Таежная месть - Евгений Сухов

Медвежья тема – одна из самых любимых у охотников. Каждый из нас, опираясь на собственный опыт, мог рассказать немало занимательного о медвежьей хитрости и огромной силе, но в этот раз разговор не складывался. Ощущение было таковым, как будто бы Антошка продолжал оставаться где-то поблизости и посматривал за нами из-за деревьев.

– Возможно, что так оно и есть, – отозвался Леонид, молодой потомственный охотник, подложив в костер небольшую щепу. Огонь благодарно принялся за угощение и одобрительно затрещал, пуская к небу красноватые кусающиеся языки. – Медведь – зверь злопамятный, ничего не забывает и не прощает. Возможно, кто-то его однажды ранил, вот он и мстит всему роду человеческому.

– Не знаю, что там с этим медведем, но такое впечатление, что на стороне этого медведя нечто большее, чем простая удача. Сколько раз мы пытались его отловить, а он каким-то невероятным образом всегда уходил.

– Это так, – поддержал Леонида Макар, его близкий приятель, стоявший подле костра. За все это время он не проронил ни слова, просто щурился на беснующиеся языки пламени, думая о чем-то своем. Его лицо, с обветренной сухой кожей, какая бывает, когда много времени проводишь на злом ветру, напоминало в ночи кору дерева. – Медведь – зверь хитрый, осторожный. Более опасного зверя в природе не существует. Я тут поспрашивал среди охотников, и каждый мне в голос твердит, что с каждым годом медведи становятся все наглее и опаснее. И самое главное, совершенно перестали бояться человека! Раньше хоть как-то прятались от людей, а сейчас даже этого не делают.

– Это верно, – живо подхватил Васильич. – Причем медведь прекрасно знает, кто из людей с оружием, а кто нет. И бросается сначала всегда на того, кто на него винтовку наставил. Вырвет ее, да об землю в щепки разобьет!

– Во Введенском районе охотоведы за последние два года семь медведей-людоедов убили, в Алексеевском – восемь! А мы с одним шатуном справиться не можем.

Разговор приобретал мрачноватую тональность, чему способствовала глухая таежная ночь без звездочки на небе, черный лес, обступивший со всех сторон, топкое болото, продолжавшее назойливо хлюпать и протяжно ухать, как если бы сожалело обо всех проглоченных жертвах. А в глубине леса редко, видно, пытаясь навести страх на непрошеных гостей, громко заухал филин.

Вода в котелке закончилась в тот самый момент, когда разговор начинал набирать силу. Ложиться вроде бы еще было рановато, да и выговорились не все. Чувствовалось, что наболело.

Подхватив котелок, Васильич произнес:

– Пойду, водички, что ли принесу. Тут недалеко.

Привычно подхватив винтовку, он зашагал в сторону узкого отвержка, по дну которого, размывая каменистую известковую породу, сбегал веселый ручей.

– Смотри, поосторожнее, – крикнул в спину удаляющемуся Васильичу Леонид. – Он может быть где-то рядом.

– Я тоже не подарок, – живо отозвался Васильич.

Охотники, сидевшие у костра, дружно заулыбались: это была правда. Характер у Виталия Васильевича был с перцем.

– Не завидую я медведю, если тот с Васильичем врукопашную сойдется.

– Верно. Ему даже винтовка ни к чему, – заметил Аркадий. – Он медведю горло одними зубами перегрызет!

Охотники дружно рассмеялись. Напряжение, мучившее последние несколько часов, как-то незаметно рассосалось. Все встало на свои места. Впереди – серьезная охота, но сейчас у костра оставалось место шуткам, позволявшим немного расслабиться.

За разговором время летело быстро, вспоминались забавные случаи, которых всегда было немало во время охоты.

– Я как-то с брательником от свата возвращался, и нужно было через лес пройти, километра полтора, – заговорил Аркаша. – Только мы с ним вошли в ельник, а на нас медведь огромный вышел. На задние лапы встал и на нас попер с оскаленной пастью! Я тут на четвереньки встал и начал на медведя лаять, а братан порвал на себе рубашку и кричит благим матом: «На-а! Жри сволочь!» Медведь постоял немного, посмотрел, а потом развернулся и потопал от нас.

Охотники дружно рассмеялись. История и в самом деле выглядела забавной, особенно если представить в роли потерпевшего брата Аркадия, отвязного малого, рвущего на себе рубашку.

Раздраженный людским смехом, сердито загудел в глубине тайги филин, а со стороны топи что-то чмокнуло, как это бывает от брошенного в трясину камня. И вновь установилась хрустальная тишина, способная расколотиться вдребезги даже от малейшего прикосновения.

Васильич что-то задерживался, и я невольно всматривался в черноту ночи, рассчитывая разглядеть его сухопарую, слегка ссутулившуюся фигуру. Однако сгустившаяся темень плотно забирала в свои крепкие объятия могучие близстоящие ели и распадок, к которому спустился охотник.

– Что-то Васильич запаздывает, – не выдержав ожидания, произнес я, стараясь придать своему голосу некоторую нейтральность. Однако не удалось, связки невольно натянулись, под стать зловещей тишине. – Вроде бы и распадочек-то рядом.

Смех умолк как-то сам по себе, на смену пришло напряженное драматическое безмолвие. В пушистых кронах широколиственных деревьев беспечно продолжал баловаться ветер, напуская в душу еще большую тревожность и смятение.

– Нужно посмотреть, что там происходит, – вызвался Егор, парень лет двадцати пяти. Несмотря на свой молодой возраст, он считался опытным охотником, а с патронами, как и многие его ровесники в Сибири, он познакомился куда раньше, чем с первыми игрушками.

Сняв с плеч винтовку, Егор уверенно зашагал во мрак.

– Обожди, я с тобой, – произнес я, поднимая прислоненное к стволу охотничье ружье.

Под быстрыми шагами Егора слегка потрескивали сухие ветки, и оставалось только удивляться, как он ориентируется в полнейшей темноте.

Луна, пробившись через темноту кучевых облаков, слабо подсвечивала дорогу. Теперь я мог видеть и Егора, шагавшего на значительном от меня расстоянии, и распадок, к которому он стремительно направлялся.

И тут на небольшой полянке, между двумя большими стволами я разглядел медведя, увлеченного едой и не замечавшего приближающихся людей. До нашего слуха доносилось его довольное причмокивание и тихое утробное рычание, которое всегда наблюдается у медведей во время трапезы. Под ним лежал Васильич, точнее, то, что от него осталось: нижняя часть туловища была обглодана, грудь разорвана, и тело продолжало сотрясаться при каждом рывке крупной головы. Медведь, громко чавкая, старался вгрызаться поглубже в плоть, придерживая лапой обезображенный труп. В лунном свете мне удалось даже рассмотреть его слюни, свисавшие с окровавленной морды длинной и вязкой паутиной.

Скинув винтовку, я прицелился в голову медведя, понимая, что другого более благоприятного шанса может не представиться.

– Ах ты, тварь! – в отчаянии произнес Егор, привлекая к себе внимание.

Парень пытался поднять винтовку, вдруг свалившуюся с его плеча, но ремень, зацепившись за куст, не отпускал ее.

Медведь повернулся в его сторону, и в этот момент выпущенная пуля пролетела прямо над головой зверя, лишь слегка зацепив ухо. Медведь поднялся на задние лапы и, громко рыча, зашагал прямо на Егора, продолжавшего лихорадочно дергать за ремень. Огромный ствол спрятал от меня шагающую мохнатую тушу медведя. А Егор, наконец, приставил к плечу приклад, чтобы произвести выстрел. Винтовка в его руках вздрогнула, издав громкий выстрел, и в ту же секунду медведь неожиданно выпрыгнул из-за деревьев и ударом лапы выбил из ладоней Егора оружие и навалился на него огромной тушей.

Голова медведя была всего лишь в нескольких метрах от меня, оставалось только произвести выстрел. Нажав на спусковой крючок, я услышал предательский щелчок – ружье дало осечку. Следовало вытащить патрон, заменить его на новый, а медведь между тем все более приходил в ярость и продолжал трепать на земле Егора. Когтистой мощной лапой он ухватил его за затылок и, содрав кожу на голове вместе с волосами, натянул ее на окровавленное лицо. Егор истошно кричал, тщетно бился в сильных объятиях медведя, но тот держал его крепко, впиваясь зубами в плечо, в грудь, в голову.

У меня не оставалось времени, чтобы перезарядить ружье, позабыв про страх, я подскочил к медведю и громко закричал, вкладывая в голос весь пережитый ужас:

– Пошел вон! Пошел!

Медведь вдруг отпустил обмякшее тело и словно бы нехотя направился в мою сторону. Ему требовался всего-то один прыжок, чтобы подмять меня, порвать на части, уничтожить, но по какой-то причине он продолжал мешкать.

Медленными шагами шатун подходил ко мне. Держа зверя на расстоянии, я отступал назад, размахивая перед собой винтовкой. Это был Антошка, я узнал его тотчас, едва мы встретились с ним взглядами. Но теперь это был не тот смешливый забавный медвежонок, пожиравший сгущенку, а матерый людоед, объявивший человечеству личную войну. Оставалось только удивляться, что же ему мешает прихлопнуть меня когтистой лапой.