Госпожа президент - Анне Хольт

«Вообще-то дома с ней занимаюсь я», — вздыхала Ингер Юханна, пряча досаду под улыбкой.

Сестра тоже отпадает. Мариина безупречность с годами разделила их, стала непреодолимой стеной. Сестра была хороша собой, прекрасно одета, бездетна. Уже при одной мысли о том, чтобы нагрянуть в квартиру на Акер-Брюгге с детской кашей и закаканными памперсами, у Ингер Юханны дух захватывало.

Она снова перечитала записку. Буквы расплывались перед глазами. Она смигнула слезинки, которые тихонько скатились по щекам, и утерла рукавом нос.

Вчера вечером, когда они пошли спать, она не сомневалась, что Ингвар все понял. Он молча лег рядом, и руки у него были горячие, сильные, какими она их любила. Ингвар догадался, что ей нужна защита и что Уоррена Сиффорда ни в коем случае и близко нельзя подпускать к надежной, привычной жизни здесь, на Хёугес-вей. Наверняка Ингвар понимал все это, когда гладил ее по волосам; в его глазах она словно бы прочитала, что он с нею согласен: присутствие Уоррена — угроза всему доброму, правдивому, настоящему. Потому и уснула так крепко.

А Ингвар взял и смылся.

Не принял угрозу всерьез. Не принял всерьез ее, Ингер Юханну. Ну что ж, она ему покажет, насколько все это серьезно.

Ингер Юханна собрала самое необходимое. Уложила в чемоданчик белье и кое-что из одежды для себя и младшей дочки на несколько дней.

— Кристиана побудет у Исака, — прошептала она, стараясь подавить слезы. Надо ехать за Рагнхильд, а мать мигом заметит, что у нее красные глаза, она всегда замечала малейшее душевное волнение. — Держись! — скомандовала себе Ингер Юханна и всхлипнула.

Она не знала, куда податься. И все-таки продолжала собирать вещи. В конце концов их набралось столько, что чемодан никак не хотел закрываться. Чертыхнувшись, она поднажала на крышку и сумела затянуть молнию.

Приют нужно искать у того, кто не полезет с расспросами, оставит ее в покое. Не у родных и не у близких друзей. Не может она поехать к людям, которые будут твердить, что она сущий ребенок и поступила крайне безответственно. Нет у нее ни малейшего желания и выслушивать прописные истины: мол, через день-другой страсти улягутся и Ингвара она не бросит, а потому можно хоть сию минуту вернуться домой. К болтушке Лине, лучшей ее подруге, ехать нельзя ни под каким видом: та немедля организует пирушку, свято веря, что вкусная еда, добрые друзья и обильная выпивка в два счета разрешат любую проблему.

Запирая входную дверь и чувствуя, что ветер по-прежнему холодный, хотя весь сад залит солнцем, она вдруг сообразила: есть одно место, куда можно поехать.

Она утерла слезы и через силу улыбнулась соседу, приветственно помахавшему ей рукой. Глубоко вздохнула, села в машину. Первым делом надо забрать Рагнхильд. А что соврать матери, придумается по дороге.

На душе у Ингер Юханны не то чтобы полегчало, но теперь она хотя бы знала, куда отправится.

4

В Фармингтоне, штат Мэн, было полтретьего ночи.

Ал Муффет проснулся. Он видел сон, только не помнил о чем. Надо бы поспать еще, но вряд ли удастся. Простыни мокрые от пота, плед комком сбился в ногах. Он переменил позу. Без толку.

Весь день он смотрел по телевизору новости. Исчезновение президента стало для него таким же потрясением, как и для миллионов других американцев, но вдобавок его охватила необъяснимая тревога.

Ему позвонил брат.

Последний раз он звонил три года назад. Когда мать лежала при смерти. Энергичную, деятельную женщину свалил инсульт, и жить ей оставалось считаные часы. Ближайшим рейсом Ал Муффет вылетел в Чикаго. Но опоздал. Мать уже лежала в открытом гробу, красиво подкрашенная, в лучшем своем наряде.

Хотя и она, и отец сохранили верность исламу, религиозным консерватизмом семейство Муффаса не отличалось и вполне приспособилось к жизни в предместье, где других арабов почти не было. В епископальной церкви, расположенной в квартале от их дома, миссис Муффаса пользовалась большим уважением. Самые вкусные пироги на День благодарения, который церковь праздновала на широкую ногу, пекла именно она. И с группой подростков из малообеспеченных семей занималась тоже она. И цветочные гирлянды никто не умел плести лучше, чем миссис Муффаса, и за многочисленными пасторскими детьми она присматривала, когда жена пастора, произведя на свет очередного младенца, на несколько недель выбывала из строя.

Однако на богослужениях семья Муффаса никогда не появлялась.

Дома они старались соблюдать рамадан. Отмечали Ид вместе с родней из Лос-Анджелеса, которая непременно приезжала погостить. Мистеру Муффасе, увы, не удавалось пять раз в день возносить молитвы в сторону Мекки, но нередко он находил время для молитвы в те спокойные часы после работы, когда автомастерская пустела, а он еще не запер гараж на ночь.

Мистер и миссис Муффаса любовно читали Коран. Благоговели перед пророком Мухаммедом — мир Ему! — однако это ничуть не мешало им наряжать елку на Рождество, чтобы их дети не слишком отличались от других.

Когда мать умерла, дети нашли в ее ночном столике что-то вроде завещания. Панихиду по миссис Муффасе надлежало устроить в Church of the Epiphany,[23] под руководством супруги пастора.

Родня заворчала, а старшая сестра матери в голос разрыдалась над покойницей, которая с молитвенно сложенными руками лежала в гробу, по бокам украшенном крестами. Но вдовец стоял на своем: жена его была в здравом уме, когда выбрала для себя прощальный обряд, и никто не помешает ему исполнить ее последнюю волю. Вот так и вышло, что миссис Муффаса упокоилась в освященной земле, в присутствии многочисленной христианской паствы.

На похоронах Ал Муффет последний раз видел старшего брата.

Три года молчания. А вчера вечером вдруг звонок.

Ал Муффет встал с постели, быстро и без шума оделся. Есть кой-какая бумажная работа, ею он сейчас и займется. Всё лучше, чем лежать без сна, изнывая от непонятной тревоги.

Они с Файедом никогда не дружили. Относились друг к другу вполне терпимо, но понимания между ними не было. Маленький Али хвостом ходил за матерью, и ее епископальные приятельницы души в нем не чаяли, Файед же один слонялся по улице, тоскуя по многочисленной лос-анджелесской родне. В Лос-Анджелесе он каждый день посещал с дядей мечеть. Ел традиционную пищу и узнавал куда больше арабских слов, чем из отцовских молитв, откуда выхватывал порой отдельные фразы. Повзрослев, он не сделался совсем уж ортодоксальным мусульманином, хотя в целом соблюдал традиции и женился по мусульманскому обряду. А когда Али Сайд Муффаса в 70-е стал Алом Муффетом, Файед обозвал брата арабским дядей Томом. С тех пор оба почти друг с другом не разговаривали.

Ал Муффет не сумел понять, что Файеду от него нужно. И спросил его об этом, вполне однозначно и притом вежливо. Что ни говори, они братья, а поскольку отец еще жив, ссориться Алу не хотелось. Их разрыв подкосит отца.

Брат приедет в гости.

Файед, руководитель среднего звена в чикагской электронной компании с резиденцией в Атланте, едва находил время повидать собственных детей, а тут вдруг позвонил и сказал, что заедет к нему 18 мая. Пытаясь найти объяснение, Ал кое-как убедил себя, что ничего удивительного тут нет: брат просто хочет посмотреть, как ему и девочкам живется в этом захолустье.

«Заеду» — так он сказал.

Ал Муффет на цыпочках прокрался мимо спален дочек. Он уже хорошо изучил старый дом и осторожно перешагивал через скрипучие половицы. У лестницы замер, прислушался. Ровное дыхание Кэтрин и похрапывания Луизы вызвали у него невольную улыбку. Он немного успокоился. Здесь его дом и его жизнь. Пусть Файед заезжает, если хочет.

Никто не посмеет навредить Алу Муффету и его дочерям. Он тихонько спустился вниз, включил на кухне все лампы. Перед тем как достать сумку с документами, которую захватил домой из конторы, Ал поставил на плиту кастрюльку с водой и вытащил из посудомоечной машины стеклянную кофеварку.

— Папа? — послышался от двери удивленный голос Луизы.

Он вздрогнул, уронил кофеварку на пол.

— Что-то случилось? — спросила дочка.

Волосы у нее торчали во все стороны, не по размеру большая пижама висела мешком.

— Нет-нет, милая. Не спится мне, вот и все.

Он принес из чулана совок и веник.

— А почему ты оделся, папа? — Луиза вроде как всполошилась, подошла ближе.

— Осторожно, там осколки! — предостерег Ал. — Все в порядке, все хорошо, не тревожься. Мне просто не спалось, вот я и подумал: раз такое дело, займусь конторской работой. Может, горячего молочка выпьем? Поговорим немножко, а потом ты вернешься в кровать. Согласна?

Девочка широко улыбнулась и села за кухонный стол.

— Хорошо тут, уютно. — Она взяла яблоко. — Совсем как когда я была маленькая. Ой, я тебе расскажу, что случилось, когда мы с Джоди…