Под властью фаворита - Лев Жданов

В расчете на необычное число гостей пополнена и вся наличная мебель в покое. Вдоль стены, против входа, стоят рядком стулья, собранные из других комнат, табуреты соломенные и деревянные, даже скамьи из кухни и людской, начисто вымытые и выстроганные для особливой оказии.

У печки же, рядом со столиком, где приготовлены принадлежности для куренья, стоит особая стойка, вся обставленная готовыми, набитыми табаком, трубками с длинными чубуками. Коротенькие трубки, тоже готовые, – для любителей глотать дым «погорячее», – лежат рядом с табачными кисетами на столике.

Хозяин квартирки, капитан Семеновского полка Бровцын, коренастый мужчина лет сорока, в домашнем архалуке, с длинным, дымящимся чубуком в руках, сидел у края накрытого стола. Гладко остриженная голова, не покрытая сейчас, как на службе, париком, мясистая шея, не подтянутая, не обернутая наглухо черным галстухом-косынкой, мирное, благодушное выражение лица капитана делали его неузнаваемым для тех, кто видел Бровцына только при исполнении службы, затянутым, суровым, словно из дерева вырезанным на вид.

И особенно резко проглядывала теперь разница между открытым, прямодушным, даже простоватым с виду, хозяином и его гостем, кабинет-секретарем Яковлевым, который сидел тут же, сбоку стола, в простом, темном камзоле, весь затаенный, лукавый и вечно напряженный, словно выжидающий чего-то или прислушивающийся к чему-то, что он один может слышать.

Грубый темный плащ и широкополая шляпа влиятельного чиновника, пришедшего в гости к незначительному капитану, брошены были тут же в углу, на стуле, а не остались в передней. Как будто Яковлев хотел иметь ближе под рукой их, чтобы накинуть скорее, укрыться в складках плаща и выскользнуть из домика, скрыться так же незаметно в зимней ночной полумгле, как незаметно и неслышно вынырнул он из нее и по скрипучим ступеням деревянного крылечка скользнул в эту комнатку, такую уютную и веселую сейчас, несмотря на простоту и скромность обстановки.

Молодой, вечно почти улыбающийся парень, денщик капитана, один дополнял сейчас компанию, то появляясь в покое, чтобы пошевелить дрова в печи, поставить еще что-нибудь на стол, передвинуть стулья, как ему казалось удобнее, то исчезая за низенькой дверью, ведущей сперва в сени, а оттуда на кухню и в комнату хозяйки дома, Пелагеи Семеновны Птичкиной, вдовы консисторского мелкого чиновника.

Отставя чубук ото рта, обсасывая аппетитно губы, Бровцын, прищурясь, обвел взглядом несколько графинов и сулеек, стоящих перед ним на этом конце стола, протянул руку к намеченному сосуду и налил в две рюмки густой, маслянистой влаги, причем нежный, тонкий аромат ягод черемухи выдал тайну происхождения этой наливки.

– А ну-ка, попробуем теперь этой, господин секретарь!.. Ваше здоровье!

– Здоровье именинника! – поднимая слегка рюмку, перед тем как опрокинуть ее в горло, провозгласил гость. Выпил, крякнул, кончиком языка быстро, как ящерица, облизнул свои сжатые губы, сейчас сладкие и липкие от густого напитка, протянул руку за своей коротенькой трубкой, лежащей на ближней оловянной тарелке, да так и застыл, вытянул слегка шею и правое ухо по направлению к входным дверям.

– Чу… Никак, стукнули, приятель?! Идут, что ли? Нет, почудилось! – решил секретарь, снова спокойнее усаживаясь на стул и затягиваясь из своей коротышки-трубки. – А что-то долгонько нету желанных гостей. Оно не рано, гляди.

Нервное лицо хитреца теперь приняло спокойный вид. И только правое ухо слегка вздрагивало время от времени, дергалось взад и вперед, как это бывает у насторожившегося зверька.

– Придут, будь покоен, приятель! – раскатился в ответ басок Бровцына. – И то, слышь: ждем молодцов со всех разных концов. Пока-то сюды к нам доберутся, на славный остров на Васильевский, слышь, оно вот!.. И с Выборгской, и с Заречной – отовсюду пожалуют. Сбор всех частей оружия, слышь, оно вот!.. Ха-ха-ха! Вона!..

– Выходит, дело не на шутку пошло! – не то подтвердил, не то задал вопрос Яковлев. – Ну, давай Бог, капитан. А по сему случаю – по единой! А?

– Не две же сразу! – поспешно наливая, согласился хозяин. – В воронку, гляди, не пройдут… Ха-ха! Слышь, оно вот…

Быстро проглотив свою рюмку, он выждал, пока Яковлев, смакуя, не выцедил сквозь зубы свой стаканчик ароматной влаги, и сейчас же налил снова.

– А теперь – за мое чудесное избавление! Хлопнем…

– Избавление? Это от чего же, капитан? От последнего разума али от грошей остатних, какие после жалованья еще в мошне побрякивают? Сказывай, приятель!

И, тыкая вилкой в скользкие груздочки, чтобы закусить после рюмки, он уставился своими теперь повеселелыми от вина глазками в лицо собеседника.

– Не-е-ет! – отмахиваясь рукой, проговорил Бровцын. – Я не шучу. От смерти спас Господь… Наглая смерть грозила мне от министровой руки… Видит Бог! Вот, приятель, друг ты мой любезный… слышь, оно вот… Бестужева знаешь, скажи, Алексея свет Петровича, а?

– Бестужева-Рюмкина?! Алешу Козла, как его приятели величают… Как не знать! По дворцовому делу частенько видаемся. Только он меня завсегда вдвойне видит, ибо вечно под Бахусом находится… и преизрядно! А я ль его не знаю!

– Вот, вот! И тут такое же дело самое подобное. Двор-то мой близехонько от Минихова. Видел его хоромы маршальские через пустырь наискосок? Ведомо мне: он хоша тоже из немцев, да все ж Петровой стаи. И не больно друг Бирону, ироду заклятому. Тоже я заглядываю к Миниху порою… по делам по нашим. Вот… Намеднясь вышел я, вижу: стоят солдатики наши, из семеновцев… И Вася наш с ними же. Он нынче обещал побывать, как же! Вот я с ним попервоначалу, а после и со всеми другими растолковался: што за дела пошли теперь на свете? У императора нашего отец и мать живы… А над ним, над государем всероссийским, – немца худородного, конюха курляндского постановили. И до семнадцати лет совершения – изволь он такое терпеть… И мы с ним, войско и шляхетство российское. О простых людях не сказывая уже… Шутка ль… слышь, оно вот…

– Да слышу, слышу! – нетерпеливо отозвался Яковлев. – Не размазывай. Толком толкуй, бобов не разводи!

– Я и то толкую, слышь, оно вот… А Бестужев – бесстыжий, пьяным-пьяный и надходит, слышь… Видно, тоже к Миниху собрался на поговорочку… И не заметили мы… Идет, видим, – шут с им! Пущай идет… А он бочком, простоял и прослушал мои речи, словно шпынь базарный, чего министру и не пристойно бы делать! Да вдруг как вскинется: «Ты, капитан гвардии, а сам чему народ учишь?! Бунтуешь сам своих людей?!» Да еще, да еще… Да фыр-рть! Шпагу наголо да за мною! Слышь, оно вот… Еле я в людскую избу от него убежал, во двор к фельдмаршалу-то! Миловал Господь. Иначе не жить бы уж мне! Слышь, оно вот… Выпьем по сему случаю по еди…

Рука его, уже наклонившая бутылку над рюмками, остановилась.

– Стоп! На крылечко кто-то взошел… Яша, стучат!

– Слышу… Бягу, ваше скобродье! – отозвался из кухни денщик, мелькнул через комнатку, растворив двери в небольшие сени, чтобы осветить их, и снял крюк с наружной двери, впуская новых желанных и жданных гостей.

Пока появился один капитан Грамматин, личный адъютант принца Антона Брауншвейгского, рослый, красивый офицер, щеголевато одетый, насколько это позволяла военная выправка и форма. Сдав в тесных сенях плащ и треуголку денщику, отряхнув ноги и голову от приставшего снега, Грамматин, позвякивая шпорами, вошел в комнатку и на пороге громко расцеловался с поджидающим его хозяином.

– Гость дорогой! Добро пожаловать! – отдавая истовый, русский поклон, радостно заговорил Бровцын. – Вот уж и не ждал, што порадуете, такую честь окажете моей скромной лачуге, после ваших покоев дворцовых. Милости прошу. Тут еще есть из дворцовых же знакомцев ваш… Прошу!

– Вижу, вижу! – отдавая приветливый поклон Яковлеву, отозвался Грамматин. – Ну, дорогой именинник, Яков Матвеич, поздравляю… Дай Бог много лет жить да здравствовать…

– Ну, нет! Это што за поздравление? Нешто так можно! К столу пожалуйте, прошу милости… вот сюда, на почетное место, слышь, оно вот… По единой, на пробу!

И три рюмки заискрились у застольников в руках.

– Не пью я! – поводя плечами, отнекиваться стал Грамматин. – Да уж погода больно мерзопакостная… Бр-р! Изморозь… слякоть… Болото, одно слово! У нас в Москве не в пример лучше. Ваше здоровье!

Проглотив влагу, гость одобрительно покачал головой.

– Ишь ты, ведь запеканка… наша, настоящая! Откуда это вы добыли, а?

– Для дорогого гостя. Слышь, вас поджидал и приготовил! Ха-ха-ха! Шляхтич тут один с Украйны приехал по делу, вот и подарил мне барилочку горилочки!

Довольным хохотом раскатился уже повеселевший от первых рюмок именинник.

– А у вас тут не на шутку баталия готовится! – оглядывая столы и всю комнату, заметил Грамматин. – Серьезные форпосты повыставлены кругом… И в траншеях резерву припасено не мало! Неужто много столь народу ждете? А мне сдавалось…