Небесные верблюжата. Избранное - Елена Гуро

— Мы, очевидно, не понимаем друг друга.

Венеция Врубеля

Уже расплавленный яд восторга проникнул в жилы. Зажглись влюбленные сказки и баллады алчной ночи. Все трепещет и дрожит, и в глазах сверкнули драгоценности. Ловчие взоры притягивают встречи; искры встреч — взгляды…

Бархат и игра в золото чудовищ. Бледное лицо озаренное желаньем — сверкающими губами. И ропща уходит вниз чудовищный трепет; в шлюзы ворот и переулков… И опять снова закипают мосты и площадь…

Вверху под аркой воспаленное небо.

Сквозное окошко

Сквозь двусветную светелку светит серебряное солнце. (Рядом на сосне корона). Тонкие жердочки переплета окна, чуть желтые — струны оконной музыки, и серебряные ветви сосен сквозят.

Есть серебряная страна.

Сквозь окно это смотрят в серебряную страну. Стекло находит на стекло и от этого случилась (происходит) просвечивает серебряная страна, серебряные ветви. И если смотреть на окошко и твердить: сосна, сон, сага и серебро и свет, твердить, совсем не думая, что говоришь — север, солнце. И некоторые норвежские слова Сольвейг, Сольгауг, Свангильд и еще счастливчик (счастье). Все это вместе в этом сквозном двусветном окошке.

Махатма

И не отводя глаз от моих глаз стал удаляться (в пространство). Хочу полететь с ним — раздалось во мне, — и сейчас же мы стояли у гигантского куста, густо одетого от самой земли большими лапчатыми листьями, совершенно мокрого от росы, на песчаной дорожке. Песок тоже был сырой и золотили все уже утренние лучи.

Она подумала — ведь мне запрещено летать с незнакомыми, но так как он продолжал смотреть на меня взглядом длинным (дивным) — поняла, что мелочность во мне и сюда не подходит.

Я стояла среди ночи на плоской набережной какой-то реки (река струила лунный свет). Плиты были похожи на европейские, но в одном месте разошлись и оттуда росла кривая бледнолистная пальма — темная в ночном синем сиянии. Это восток опять.

Индус белел неподвижно в (лунном) отдалении.

Потом сделал знак и мы уже были опять в утренних горячих лучах спутанной опушки — точно Джунгли — на вьющихся растениях были большие розовые цветы. Только что до всего дотрагивались теплые утренние лучи — и вот начали запевать птицы. Они не чирикали и не щебетали, как наши, это были звучные свисты и гортанные крики, точно крики попугаев, но не грубые, они были очень гортанны и звонки — резки, но необыкновенно прозрачные и блестящи, и золотисты. Почти перед собой в чаще я видела совсем низко на дереве крупную макаку, коричневую с телесного цвета носом и верхней губой. Она сидела, прислонившись к стволу, тоже стала запевать. То были гортанные и грудные звуки. Они начались со звука — гурру — и потом клокотали и раздавались у нее глубоко в горле и в груди.

Индус приблизился и поманил меня. Я двинулась за ним — перед мной из темного (черного) дерева Будда со сложенными руками сидел на очень узенькой высокой колонне рядом, разубранная скульптурой точно новая, но полуразвалилась — подумала, наверно разрушили ядром.

Я заснула на минутку, но опять увидела глаза добрые и сейчас же настал полет, полет вверх. Остановились. Это было на неизмеримой высоте слегка светящемся эфире небесной светлой ночи, тогда у индуса на голове стала розовая звезда, весь он окружился сиянием, нежным и розовым, как утренняя звезда на голове его. Вот ответ на то, что он хороший. Рядом появился Вильгельм, и они соединили спущенные руки. У индуса рука (оказалась) маленькая необыкновенно, красивая и очень темная (смуглая) и держала большую светлую исстрадавшуюся руку Вильгельма. Они глядели друг на друга, и светлый своим обычным чудаческим (размахайским) движением слетел вниз, оставляя светящийся (священный) голубой лик.

«Молоденькая ель несет высоко, гордо свой крест…»

Молоденькая ель несет высоко, гордо свой крест. В ней чувство юной, нежной жизни. Даже страшно, когда почувствуешь, поймешь ее движение. Это существо переживает свое воплощение с такой силой духа и плоти в движении, и никто этого не видит.

А эти радостные нагибы молодых, пьяных от богатой хвои сосен, в плавящем потоке творящего ветра! какое сумасшедшее веселье! какой бешеный танец!

Как будто земля вдруг открыла свою несущуюся быстроту в пространстве!

* * *

Старые исполины, переносящие жизнь своих ветвей, свое последнее тепло к верху, оставляют все ниже и ниже ряд холодных, голых, уже умерших членов.

У людей в старости вся жизнь уходит вверх, в глаза. Гаснут даже самые важные черты духа в лице, но все тепло, вся последняя устремленность — в глазах.

Что за радость, что за право?Это радость и право кротких.Радость жить. То, чем я утешаюпокинутых и обманутых детей.

«Гадали над сиренями доверчиво зарумяненными…»

Гадали над сиренями доверчиво зарумяненными. Точно ходили друзья и заветы прошептали друг другу и скрепили тишину тем, что знают верующие посвященные и давшие обет.

Так было глубоко розовое приветствие за сеткой голых сиреней.

Вошел посвященный и сел на камень.

Кругом лег чухонский пустырь. Древний узор чертили на деревьях, каменьях мхи.

Вехами древних годов стояли верные можжевельники. Спелый июльский воздух, горький немного от горьких ольх.

Щемяще светлые капли лежали на зеленом лоне. И подумал он — Боже, что я могу, твое дитя. Или это говорит душа земли?!

Птичка раскрыла крылья и сверкнула.

И сказал Бог:

И до боли и до раскаяния и до страдания (вероятно к поучению. Мика).

Светлые родные души сверкали на предосенних хвоях (и травах).

Вчера шумели дожди и буря.

И он сорвал грязноватый цветик тысячелистника, в нем был запах горечи.

Бор

Лес весь сквозной сияет. Проходит где-то время. Солнце обтекает каждый ствол. От сияния бесчисленных былинок лес наводнен особым веществом, как водой. Это подводный мир. Где-то далеко идет время… Потом тонкая веточка черники или вереска, особенно — повернулась и необыкновенно светится… Потом от этого становится волшебно. И сияние. Времени, собственно, нет.

Заметила, что в бору крошечное растение, с жесткими, как крылья зеленого жука, листочки брусники; живет у подножия великанских колонн, и ей здесь родное — место.

На твоей голове, если она светловолосая или седая, тоже — сейчас сияет свет. И потом, если смотреть со стороны — и в темени ощущение теплого благословения. Потом покажется что-то давнее-давнее, но что, не знаешь сама.

Потом видишь, что простой колокольчик на кривой ножке изогнулся и смотрит на тебя.

И темная трещина в коре березы, под которой стоит бледно-синий колокольчик, тоже смотрит на тебя.

Потом ты где-то в своем существе становишься частью колокольчиком, а он немного тобой.

Теперь уже не придет в голову сорвать его или так себе, наступить на него.

Потом ты завязал с одним отношения — отзываются другие существа. Теперь на тебя от всюду смотрят острые хвостики, верхушечки мха, листики, сухие тонкие палочки, пятна на стволах.

Потом не хочется уходить из леса.

Дома после обеда сон самый летний, сквозь солнце. И приснилось — сыроежка, хорошая, желтая, свежая сыроежка во мху.

«Сегамилья страна края и склона неба…»

Сегамилья страна края и склона неба.

Сегамилья страна воздуха, небаплывущих вершин, венчанных коронованных верхушек. И думается в ней о высоких ясных бровях и светлых лбах. Но в ней бушует беспутный ветер и круговая дорога, лес оставляет в ямах битые пивные бутылки (полны неба и смелости, покачнулись и плывут — приноровились плыть вместе с облаками. Над водой без края).

Травы стали длинные, спутанные, перемешанные с водой.

* * *

Сегамилья.

Одна за другими полосы леса.

Под волною вершин кое-где краснеют натянутые струны решетки стволов. Лиловые тени туч. Пурпур стволов. Всклоченность неба и хвойная пустота (слово ясный?) чувство свода. Небо. Сага. Чувство плавания и благословения — все это в Сегамилье.

Сегамильский забор

Наш Сегамильский забор на горе. Дощатый, чистый, совсем серебряный от постоянного морского ветра и от его мировой собственной, почти небесной междупланетности.

Мимо идут, идут — никто на него не смотрит, не пачкает его взглядами, и кто станет, в самом деле, на забор (нрзб.) обыденным вниманием. К нему прислонилась молодая осинка (самое) воздушное дерево и плещет листьями. Видно море и твердь с облаками.

За светлым забором уже другой мир, другой значительный смысл темной липы и сада.

«Еще есть очень важная для нас, будто забытая, страна…»