Танкисты из будущего - Анатолий Логинов

Война уже неделю идет, а результаты… результаты отнюдь не радуют. Несмотря на все мои попытки, сильно изменить историю не удалось. Павлову я все же зря доверял. Впрочем, мне его снять все равно не дали бы. Его группа «Белого» здорового поддерживала, а еще Маленков и Буденный. Надо бы понять, почему…

Западный фронт дерется почти с таким же результатом. Да, авиация понесла первоначально меньшие потери, Брестская крепость еще держится и связь с ней удалось восстановить еще двадцать второго и поддерживать целых два дня. Ну и что? Немцы все равно рвутся вперед. Несмотря на директивы о переходе к ведению подвижной обороны, на местах все еще стремятся встать «нерушимой стеной, обороной стальной». Чем и пользуются немцы, прорывая эти «стальные» линии в уязвимых местах и обходя пункты сопротивления. Причем не потому, что наши сражаются хуже, нет. Просто у немцев лучше обучение и больше боевого опыта. Этим и берут. Нам же приходится компенсировать это героизмом. Да, любой героизм — это компенсация каких-то ошибок и недостатков в прошлом. Например, типичного для «хрустящей французскими булками» империи закона о кухаркиных детях. Вот теперь нам это закон и отзывается. Вы думаете, так просто преодолеть отставание в том же уровне школьного обучения? Ну конечно! Раз, и все сделано. А ликвидация неграмотности — это просто говоря «по-будущански»: «Распил бабок», если так думать. Но в действительности так не бывает. Это только в сказках сидел на печи, сидел, потом вдруг раз — и богатырем стал. Нельзя в течение одного десятилетия пробежать целый век жизни и не иметь проблем. Мы же пробежали, из аграрной по преимуществу страны став индустриальной.

Но и кроме объективных причин и субъективные выявились. Особенно на Западном фронте. Так что Павлова арестовал Лаврентий, даже без моего распоряжения. И правильно, как выясняется, сделал. Надо же, оказалось практически ни одного распоряжения наркома не выполнено, ни о маскировке, ни о приведении войск в боеготовность, ни о выводе войск из того же Бреста. Танковая и две стрелковые дивизии так и остались в крепости! Сделали они многое, приковали часть немецких войск, но все равно — оставлены были практически на расстрел. Маймуно виришвили! Со складами и то получилось почти как и в реале. Часть, непосредственно подчиненную Москве эвакуировали или раздали войскам и населению, часть взорвали, а часть, как выяснил Берия, никаких приказов не получила и досталась немцам. Маймуно виришвили, неужели он так хорошо маскировался? До этого самое плотное наблюдение ничего не обнаружило. Служил, как положено. Уверял меня, что немцы раньше двадцать девятого не начнут. Наблюдателей нейтрализовал умело, шени деда, как будто знал в лицо. Неужели у него свои люди в НКВД есть? Лаврентий сразу, как в Москву вернулся, расследование начал. Надеюсь, разберется. Но подстраховаться не помешает, надо будет и Мехлиса подключить, пусть присмотрит за расследованием. Не нравится мне, что скрытое наблюдение ничего не дало. Неужели и Лаврентий замешан? Вот так вот. Попробуй, разберись теперь, где паранойя, а где действительно заговор. Тем более, что заговор, как мне помнится из прочитанного ранее, был. И кому верить?

Но встретиться с Павловым все же надо. Посмотреть в лицо, попробовать понять самому, что случилось. Вот и Алексей.

— Привезли? Хорошо, вводите.

На меня смотрит искаженное ненавистью и страхом, совершенно непохожее на прежнее лицо. Невольно я напрягаюсь, заметив, как он пошевелился. Кажется, несмотря на двух сержантов, стоящих наготове за его спиной, этот тип, только внешне слегка похожий на Павлова, готов броситься на меня. Но вместо этого он вдруг начинает исступленно кричать, брызгая слюной.

— Совки, коммуняки, убийцы! Как же я вас ненавижу! Полстраны в лагерях сгноили, всех несогласных постреляли. Но ничего! Отольются вам, оккупантам, русские слезы. Особенно тебе, усатая сволочь. Тебе, тиран, скотина безмозглая, безграмотный горец, немцы покажут кузькину мать. Захлебнешься в пролитой тобою крови, абрек! — тут один из сержантов встряхивает его за плечо и он, словно прикусив язык, внезапно замолкает.

Интересная лексика. Явно ОТТУДА. Еще один вселенец, кроме меня? Сколько же их, шени деда? Теперь что, за каждым командующим или наркомом следить и ждать когда в него вселится какой- нибудь белозерг?

— Грантов обожрался? Ничего, сейчас тебе покажут общечеловеческие ценности. Уведите, — командую, продолжая внимательно рассматривать арестованного. Тот встает с расширенными от ужаса глазами, и пытается что-то сказать, но конвоир легко хлопает Павлова по затылку, широкой крестьянской ладонью, и тот затыкается. Напоследок успевает обернуться, и ловит мой взгляд, от которого ему становится совсем плохо, так что конвоиры подхватывают его под локти не давая упасть.

Вот такие вот дела. Интересно девки пляшут, по четыре бабы в ряд. Это что же, мне еще и противника такого заслали, чтоб жизнь медом не казалась? Ничего не понимаю. Сюрреализм какой-то, честное слово. Так и с ума сойти недолго.

Дождемся, что расследование НКВД покажет. Слишком много в этом деле странного, даже учитывая попаданца. Остальные, замешанные в деле, тоже попаданцы или нет? ТАМ тоже были попаданцы? Или все же заговор? Твою же через коромысло! Вечные вопросы: «Кто виноват?» и «Что делать?». Ясно только одно: — Что делать? — Воевать! А кто виноват, найдем. У каждой ошибки должны быть имя, фамилия и отчество…

Пока же пойдем воевать дальше.

Черный ворон, что ты вьешьсяНад моею головой?Ты добычи не дождешься.Черный ворон, я не твой.

Наконец-то, засыпая, уловил, что сон мне пророчил. Не будет больше попаданцев. Надеюсь, что сон — «в руку»…

29 июня 1941 г. Варшавский железнодорожный узел.

Железная дорога всегда работает круглосуточно, в любую погоду и в любое время года. Но особенно много работы у железнодорожников во время боевых действий. Днем и ночью на станциях царит шумное оживление, по железнодорожным путям в сторону фронта и в тыл почти непрерывным потоком мчат и мчат эшелоны. Стоят, собравшись кучками и что-то оживленно обсуждая, солдаты, проходят с озабоченным видом офицеры, вдоль составов, обстукивая молотками колеса, открывая и с хлопком закрывая крышки букс, бегают грязные и потные смазчики, важно взбираются на паровозы машинные бригады. Ночью жизнь лишь слегка замирает, большинство солдат спит, но и ночью все так же, тревожа спящих гудками, суетятся маневровые паровозы, толкая в известном им направлении вагоны. Единственное, что меняется на Варшавском узле в последнее время — вводится светомаскировка, а на установленных неподалеку зенитных батареях заступает на дежурство усиленная ночная смена.

Русские уже дважды прилетали ночью, пытаясь разбомбить важнейший узел коммуникаций, снабжающий Восточный фронт пополнением и боеприпасами. Пока их удары, нанесенные небольшим числом самолетов, к тому же очень не точно, большого ущерба не нанесли. Упавшие на станционные пути три бомбы разнесли вдребезги одну водозаправочную (колонку), повредили несколько паровозов и вагонов. Но всем, включая последнего канонира было ясно, что на этом русские не остановятся. Достаточно было посмотреть на идущие в фатерлянд поезда с ранеными и поговорить с их обитателями, чтобы до самых тупоголовых дошло, что эта война отнюдь не похожа на предыдущие и легкой прогулки никак не получается. Русские сражались. Сражались не всегда умело, но всегда храбро и быстро учились. Очень быстро. К тому же, из донесений разведки стало известно, что на Варшаву нацелен отборный авиационный полк во главе с личным пилотом Сталина, неким полковником Головановым. Получившие накачку от своих офицеров, зенитчики бдительно следили за воздухом, ожидая появления «ночных сталинских дьяволов». Ждали расчеты орудий, знаменитых «ахт-ахт», так хорошо боровшихся с русскими танками, ждали расчеты управления у командных приборов, ждали сидящие наготове, в летном обмундировании и с парашютами пилоты эскадрильи ночных перехватчиков, ждали радиометристы у индикаторов прибора «Вюрцбург». Но ждали не только они.

Перебежав и притаившись вместе с напарниками в кустах у дороги, лейтенант Величко еще раз внимательно осмотрелся. Да, место практически идеальное. Неподалеку от путей, на которых маневровый паровоз понемногу собирал в единый состав несколько десятков цистерн, справа на путях стоял другой состав, судя по различимым в полутьме от тускло горящих ламп силуэтам, с танками для фронта. Чуть левее сторожко следила за небом шестерка стволов зенитной батареи. Андрей мстительно улыбнулся. Будет очень весело, если все удастся. Очень весело. Лейтенант, не имевший никаких сведений о своей семье, потерявшейся в суматохе эвакуации, и немало насмотревшийся на действия немецких «освободителей» во время отступления по тылам немецкой армии, вызвался добровольцем и поклялся про себя, что умрет, но задание выполнит. Еще раз внимательно осмотревшись, он снял висевший на спине громоздкий рюкзак и начал собирать какую-то замысловатую конструкцию. Успевшие переместиться на более удобные позиции сержанты Найденов и Романов следили за немцами, на всякий случай приготовив гранаты М24 и взведя затворы «шмайссеров».