Русский капкан - Борис Яроцкий

– Ее ловят сетями?

– Руками. Обыкновенной столовой вилкой. У самого истока глубина речки по щиколотку.

Фрося, старожил в здешних краях, но дальше дома – ни на шаг, так велел отец. Она расспрашивала дружка, или как тут говорят, дролю, обо всем, что ее интересовало. Его детство прошло в этой тайге, на берегу похожего на реку озера. Тогда о строительстве железной дороги Вологда – Архангельск только шли разговоры, но уже каторжане пробивали просеку, и по зимникам с берегов Онеги везли к строящимся мостам бутовой камень.

Насоновы появились в этих краях в последней четверти девятнадцатого века.

Приехал на жительство в селение Тегра коммерсант Савелий Насонов с молоденькой женой Настеной, выпускницей учительских курсов. Савелий сразу же купил себе двадцать тысяч десятин соснового леса, занялся лесопильным производством. Железнодорожная государственной компании сделала ему большой заказ на железнодорожные шпалы. Нанял он самоедов – мужиков-старообрядцев – и уже к весне следующего года вокруг Тегры оголилась тайга, выросли штабеля пиломатериалов. В канцелярии губернатора ему показали карту Северного края. На карте он увидел линию, обозначавшую железнодорожный путь до Архангельска. Селение Тегра оказалось далеко в стороне от железной дороги. Ближайший населенный пункт – селение Обозерское.

Солнечным июльским днем, захватив с собой беременную жену (Настена хорошо держалась в седле), он посетил Обозерскую. Местность им понравилась – широкое озеро, почти не тронутые топором еловые и сосновые леса. Среди местного населения преобладали охотники на лося и медведя. А самое главное, что обрадовало Настену, в Обозерской два года назад была открыта земская школа. Школой заведовал старичок, бывший доцент Петербургской лесотехнической академии Андрей Андреевич Селюнин, друг Чернышевского, сосланный в Архангельскую губернию на вечное поселение. В качестве квартиранта у него проживал профессор Алексеев, знакомец по лесотехнической академии.

Уже при первом посещении Обозерской Настена Насонова разыскала заведующего земской школой. Жил он с женой на высоком берегу Ваймуги в маленьком бревенчатом домике. Флигель сдавал профессору. Хозяйство у них было общее – пара оленей и одна казенная лошадь.

После продолжительного разговора за чаем и клюквенным вареньем, Андрей Андреевич сказал:

– Я вижу, Анастасия Ивановна, знания у вас крепкие, а что касается педагогического опыта – дело наживное. Если начальство даст разрешение, я буду за вас ходатайствовать. Надо еще спросить вашего мужа.

– А что меня спрашивать? – ответил Савелий Насонов, сидевший тут же за столом. – Обозерская – селение перспективное. Скоро будет железная дорога. Открою лесопильное производство.

– Есть земская больница, – подсказал Селюнин. – Родильное отделение…

Осенью уже в Обозерской Настена родила сына, назвали его Георгием – в честь Георгия Победоносца…

Прежде чем генерал Миллер остановил свой выбор на прапорщике Насонове, которого британский бизнесмен Гарри Проктор рекомендовал на поездку за океан, генерал изучил биографию раненого артиллериста: отец – перспективный предприниматель, мать – педагог. Пусть прапорщик не дворянского происхождения, но семья лояльная к монарху, сын – фронтовик, участвовал в боях под Нарвой.

Такой человек, по убеждению генерала Миллера, подходил для агентурной работы. Его предполагалось использовать как офицера связи. Он числился в штатной должности переводчика при штабе американского экспедиционного корпуса. С согласия генерала Пула (уже не прапорщик, а лейтенант) Насонов находился в распоряжении генерала Миллера.

Миллер его послал в Обозерскую для встречи с профессором Алексеевым, проживавшим в этом селении, которое с недавних пор стало называться поселком.

19

Капитан Самойло, как и лейтенант Насонов, числился при американском экспедиционном корпусе, исполнял должность инструктора по работе с местным населением.

В экспедиционном корпусе русского капитана опекал и контролировал его преподобие Комлоши, капеллан 29-й пехотной дивизии. Капеллана высоко ценил опытный американский разведчик Дэвид Френсис, временный поверенный в делах Северной России. Этот разведчик – знаток русской души – воспринимал капитана Самойло как заурядного переводчика, но хорошо знающего местные условия, к тому же умеющего весело подшучивать над своими сослуживцами, с таким в застолье не соскучишься. Разведчикам, как известно, не рекомендуется подшучивать над кем бы то ни было. Вот и пойми, кто он капитан Самойло, имеет ли отношение к разведке? Если он агент генерала Миллера, то генералу не позавидуешь. Что поделаешь, на безрыбье и рак рыба: война оголила корпус агентуры, берут из войск кого попало, чаще – прямо из госпиталей, свидетельство тому – русские курсы Красного Креста.

Сергей после нескольких бесед с командующим Шестой Красной армии уже активно работал на советскую военную разведку. Твердо помнил наставления командарма:

«Отныне у тебя, сынок, на первом месте бдительность и еще раз бдительность, на втором – все остальное».

Самым опасным для него был не его преподобие, а этот с виду педант и сухарь, майор Френсис. Он умел задавать каверзные вопросы, например: «Это кто ваш знакомый, с которым вы вчера встречались?» Сергей научился переспрашивать: «Который меня хватал за рукав? Он меня принял за Дэвида Френсиса. Я к вам его направил. Видимо, это красный агент». – «Дурак вы, капитан», – говорил Френсис, при этом добавляя бранное слово по-русски. Это все, чему он научился в России. Но он умел наблюдать и ловить собеседника на слове. Сергей всегда об этом помнил.

В оккупированном Архангельске (местные газеты писали «в освобожденном от красных войск») Френсис как временный поверенный сразу же вслед за генералом Пулом и командующим экспедиционным корпусом полковником Айронсайдом установил деловые связи с правлением Холмогорского уезда. Френсис потребовал закрепить за полковником – как награду за боевые заслуги – левобережье Северной Двины глубиной на сто километров от села Монастырское до устья реки Вага.

– Но там еще идут бои! – воскликнул Миллер, к этому времени уже генерал-губернатор и Верховный главнокомандующий. – Оформим собственность после войны.

– После войны будет поздно, – сказал Френсис. – На корабельный лес найдется много желающих.

Генерал Миллер намеревался закрепить за собой этот обширный массив корабельного леса. Но иностранцы уже без него распоряжались русским богатством.

В сентябре 1918 года без ведома Миллера документ в форме купчей за подписью генерал-губернатора Северного края был выдан гражданину США Т. Френцису. По свидетельству Эндрю Ротштейна, купчая была помещена в Нью-Йорский федеральный банк на имя сына Френсиса, с гарантией России без срока давности.

20

В сентябре того же года по реке Северная Двина направлялась англо-американская эскадра. У нее была задача колонизировать всю пойму реки Северная Двина с ее притоками и в районе Котласа соединиться с войсками адмирала Колчака.

Навстречу ей вышла флотилия в количестве четырех буксиров, оборудованных для стрельбы из орудий малого калибра. Флотилию возглавлял Павлин Виноградов, заместитель председателя Архангельского губернского исполнительного комитета.

Ночь была светлая при высокой луне. На фоне гаснущей вечерней зари четко просматривались пароходные дымы. По ним можно было определить количество крупнотоннажных боевых кораблей.

Насчитали пять. Потом уточнили: шесть. Для четырех буксиров, хотя и вооруженных полевыми орудиями, целей было многовато.

Командующий флотилии приказал буксирам затаиться у правого берега, не обнаруживать себя дымом. Вместо мазута в топки подбросили сухие березовые дрова, они давали мало дыма. Помогал негустой туман, покрывший речную гладь и невысокий берег, заросший камышами.

В напряженном ожидании тянулись минуты. Вражеские корабли приблизились настолько, что уже слышны были голоса, явно, что не русские.

– Никак бриты?

– Не похоже. Акцент не тот. Это, робяты, американцы, – определил стоявший у носового орудия пожилой, тронутый оспой матрос.

– Точно! Янки, – кто-то его поправил. – Не догадываются бедолаги, что они у нас на мушке.

Его не стали поправлять. Наводчик уперся в налобник прицела, следил за движением лидера, вращал рукоятку горизонтального поворота орудия. Ждал команду на открытие огня. Ладонь уже лежала на рычаге спуска.

Но вот щелкнул клин затвора. Снаряд в канале ствола. Тихо последовала команда:

– Огонь!

Вспышка в тумане над камышами и – оглушительный до боли в ушах выстрел. Снаряд угодил в борт корабля чуть выше ватерлинии. Взрывная волна качнула буксир. Рядом в камышах дружно заговорили все четыре орудия буксирной флотилии. На орудийные выстрелы отозвались вражеские пулеметы. Но вскоре после второго и третьего залпа пулеметы замолчали.