Страна Сказок. Возвращение Колдуньи - Крис Колфер

Тюрьма была загадочным местом: когда проклятье погрузило Восточное королевство в столетний сон, тюремную крепость оно почему-то не затронуло. И пока остальные жители королевства почивали, все солдаты и заключённые бодрствовали.

Недавно загадка стала ещё непонятнее, когда заколдованные ползучие растения и терновник заполонили всё королевство, обойдя стороной только тюрьму.

Ошибкой это было или чудом, так и осталось тайной.

Многие считали, что тюрьма просто-напросто находится слишком далеко от королевства и проклятье её не достало. И никто – ни солдаты, ни заключённые – даже не догадывался, что тёмное заклятие не коснулось стен тюрьмы из-за узника, заточённого в темнице на тринадцатом этаже.

Шёл сто двадцать седьмой год заключения Румпельштильцхена. Он был приземистый, с большими глазами, под которыми набрякли мешки, и носом пуговкой; коротко остриженные волосы облепили его голову, как шлем. Одет он был в просторную рубаху с воротником, узкие штаны обтягивали его тоненькие ножки, а его остроносые красные башмаки с бубенчиками позвякивали при ходьбе.

После неудачной попытки похищения первенца прежней королевы Восточного королевства Румпельштильцхен пустился в бега. Но спустя несколько лет его стало мучить чувство вины за едва не свершённое злодеяние, и тогда, сто двадцать семь лет тому назад, он решил сдаться в руки правосудия, и с той поры жил в тюрьме Пиноккио.

Румпельштильцхену отвели отдельную крохотную каморку с двумя зарешёченными оконцами: одно было в массивной двери его камеры, второе – в стене, обращённой к Русалочьему заливу. Но располагались они так высоко, что ему с его росточком было даже не допрыгнуть, посему день за днём он смотрел лишь на пол, вымощенный тёмным камнем, да на стены.

Его жизнь в тюрьме текла неприхотливо. Спал он на большом стоге сена в углу и ел за крошечным столом, придвинутым к стене, довольствуясь всего одной ложкой и одной миской. Румпельштильцхен обладал самыми разными магическими способностями, но, приняв решение провести остаток дней в заточении, он не прибегал к ним – боялся, что волшебство до добра не доведёт.

В первые десять лет своего заключения Румпельштильцхен чувствовал небывалое одиночество, но однажды у него появился неожиданный сосед. Как-то раз с океана дул сильный ветер и принёс в камеру семечко, а неделю спустя между двумя плитами в полу проклюнулся крохотный росток – то была маргаритка.

Румпельштильцхена это поразило до глубины души. Как такая красота зародилась в столь неприглядном месте? Почему из всех уголков на всём белом свете она выбрала этот? Некоторое время он размышлял над этими вопросами, радуясь возможности скрасить одиночество и забыть о чувстве вины.

В конце концов он решил, что цветку, как и ему самому, нужен друг, и что его появление в этой камере не случайность. И тогда он окружил маргаритку любовью и заботой, рьяно выхаживая её: делился с нею водой, рассказывал ей разные истории. Когда цветок начал чахнуть, Румпельштильцхен стоял на цыпочках у окна со своей ложкой и отражал на растеньице солнечные лучи, пока оно не поправилось.

Любой другой человек счёл бы весьма странным проводить время в обществе цветка, но для Румпельштильцхена он стал самым близким другом.

Цветок никогда не высмеивал его наряд, как это делали в прошлом люди. Никогда не осуждал его за то, что он хотел взять от жизни всё. Никогда не использовал его, чтобы получить власть. Никогда не порицал его за ошибки прошлого. Цветок был способен лишь на одно – делиться с ним своей красотой.

Если так подумать, в тюрьме Румпельштильцхен провёл самые счастливые дни в своей жизни и обрёл самые значимые отношения. Впрочем, он пошёл на добровольное заточение не только ради очистки совести – он хотел ещё и спрятаться от врагов, нажитых в прошлом. И как это ни прискорбно, спустя много лет прошлое его настигло.

Незадолго до заката снаружи будто бы загрохотал гром. С каждой секундой шум нарастал, что-то хрустело, трещало и щёлкало всё громче и громче. Тюрьма затряслась. Миска и ложка Румпельштильцхена запрыгали по столу. Нечто ужасное неумолимо приближалось к крепости.

Румпельштильцхен подбежал к окну и принялся подскакивать как можно выше, пытаясь разглядеть, что творится снаружи. И увидел он страшную картину: терновник и ползучие растения, словно громадные разъярённые змеи, прорывали себе дорогу к тюрьме.

– О нет! – ахнул Румпельштильцхен, прижав ладони ко рту и оглядывая свою камеру. Лишь один-единственный человек способен был сотворить такую сильную магию, и спустя сто двадцать семь лет она его нашла.

Насмерть перепуганные деревянные солдаты в панике метались по коридорам.

– Терновник и ползучие растения приближаются к тюрьме! – кричал один.

– Приготовьтесь к нападению! – вопил другой.

Румпельштильцхен взглянул на маргаритку – она будто дрожала от страха.

– Не бойся, цветочек, – проговорил он, ласково поглаживая его лепестки. – Всё будет хорошо. Я тебя спрячу.

Он быстро взял со стола плошку и бережно накрыл ею маргаритку.

Заколдованные растения с размаху врезались в крепость, и она содрогнулась от удара. Затем они поползли по стенам, как змеи, обвивая её со всех сторон и заслоняя окна, пока тюрьма не погрузилась в полумрак.

Несколько минут всё было тихо; потом по зданию прокатился глухой рокот – словно гигантское сердце отсчитывало удары. Каждый удар был сильнее предыдущего и доносился с нижних этажей под камерой Румпельштильцхена. Что-то медленно прокладывало путь наверх.

До Румпельштильцхена доносился топот ног деревянных солдат – они мчались вниз сражаться с неизвестным врагом. Из коридоров слышалось бряцание оружия, но, судя по звукам, бились не только с заколдованными растениями.

По нарастающему шуму Румпельштильцхен понял, что битва достигла тринадцатого этажа. От страха он не мог даже пошевелиться. Тут он учуял запах гари, и в камеру сквозь щель между дверью и полом начал заползать дым. За душераздирающими воплями деревянных солдат последовала череда громких ударов – один за другим они валились как подкошенные на каменный пол.

Всё стихло. Потом за дверью послышались тихие шаги, и кто-то остановился перед камерой. Румпельштильцхен трясся от страха, уверенный, что через несколько мгновений распрощается с жизнью.

Полыхнула ярко-фиолетовая вспышка – и дверь разлетелась на части, превратившись в груды щепок. Румпельштильцхена засыпало обломками. Когда дым от взрыва рассеялся, несчастный узник наконец увидел того, кто учинил этот погром.

В дверном проёме стояла красивая высокая женщина. Длинные фиолетовые волосы струились у неё за спиной подобно всполохам пламени. Глаза у неё были тоже фиолетовые, и их окаймляли неправдоподобно длинные, пушистые ресницы. Одета она была в фиолетовое платье с высоким воротником и перчатками в тон. С плеч ниспадала невесомая накидка, будто сотканная из клубов дыма, заполнивших весь коридор.

– Эзмия? – выдавил оторопевший от страха Румпельштильцхен.

Колдунья изогнула в усмешке ярко-красные губы.

– Здравствуй, Румпель, – проговорила она игривым, беззаботным тоном. – Как же я по тебе соскучилась.

Эзмия перешагнула порог и оглядела тесную каморку. Вслед за нею в камеру заползли лозы и терновник, оплетая стены камеры и поглощая тюрьму изнутри.

– Мне нравится, как ты тут устроился, – насмешливо заметила Эзмия, проходя мимо вороха соломы, служившего Румпельштильцхену постелью. – Вот только человеку с таким утончённым вкусом здесь совсем не место, правда? Ума не приложу, почему ты предпочёл меня почти ста тридцати годам жизни здесь.

Румпельштильцхен сидел не шелохнувшись: в клетке с хищником лучше не делать резких движений, не то он может наброситься.

– Ты пришла меня убить? – спросил он, выбивая зубами дробь.

Колдунья излишне громко расхохоталась, и это напугало его ещё сильнее.

– Зачем же мне убивать старого доброго друга? – осведомилась она, зловеще улыбаясь. – К тому же если б я хотела тебя убить, то сделала бы это давным-давно. – Она перестала кривить губы в улыбке и уставилась на Румпеля своими фиолетовыми глазами. – Не задумывался ли ты, почему тебя обходили стороной все проклятия, которые я насылала на королевство?

Румпельштильцхену и раньше приходило в голову, что, видимо, это происходило из-за него.

– Раз ты не намерена меня убивать, то зачем сюда явилась? – спросил он, пуще прежнего дрожа от страха. Если ему уготована не смерть, значит, его ждёт участь куда хуже.

– Ты только взгляни на себя, Румпель – всё такой же беспомощный, что и в день нашей встречи, – с жалостью сказала Эзмия. – Когда мы познакомились, ты был всего лишь жалким гномом, работавшим в шахтах. Но я увидела в тебе родственную душу. Мы оба хотели получить от жизни всё, и нас обоих из-за этого не принимали люди.