Против всех - Анатолий Афанасьев

— Как ты описываешь, — удивился Жакин, — он птица вообще не нашего полета. Зачем ему невзрачный старичонка на окраине бывшей империи, вот чего в толк не возьму?

— Тебе виднее, — усмехнулась Ирина, и опять Егорка поплыл от ее бедового взгляда. Ему теперь одно и то же чудилось: как они лежат в обнимку на каком-то ложе — наваждение, и только.

— Мне, может, виднее, но твое мнение какое?

Ирину водка размягчила, ответила не таясь:

— Мое мнение, пожалуйста. Хоть ты, Федор Игнатьевич, прикидываешься таежным пеньком, заначка у тебя неподъемная. Спиркин за сотней баксов десант не пошлет.

— Кто же ему про это наплел?

— Земля слухом полнится. У него связи большие. Говорю же, из Москвы прислали, из самого сатанинского стойбища.

Жакин, сжалясь, поднес ей еще стакан беленькой. Ирина лихо выпила, опять утерлась ладошкой, одарила Егорку мечтательным взором и вдруг поползла с табурета, как тесто из квашни.

— Все, уклюкалась девонька, — определил Жакин. — Давай переложим ее к печке.

Только тут Егорка заметил, что старик заранее бросил на пол старый матрас из кладовки.

— Вы чего-то ей подмешали, Федор Игнатьевич? Больно быстро отключилась.

— Не без этого. Ей на пользу отоспаться. Предупреждаю, Егор, она очень опасна.

— Я это понял. — Под пристальным взглядом Жакина он почувствовал себя неуютно, как мошка под микроскопом.

— Лучше выбрось ее из головы.

— Вы ее убьете?

— Я — нет. Но за тебя поручиться не могу.

— Шутите?

— Ты же знаешь, я шутить не умею.

Глава 2

Известный журналист Геня Спиридонов поехал в Федулинск по наводке корешана с телевидения, Осика Бахрушина, автора и ведущего популярной передачи «Лицом к рынку». Смысл передачи заключался в том, что все ее участники так или иначе что-то покупали и продавали, и при этом никто не оставался в убытке. Самый главный везунчик, как во всех подобных шоу, получал какой-нибудь необыкновенный, заветный приз. В последней субботней передаче девушка из провинции выиграла целый вагон гигиенических прокладок «Тампакс», которые можно было использовать также в качестве контрацептивов. Ее партнеру, пожилому, седовласому шахтеру, прибывшему на передачу прямиком из пикета, повезло еще больше: счастливчик стал обладателем бесплатного пропуска во все стриптиз-бары Москвы, включая знаменитый «Элегант-отель» на Рублевском шоссе, где развлекались исключительно члены правительства, банкиры, депутаты Государственной Думы и лидеры мафиозных кланов. К сожалению, пропуск действовал лишь в течение одной ночи. На многозначительно-сочувственный намек ведущего, дескать, не надорвется ли пупок, победитель солидно ответил: «Придется попотеть, но в забое бывало покруче», — чем вызвал бурю восторга в публике.

Геня с Осиком попили пивка в Доме журналистов, потом, как водится, перешли в ресторан, и там закосевший Спиридонов пожаловался другу, что ему до зарезу нужно состряпать какую-нибудь сенсацию, но не туфту, а чтобы действительно зацепила читателя за живое. Дело в том, что знаменитый «Демократический вестник», славящийся своей независимостью, в очередной раз переходил из рук в руки: на днях межнациональный банк «Москоу-корпорейшн» перекупил его у прежнего хозяина, холдингового концерна «Сидоров, Шмуц и Ко». В газете ожидалась крупная перетряска, новая метла, известно, чисто метет. Спиридонов собирался подстраховаться, хотя ему лично увольнение вроде бы не грозило. Он был известен своей неподкупной лояльностью к режиму, но ведь никогда не угадаешь, в какую сторону подует ветер. Лучший способ страховки для журналиста — напомнить читателю о себе каким-нибудь крупным разоблачением, но ничего путного, как на грех, не подворачивалось. Осик откликнулся с пониманием.

— Не там ищешь, коллега, — заметил снисходительно, наваливая столовой ложкой черную икру на ноздреватую свежую булку. — На самом деле все эти заказные убийства, разборки, взрывы, растление младенцев и вообще всякая катастрофика давно навязла у людей в зубах. Их перекормили этим до блевотины.

— Любопытно, — иронически буркнул Спиридонов. — И что же, по-твоему, читатель жаждет получить взамен?

— Сказку… Да, да, красивую социальную сказку. Ты покажи быдлу кусочек благодати, посули, что у него, у быдла, есть шанс приобщиться, — и оно тебя мгновенно возлюбит. Памятник поставит при жизни. Классик не шутил, когда сказал: тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман. Скажи придурку правду, он тебя возненавидит; наври с три короба — прославит, как благодетеля. Так мир устроен, Генюшка, не нам его менять. На этот психологический феномен опирается, как на каменный столб, любая идеология, от капиталистической до неохристианской.

— Конкретно. — Спиридонов, нервничая, опрокинул стопку «Абсолюта». Он не любил нравоучений. — Что ты предлагаешь конкретно?

Осик не заметил раздражения друга.

— У моей передачи рейтинг все время растет, а ей уже шестой год. В чем секрет? Объясняю популярно. Чем человек бомжистее, тем больше ему хочется схавать чего-нибудь на халяву. Я даю ему такую возможность. В моем шоу никто никогда не проигрывает, понимаешь? В сущности, это земная модель рая. Вся задача только в том, чтобы туда попасть. А уж если попал… Знаешь, когда меня эта идея озарила, я начал себя уважать. Вот он и есть — возвышенный обман, можешь потрогать руками.

Спиридонов, слушая похвальбу приятеля, совсем закручинился и в забытьи осушил очередную стопку. Самое обидное, что проклятый телевизионный кукушонок, по всей вероятности, абсолютно прав. Пора, пора менять амплуа неистового разоблачителя, борца за справедливость на роль доброго дядюшки-дарителя. Но как? Газета не экран, и слова, напечатанные на бумаге, не сунешь читателю в зубы, как сникерс.

— Теперь возьмем твою проблему, — будто подслушав его мысли, продолжал Осик. — Недавно у нас побывала забавная девчушка из Федулинска. Такой заштатный подмосковный городишко, гнилой и никому не нужный. Население что-то около ста тысяч. В основном ученая братия, бывшие оборонщики, а уж это, сам знаешь, совки из совков, ржавые гвозди. Публика совершенно никчемная, их уже не переделаешь. Девчушка мне, однако, понравилась, и я ее сперва, как положено, оприходовал в кабинете на предмет невинности. И вот между делом она рассказала кое-что любопытное про этот Федулинск. Якобы там до того разумно устроена жизнь, что нет никаких волнений, беспорядков, голодовок и даже преступлений. То есть тишь и гладь да Божья благодать. Все довольны всем, каждый день как праздник.

— Такого не может быть!

— Допустим, не может, — согласился Осик. — Допустим, это плод больного девичьего воображения. Тем более она мне показалась какой-то немного заторможенной. И раздевалась как-то медленно. Никаких вопросов не задавала. Зато уж как начала щебетать, еле остановил… Хорошо, пусть бред, но что тебе мешает съездить и посмотреть? Я дам ее адрес. Потолкуешь с ней, оглядишься. Если хоть сотая доля ее фантазий правда, то вот она — твоя суперсенсация. Что-то приукрасишь, отретушируешь… Генушка, это же клад!..

Утром на похмельную голову Геня Спиридонов вяло перебрал два-три сюжета, которые мог бы предложить в номер: четырнадцатилетняя спидоносица, заразившая за вечер десятерых мужчин; депутат, застреленный в объятиях чернокожего любовника; взрыв на Сущевке, снесший половину девятиэтажного дома — двадцать трупов и сколько-то раненых; авария на Окружном шоссе: пьяный водитель «мерседеса» врезался в автобусную остановку, четыре покойника, а на виновнике происшествия ни царапины, и прочее такое, рутина, — действительно скулы сводит от скуки, притом товарец, разумеется, не первой свежести, за вечерними теленовостями не угонишься.

И тут всплыл в памяти вчерашний разговор с Осиком: собственно, почему бы и нет?

Не долго думая, Геня позвонил в редакцию и предупредил, что уезжает в срочную командировку, вернется поздно вечером. Заодно узнал у всеведущей секретарши главного последние новости: кадровая чистка не началась, но в редакции тихо, как на кладбище, слухи самые ужасные, сотрудники не вылезают из кабинетов и на всякий случай никто ни с кем не здоровается.

Через час Спиридонов сел в электричку на Ярославском вокзале, еще через полтора часа ступил на дощатую платформу города Федулинска. День будничный, электричка шла полупустая, и Геня в дороге немного подремал, хотя поминутно отрывали от сна крикливые, настырные поездные торгаши, подсовывающие под нос всякую дрянь — от залежалых никому не нужных бульварных романов до ситцевых трусов китайского производства. И все за смешную цену.

В Федулинске его приятно поразило отсутствие кислых запахов и нелепой сутолоки, присущей всем подмосковным станциям, а также то, что все надписи, указатели и даже рекламные щиты были сделаны на русском языке. И воздух здесь был такой, словно, отъехав на шестьдесят километров от Москвы, оказался на морском побережье.