Секретная миссия Пиковой дамы - Елена Логунова

— За деньги можно даже поплавать!

Мужик весело хохотнул, зубами стянул с правой руки перчатку, сдвинул набекрень шапочку и почесал ухо.

— Вопрос в том, сколько денег это будет стоить? Летом такса одна — полторы тыщи деревянных в час, а зимой совсем другая, потому как январские шторма — штука серьезная, за риск доплачивать придется. Опять же судно специально майнать придется…

Я удержалась и не переспросила, что такое специально придется делать с яхтой: вовремя вспомнила, что по команде «Майна!» в порту поднимают грузы. Или опускают? А, какая разница! Я же не собираюсь на самом деле пускаться в плавание на этом корыте!

— О сумме мы договоримся, — бодро сказала я. — Но сначала я хотела бы поближе взглянуть на этот ваш «Титаник». Вдруг при ближнем рассмотрении он мне не понравится!

— Тю! — Мужик стянул вторую перчатку и озадаченно почесал левое ухо. — А я за здорово живешь буду брезент стягивать-натягивать? Да еще в одиночку? Ты видала, какое тут полотнище? Это ж не попонка на болонку, это целый дирижабль!

— А я вам помогу! — с готовностью предложила я.

— Материально? — оживился дядька.

Я протяжно вздохнула и с тоской посмотрела на зачехленную яхту. Вблизи она не казалась такой маленькой, как на фото, и была похожа на большую китовью тушу.

— Послушайте, а можно распаковать для меня не всю яхту, а только маленький кусочек? — придумала я. — Давайте не будем срывать покровы, проделаем в брезенте такую небольшую дырочку, чтобы я смогла пролезть внутрь, — и все! Собственно, меня интересует именно внутреннее убранство помещений.

— Помещений? — насмешливо повторил мужик. — Думаешь, это и впрямь «Титаник»? Да там всего одна каюта, чуть побольше будки для волкодава!

Упоминание о «Титанике» подсказало мне еще один аргумент:

— А также я хотела бы убедиться, что в корпусе данной яхты нет трещин и пробоин!

Мужик хмыкнул, двумя руками почесал в затылке и предложил:

— Десять рублей минута, и можешь сидеть в трюме, как рапана в раковине, хоть до утра!

— Идет! — Я быстренько прикинула, что при должной сноровке уложусь в сотню рублей. — Только, чур, отсчет времени начнем с того момента, когда я залезу внутрь!

Мужик засуетился, пошарил по брезенту, потянул какие-то шнурки, чем-то звякнул, чем-то стукнул и вдруг схватил меня в свои медвежьи объятия. Я этого совершенно не ожидала и от испуга взвизгнула и застучала ногами по коленкам коварного дядьки.

— Ты че? Сдурела?! — сердито гаркнул он мне в самое ухо. — Я ж тебя подсадить хочу! Прыгай наверх, люк там!

Я прянула вверх, как вспугнутая белка, и головой с разгону зарылась в брезентовый ворох, а руки мои провалились в пустоту.

— Фонарь возьми, там темно, как у рыбы в брюхе!

С этими словами дядька стукнул меня по спине чем-то тяжелым и угловатым. Я машинально приняла увесистый ручной фонарик, включила его, посветила в замаскированный брезентовыми складками пролом, увидела очень крутую узкую лесенку и жалобно спросила:

— А что, свет внутри зажечь никак нельзя? Или у вас тут лампочка перегорела?

Мужик неоправданно весело хмыкнул:

— Свет будет, если дизель запустить. В принципе можно, конечно, но такса будет другая…

— Нет-нет, я обойдусь фонариком! — поспешно проговорила я.

Сэкономлю деньги, не хватало еще, чтобы детективное расследование пробило зияющую брешь сразу в двух семейных бюджетах — нашем с Коляном и Иркино-Моржиковом!

Рискуя обзавестись переломом, причем не какого-нибудь жалкого голеностопа, а уж сразу пары шейных позвонков, я сползла по невероятно крутой лесенке. Ступеньки были настолько узкими, что на них не поместилась бы и ножка карлика! Каюта тоже была рассчитана максимум на пару цирковых лилипутов, очень маленьких и столь же гибких.

Убранство этого помещения не произвело на меня впечатления. По-моему, дизайнер нагло слизал оформление каюты с купе поезда. Интерьер конуры был спартански прост: пара похожих на книжные полочки подвесных кроваток вдоль стен, между ними в тупике кукольный столик, над ним крошечный шкафчик, на полу коврик из какого-то грубого вервия.

Мануфактуру половичка я разглядела особенно хорошо, потому что, стукнувшись локтем о стену, выронила фонарь и вынуждена была лезть за ним под полку, извиваясь в узком пространстве, как женщина-змея. Как следует извозившись в пыли, фонарик я все же достала, а взяв его в руки, случайно осветила самый дальний закуток. И там, в уютном гнездышке из мягких комьев пыли и вековой паутины, увидела небольшой предмет, похожий на короткий толстый карандаш!

Что это такое, я поняла даже раньше, чем взяла находку в руки. Губная помада! Плотно закрытый тюбик, тускло-серый и словно велюровый от покрывающей его пыли, показался мне достаточно веским подтверждением того, что именно здесь, на этой яхте, далеким августовским днем было написано историческое послание на пипифаксе.

Извернувшись так, что скрипнули мои суставы, я выползла из-под полки, бережно опустила помадный тюбик в перчатку, а перчатку затолкала поглубже в карман куртки. Посмотрела на часы: уложилась в четыре минуты! То есть всего в сорок рублей по счетчику дядьки в камуфляже!

На радостях я вручила огорченному моим скорым возвращением мужику традиционный полтинник. Величественно бросила:

— Сдачи не надо!

И помчалась прочь от ангара, словно за мной черти гнались!

Однако, не успев добежать до лестницы, ведущей на нижний ярус причала, я вернулась и сунула дядьке свою визитку со словами:

— Пожалуйста, передайте эту карточку хозяину яхты! Пусть он позвонит мне по сотовому, номер тут указан, и я договорюсь с ним об аренде яхты!

На самом-то деле я предполагала выпытать у яхтсмена, если он мне позвонит, помнит ли он подробности восьмого дня давно минувшего августа. Если, конечно, он вообще хоть что-нибудь помнит, в чем я лично сомневаюсь — времени-то прошло о-го-го сколько!

Почему-то я не подумала, что хозяином плав-средства может оказаться сам Антуан, ну не производил он впечатления судовладельца! В роли такового мне виделся какой-нибудь пузатый дядечка, Мистер Твистер местного пошиба — «владелец заводов, газет, параходов» с поправкой на мелкий масштаб. Я решила, что Антуан в бытность свою лорисовским аборигеном просто работал на этого дядю, катал на яхте отдыхающий люд, и предполагала, если мне повезет, пообщаться именно с хозяином-толстопузом.

Моя ошибка оказалась роковой и стоила жизни хорошему человеку.

— Тоха, это Леха! — отворачивая лицо от ветра, прокричал мужик в трубку мобильника, извлеченного из вместительного кармана на колене камуфляжных штанов. — Я чего тебе звоню? Тут какая-то придурочная баба совала нос на яхту, чего-то вынюхивала, расспрашивала про лето, про август. Че за дела, ты не в курсе?

— Как она выглядела? — деловито спросил его собеседник.

— Черт-те как! Высокая, худая, лохматая.

— Что значит лохматая? С химзавивкой, что ли?

— С завивкой? — Леха наморщил лоб, припоминая, и отрицательно покачал головой. — Не-а, просто растрепанная! Волосы такие, полудлинные, завязанные резинкой в хвостик, как у плешивого пони!

— А какие-нибудь особые приметы у этой кобылы были?

Леха еще немного подумал.

— Ага, были! Родинка над губой!

В трубке послышался звук, который издает быстро спущенный воздушный шарик.

— Ну че? — обеспокоенно спросил Леха. — Ты ее знаешь?

— Лучше бы не знал, — в сердцах сказал его собеседник.

— А она тебе номер своего мобильника велела передать, — запоздало вспомнил Леха.

— Номер давай.

— Пиши, — посветив фонариком на визитную карточку, Леха продиктовал приятелю шесть цифр.

— Погоди, я найду ручку.

Голос в трубке ненадолго пропал и снова возник:

— Все, записал. Ты меня слышишь, Леха?

— Ага.

— Одна пара — два сапога! — сердито срифмовал его собеседник. — Ты, Леха, хочешь и дальше жить спокойно, причем на свободе? Тогда давай тоже поработай! А то все я один за двоих отдуваюсь!

Сурово каменея лицом, Леха выслушал инструкции и выключил «трубу». Потом сунул руку в другой карман, задумчиво погремел ключами на связке и шагнул к ограждению пирса, высматривая в неверном свете луны фигурку, ковыляющую по каменистому пляжу.

Вся сжавшись и стараясь двигаться боком, как краб, чтобы подставить усилившемуся ветру поменьше площади собственного тела, я неуклюжим галопом пересекла пляж и затормозила у лестницы, ведущей на набережную. Снизу было видно, что проход наверх перегораживает какая-то темная туша. Разглядеть ее как следует не представлялось возможным, потому что рогатый фонарь светил позади туши, превращая ее в черный силуэт довольно устрашающих очертаний. Туша с равной степенью вероятности могла оказаться стогом сена, переносной баррикадой, молодым гиппопотамом или легкой гаубицей — в темноте я ни черта не могла рассмотреть!