Стихотворения - Владимир Солоухин

В «Приключениях барона Мюнхаузена» есть бегун, который, чтобы не слишком быстро бегать, привязывает к ногам пудовые гири.

Я мечтал написать венок сонетов и написал его. Закончив эту работу, я почувствовал себя как мюнхаузенский бегун, снявший гири с ног. Легкость-то какая! Рифмуй как хочешь. Строки чередуй как хочешь! А хочешь и вовсе не рифмуй и не чередуй!

Но зато вдруг растерянность: не знаешь, куда и зачем бежать. Жди зова.

1

Венок сонетов — давняя мечта.

Изведать власть железного канона!

Теряя форму, гибнет красота,

А форма четко требует закона.

Невыносима больше маята

Аморфности, неряшливости тона,

До скрежета зубовного, до стона,

Уж если так, пусть лучше немота.

Прошли, прошли Петрарки времена.

Но в прежнем ритме синяя волна

Бежит к земле из дали ураганной.

И если ты все мастер и поэт,

К тебе придет классический сонет —

Вершина формы строгой и чеканной.

2

Вершина формы строгой и чеканной —

Земной цветок: жасмин, тюльпан, горец,

Кипрей и клевер, лилии и канны,

Сирень и роза, ландыш, наконец.

Любой цветок сорви среди поляны —

Тончайшего искусства образец,

Не допустил ваятеля резец

Ни одного малейшего изъяна.

Как скудно мы общаемся с цветами.

Меж красотой и суетными нами

Лежит тупая жирная черта.

Но не считай цветенье их напрасным,

Мы к ним идем, пречистым и прекрасным,

Когда невыносима суета.

3

Когда невыносима суета,

И возникает боль в душе глубоко,

И складка горькая ложится возле рта,

Я открываю том заветный Блока,

Звенит строка, из бронзы отлита,

Печального и гордого пророка.

Душа вольна, как дальняя дорога,

И до звезды бездонна высота.

О Блок! О Бог! Мертвею, воскреси!

Кидай на землю, мучай, возноси

Скрипичной болью, музыкой органной!

Чисты твоей поэзии ключи.

Кричать могу, молчанью научи,

К тебе я обращаюсь в день туманный.

4

К тебе я обращаюсь в день туманный,

О Родина, ужели это сны?

Кладу букет цветов благоуханный

На холмик глины около сосны.

И около березы. И в Тарханах.

И у церковной каменной стены.

Поэты спят; те стойкой ресторанной,

Те пошлостью, те пулей сражены.

А нас толпа. Мы мечемся. Мы живы.

Слова у нас то искренни, то лживы.

Тот без звезды, а этот без креста.

Но есть дела. Они первостепенны.

Да ты еще маячишь неизменно.

О. белизна бумажного листа!

5

О, белизна бумажного листа!

Ни завитка, ни черточки, ни знака.

Ни мысли и ни кляксы. Немота.

И слепота. Нейтральная бумага.

Пока она безбрежна и чиста,

Нужны или наивность, иль отвага

Для первого пятнающего шага —

Оставишь след и не сотрешь следа.

Поддавшись страшной власти новизны,

Не оскверняй великой белизны

Поспешным жестом, пошлостью пространной

Та белизна — дорога и судьба,

Та белизна — царица и раба,

Она источник жажды окаянной.

6

Она источник жажды окаянной,

Вся жизнь, что нам назначено прожить.

И соль, и мед, и горечь браги пьяной,

Чем больше пьешь, тем больше хочешь пить.

Сладко вино за стенкою стаканной,

Мы пьем и льем, беспечна наша прыть,

До той поры, когда уж нечем крыть

И жалок мусор мелочи карманной.

За ледоход! За дождь! За листопад!

За синий свод — награду из наград,

За жаворонка в полдень осиянный.

За все цветы, за все шипы земли,

За постоянно брезжущий вдали

Манящий образ женщины желанной!

7

Манящий образ женщины желанной…

Да — помыслы, да — книги, да — борьба.

Но все равно одной улыбкой странной

Она творит героя и раба.

Ты важный, нужный, яркий, многогранный,

Поэт, главарь — завидная судьба!

Уйдет с другим, и ты сойдешь с ума,

И будешь бредить пулею наганной.

Немного надо — встретиться, любя.

Но если нет, то всюду ждут тебя

В пустых ночах пустые города,

Да все-таки — надежды слабый луч,

Да все-таки — сверкнувшая из туч

В ночи осенней яркая звезда.

8

В ночи осенней яркая звезда,

Перед тобой стою среди дороги.

О чем горишь, зовешь меня куда,

Какие ждут невзгоды и тревоги?

Проходят лет, событий череда,

То свет в окне, то слезы на пороге,

Глаза людей то ласковы, то строги,

Все копится для Страшного суда.

Для каждого наступит Судный день:

Кем был, кем стал, где умысел, где лень?

Ты сам себе и жертва и палач.

Ну что ж, ложись на плаху головою,

Но оставайся все-таки собою,

Себя другим в угоду не иначь.

9

Себя другим в угоду не иначь.

Они умней тебя и совершенней,

Но для твоих вопросов и задач

Им не найти ответов и решений.

Ты никуда не денешься, хоть плачь,

От прямиков, окольностей, кружений,

От дерзновенных взлетов и крушений,

От всех своих побед и неудач.

Привалов нет, каникул не бывает.

В пути не каждый сразу понимает,

Что жизнь не тульский пряник, не калач.

Рюкзак годов все крепче режет плечи,

Но если вышел времени навстречу,

Души от ветра времени не прячь!

10

Души от ветра времени не прячь…

Стоять среди железного мороза

Умеет наша светлая береза,

В огне пустынь не гибнет карагач.

Но точит волю вечная угроза.

Но подлецом не должен быть скрипач.

Но губят песню сытость, ложь и проза,

Спасти ее — задача из задач.

Берешь, глядишь: такие же слова,

Похожа на живую, а мертва.

Но если в ней сознанье угадало

Хоть уголек горячий и живой,

Ты подними ее над головой,

Чтобы ее, как факел, раздувало.

11

Чтобы ее, как факел, раздувало,

Ту истину, которая в тебе,

Не опускай тяжелого забрала,

Летя навстречу буре и борьбе.

Тлен не растлил, и сила не сломала.

И медлит та, с косою на горбе.

Хвала, осанна, ода, гимн судьбе —

Ты жив и зряч, ни много и ни мало!

С тобой деревья, небо над тобой.

Когда же сердце переполнит боль,

Оно взорвется ярко, как фугас.

Возможность эту помни и держи,

Для этого от сытости и лжи

Хранится в сердце мужества запас.

12

Хранится в сердце мужества запас,

Как раньше порох в крепости хранили,

Как провиант от сырости и гнили,

Как на морском суденышке компас.

Пускай в деревьях соки отбродили,

Пусть летний полдень засуху припас,

Пусть осень дышит холодом на нас

И журавли над нами оттрубили,

Пусть на дворе по-зимнему темно,

Согреет кровь старинное вино,

Уздечкой звякнет старенький пегас.

Придут друзья — обрадуемся встрече,

На стол поставим пушкинские свечи,

Чтоб свет во тьме, как прежде, не погас!

13

Чтоб свет во тьме, как прежде, не погас.

Да разве свет когда-нибудь погаснет?!

Костром горит, окном манит в ненастье,

В словах сквозит и светится из глаз.

Пустые толки, домыслы и басни,

Что можно, глыбой мрака навалясь,

Идущий день отсрочить хоть на час,

Нет ничего смешнее и напрасней!

А мрак ползет. То атомный распад.

То душ распад. То твист, а то поп-арт.

Приоритет не духа, а металла.

Но под пустой и жалкой суетой

Он жив, огонь поэзии святой,

И тьма его, как прежде, не объяла.

14

И тьма его, как прежде, не объяла,

Мой незаметный, робкий огонек.

Несу его то бодро, то устало,

То обогрет людьми, то одинок.

Уже не мало сердце отстучало,

Исписан и исчеркан весь листок,

Ошибок — воз, но этот путь жесток,

И ничего нельзя начать сначала.

Не изорвать в сердцах черновика,

Не исправима каждая строка,

Не истребима каждая черта.

С рассветом в путь, в привычную дорогу.

Ну а пока дописан, слава богу,

Венок сонетов — давняя мечта.