Горький ветер свободы - Ольга Куно

Я на секунду прикрыла глаза. Замерла, схватившись за перила, чтобы не споткнуться. Нет, я не собираюсь терпеть подобное отношение! Возможно, я проиграю, окажусь в нищете, погибну, но терпеть этого все равно не стану.

Конечно, изливать свой гнев в обращенных к Карталю словах не имело смысла, и я не стала этого делать.

– С твоего позволения, я сам разберусь, как мне отблагодарить рабыню, – ответил Данте тем ледяным тоном, каким умел говорить.

Но мне этого было недостаточно. И прежде, чем мужчины направились в комнату, где слуги уже накрыли для них обед и куда мне вход был заказан, я обратилась к Данте:

– Господин, вы позволите? Всего пару слов.

Данте кивнул.

– Отправляйся в трапезную, Карталь-бей, – сказал он арканзийцу. – Я догоню тебя.

После чего отвел меня в конец коридора. Карталь, и не подумав последовать совету Данте, остался на месте, старательно прислушиваясь. К счастью, мы находились от него на достаточно большом расстоянии, а подойти ближе он все же не решился.

– Ты обещал отпустить меня, как только я этого захочу, – без обиняков заявила я Данте. – Так вот, я хочу уйти сейчас. Поэтому к тому моменту, когда вы закончите трапезу, меня здесь уже не будет.

– Сандра, сейчас у меня нет возможности говорить, – ответил Данте, ненавязчиво повернув голову в сторону Карталя. – Подожди день или два.

– Мне не нужны разговоры, – отрезала я. – Я просто сообщаю тебе, что ухожу. Желаю удачи в твоих делах с арканзийцами. Это все.

Я попыталась было развернуться и уйти, но Данте крепко схватил меня за руку. Карталь следил за нами со все возрастающим интересом. Чуть не приплясывал на месте, но переместиться ближе позволить себе, как видно, все-таки не мог.

– Нет, не все, Сандра, – процедил Данте, от которого тоже не укрылся повышенный интерес арканзийца. – Я тебя не отпускаю. Сейчас ты пойдешь в ту комнату, где тебе положено находиться, и останешься там до тех пор, пока мы отсюда не уедем.

– Ты обещал, что отпустишь меня по первому моему слову, – стиснув зубы, напомнила я. – Выходит, ты лгал?

Полагаешь, в тех обстоятельствах у меня были другие варианты? Сандра, разговор окончен. Ты никуда не уходишь и едешь со мной в мой армон. Там мы поговорим. А сейчас я с тобой разговаривать не могу, – прошипел он. Сделал шаг в сторону Карталя, но снова обернулся. – Имей в виду: попытаешься самовольно уйти – я заявлю о побеге рабыни. В этом городе тебя найдут за пятнадцать минут.

Вот теперь он, не оборачиваясь, зашагал к Карталю.

– Рабыня проявляет характер? – сразу же осведомился тот.

– Нужно было уладить кое-какие дела, – разочаровал его Данте, дав нашему разговору абстрактное и одновременно тривиальное объяснение.

Эти двое ушли, а я осталась в пустом коридоре. Медленно опустилась на пол, прислонилась спиной к стене. Тело вновь начала бить нервная дрожь. Лжец! Лучше бы он остался там, у «освободителей», и погиб, как Илкер!

Меня передернуло от этой мысли. Нет, наверное, все-таки не лучше. Пусть живет. А вот мне все-таки следовало сброситься с той башни. Если бы я получила такую возможность сейчас, я бы не испугалась.

Глава 6

Спустя полтора часа мы выехали с постоялого двора и направились в Галлиндию, до границы с которой, как выяснилось, от Эльварды было рукой подать. По обрывкам чужих разговоров я поняла, что Карталь как представитель Селим-паши взялся подписать нужный договор на территории Данте вместо погибшего Илкера. Отряд Карталя пересел на лошадей. Меня спросили, умею ли я ездить верхом, и, получив положительный ответ, выделили лошадь и мне. Карталь, Данте и Ренцо ехали в карете.

Поначалу мне хотелось переговорить с Ренцо. Что, если его точка зрения на исполнение обещаний отличалась от позиции Данте? Но, учитывая разные способы передвижения, равно как и постоянное присутствие внимательных к любым мелочам арканзийцев, возможности для этого не предоставлялось, и вскоре мне стало все равно.

Да, постепенно мною овладела апатия. Я с равнодушием отметила, как изменился пейзаж вскоре после того, как мы въехали на территорию Галлиндии. По-прежнему палящее солнце, по-прежнему юг, но здесь уже было значительно больше растительности. Пусть и не такие густые, как на севере, но все-таки леса. Заросли камышей и кустарников, за которыми угадывались змейки ручьев. Потом дикие места сменились возделанными полями, а те – оливковыми рощами.

Еще пара часов – и мы выехали к армону. Он тонул в зелени – тоже местной, южной. Я равнодушно отметила большое количество пальм. Причем двух разных видов: одни были сравнительно низкими и «пушистыми», стволы их почти полностью скрывались за широченными листьями; другие, наоборот, высокие и практически голые, лишь по несколько длинных листьев на самом верху. Сам армон был построен из какого-то незнакомого мне серого камня с розовыми прожилками. Кажется, три этажа плюс еще мансарда – по крайней мере, такое впечатление складывается, если судить по форме крыши и верхним окнам. По размерам – что-то вроде маленького дворца, в духе тех, в которых наши, северные, правители любят проводить редкие дни отдыха.

Мы въехали во двор; один из солдат, спешившись, взял мою лошадь под уздцы. Я тоже послушно спустилась на землю и, когда меня позвал Данте, равнодушно последовала за ним.

Вошли в армон. Прохладно. Потолки высокие. А сам зал не слишком большой. Впереди лестница. Широкая, но кверху сужается. Солдаты отстали: их собирались расположить в другом здании. Остались только Данте, Ренцо, Карталь и я, явно чужая на этом празднике жизни. А также подоспевшие к прибытию хозяина слуги. Карталя уже провожали вверх по лестнице, вероятно, в предоставляемые ему покои. Предварительно они с Данте договорились встретиться через полчаса для подписания договора. Видимо, с таким важным делом тянуть дольше необходимого не хотели.

Наконец, Данте повернулся ко мне.

– Сандра, нам надо переговорить… – начал было он, но тут к нему подскочил какой-то молодой человек, очень высокий, в очках и с кипой бумаг, которые он буквально прижимал к сердцу.

– Дон Данте, рад приветствовать вас на родине! – быстро заговорил он. – Прошу меня простить, но это очень срочно. Вы долго отсутствовали, и у нас накопились дела, в которых совершенно необходима ваша подпись. А главное, полковник Фернандес прибыл полчаса назад со срочным сообщением. Если с подписями еще можно подождать, то я боюсь, что полковник.

Юноша, кажется, мог бы долго еще продолжать, но Данте его прервал.

– Понял, понял, – не без раздражения, но в то же время достаточно благодушно кивнул он.

Снова повернулся ко мне, в задумчивости прикусил губу, потом поманил к себе человека лет сорока из местных. По манере держать себя я определила в нем дворецкого и, как вскоре выяснилось, не ошиблась. Данте что-то коротко ему сказал – видимо, дал распоряжения на мой счет; во всяком случае, оба в какой-то момент посмотрели на меня. Меж тем молодой человек, прижимавший к груди бумаги, умудрился сложить руки в молитвенном жесте, после чего устремил тоскливый взгляд на висевшие справа от лестницы часы.

– Наш разговор состоится, но позднее, – сказал мне Данте и, дав Ренцо знак следовать за ним, поспешил наверх за уже взлетевшим по ступенькам юношей.

Ренцо доброжелательно мне подмигнул и тоже зашагал на второй этаж. Дворецкий молча показал направление. Я равнодушно проследовала в указанную сторону.

Мы вышли в коридор, добрались до другой лестницы и начали спускаться. По-прежнему пребывая в состоянии апатии, я не сразу сообразила, что происходит. Просто бездумно брела туда, куда указывал дворецкий. И только увидев дверь с решетчатым окошком, подозрительно напоминающую вход в тюремную камеру, заметила следующего за дворецким стражника. На каком этапе он к нам присоединился?!

Не успела я толком испугаться и оказать хоть какое-то сопротивление, как меня затолкнули в камеру и заперли дверь. Я осталась одна в маленькой полутемной комнате. Кое-какой свет все-таки проникал через высоко расположенное и тоже зарешеченное окошко. Видимо, оно выходило наружу над самой землей. На полу – один лишь тонкий матрас. И еще небольшое углубление, о назначении которого нетрудно догадаться. Больше ничего.

Я не стала плакать, нет. Вообще со времени похищения я не проронила ни слезинки. Вместо этого я расхохоталась. Громко и не сдерживаясь. Навзрыд. Потом, резко перестав смеяться, бросилась к двери и забарабанила в нее изо всех сил. Никакой реакции снаружи не последовало, но я ее и не ждала. Отступила от двери, а потом, вернувшись, изо всех сил толкнула ее плечом. Еще и еще.

Конечно, даже в тогдашнем своем состоянии я отлично понимала, что не сумею выбить дверь. А если бы даже сумела, толку от этого было бы немного. Но дело было не в этом. Люди думают, что бьющаяся в окно муха безмозгла и потому не понимает, что перед ней – стекло. Но что, если дело совершенно в другом? Что, если она прекрасно понимает, что наружу не выбраться, но просто не хочет продолжать жить в душной закрытой комнате? И предпочитает разбиться о стекло, лишь бы не оставаться запертой в этой ловушке?