола премьер и, хмельно покачиваясь, пошел навстречу.
Мороз хмыкнул, схватил пустую бутылку — и двинул по нетрезвой голове премьера. Тот хватанул воздуха, лизнул пухлые губы — и обмяк.
Когда назавтра после телеобращения хозяина Жокей принес составленные спецслужбами и льющие бальзам на душу результаты общественных опросов, президент спокойно отодвинул бумаги на край стола и огорошил помощника:
— Помнишь, когда метро бастовало... я тогда в университете выступал. Там девка одна, чернявая такая, — он покрутил пальцами, — мне бумажки подносила. Я приказывал разузнать о ней...
— Да, Екатерина Александровна Белявская, студентка филфака нашего университета. Я докладывал...
— Ты заработался или прикидываешься?! — вскипел президент. — Что мне с тех докладов? Давай ее сюда! Ясно?..
VІ.
— Что ж, фами-илия твоя соотве-етствует нутру-у, — словно чужим голосом едва не пропел царь окольничему Федору Сукину, своему посланцу. Глаза того не могли остановиться на одной точке, зрачки суетились в глазницах испуганными жуками. Царь перебросил с одной руки в другую скипетр и кивнул верному Матею: — Отправь его делать гроб!
Когда стрельцы уже дотянули невысокое тело испуганного посланца к дверям, царь уточнил:
— Хороший, большой гроб! Чтобы издали виден был. — Посмотрел на перстень-печать, покрутил его туда-сюда и добавил: — А этому сукиному сыну и обычной ямы хватит...
В конце 1560 года, когда Радзивилл Черный укреплялся в землях Ливонии, а образ покойницы царицы Анастасии поглотили успокоительные оргии, Иван Грозный направил к Сигизмунду Августу громадное санное посольство, которое и приказано было возглавить Федору Сукину. Царь не поскупился на подарки, взамен надеясь получить не только дружбу короля-соседа, но и одну из его сестер в жены.
Сигизмунд же воспринял предложение сдержанно, а краковский сейм едва ли не единогласно решил выслать назад московское посольство. Однако Федор Сукин не сдался. Он подкупил королевскую горничную, тайно показавшую в костеле во время воскресной службы двух принцесс. Младшая, Екатерина, на миг поправила над бархатным чепцом кружевную вуаль — и царскому посланцу запали в душу ее черные брови, нежный носик, искушающие, налитые вишневой свежестью губы. Он незаметно понаблюдал за ее лебединой походкой и вкусно расписал обо всем своему хозяину. И не позабыл добавить, что Сигизмунд Август не имеет потомка, потому с помощью его сестры-красавицы Московия может снова соединиться со своей вотчиной — полоцкими и смоленскими землями.
- Старость Пушкина - Зинаида Шаховская - Историческая проза
- Неизвестная война. Краткая история боевого пути 10-го Донского казачьего полка генерала Луковкина в Первую мировую войну - Геннадий Коваленко - Историческая проза
- Весеннее пробуждение - Т. Браун - Историческая проза
- Смутные годы - Валерий Игнатьевич Туринов - Историческая проза / Исторические приключения
- Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец - Виктор Поротников - Историческая проза
- Мария-Антуанетта. Верховная жрица любви - Наталия Николаевна Сотникова - Историческая проза
- Поручик Державин - Людмила Дмитриевна Бирюк - Историческая проза / Повести
- Таинственный монах - Рафаил Зотов - Историческая проза
- Иоанн Цимисхий - Николай Полевой - Историческая проза
- Заветное слово Рамессу Великого - Георгий Гулиа - Историческая проза