Повседневная жизнь тамплиеров в XIII веке - Жорж Бордонов

— Прекрасный сир (или командор), дозвольте мне поговорить с таким-то братом.

Когда разрешение давалось, обвинитель вставал, обращался к тому, кого хотел «поправить», в ответ на что тот тоже должен был встать, снять головной убор и приветствовать. Обвинитель провозглашал:

— Прекрасный брат, моли о милости за такое-то прегрешение…

И он должен был в сдержанных выражениях объяснить, где, когда и как обвиняемый нарушил правила. При этом обвиняемый должен был сознавать, что выступающий брат говорит ради его же блага. Ему не следовало раздражаться, но, напротив, принять порицание и ответить на него, стоя на коленях:

— Прекрасный сир, я молю о милости Бога, Приснодеву Марию, вас и братию за то, в чем меня упрекнули.

Однако можно было оказаться в роли напрасно обвиненного — не по злому умыслу, но вследствие нечаянной ошибки. Если человек был невиновен, он имел право — и был обязан — отрицать свою вину, не проявляя при этом ни раздражения, ни чрезмерного негодования. Следовало отвечать со смирением и кротостью в следующих выражениях:

— Прекрасный сир, я молю Бога, Приснодеву Марию, и вас, и братию простить меня за то, в чем меня обвиняют, но нахожу, что в действительности дело обстояло иначе.

Или же:

— Нет, мессир, благодарение Богу, я никогда не совершал такого!

Либо же так, если можно было сослаться на оправдательные мотивы или на смягчающие обстоятельства:

— Сир, дело обстояло иначе.

В таком случае именно от обвинителя требовалось привести доказательства своих слов, если это представлялось возможным. Получив разрешение председательствующего, обвинитель указывал на свидетелей проступка:

— Сир, здесь присутствуют братья, которым известны обстоятельства случившегося.

Председатель капитула поддерживал это требование:

— Если есть здесь братья, которым известно это дело, пусть они предстанут перед нами.

Один за другим свидетели вставали с места и становились напротив председателя. В своих свидетельских показаниях они должны были строго следовать истине, под страхом совершения тяжкого греха и серьезного проступка не следовало «говорить о других ни по приязни, ни по недоброжелательству».

Обвиняемый, будучи уверен в собственной правоте, мог в свою очередь упрекнуть обвинителя.

Если один или другой или оба сразу оказывались виноваты, председатель повелевал им удалиться и совещался с капитулом относительно достойного наказания. Следовало сохранять в полной тайне неизбежные дебаты и разногласия. Мы увидим ниже, какие санкции применялись к болтливым братьям. Не следовало рассказывать и о неудаче председателя, если он, произнося свой вердикт, не мог добиться единодушия в пользу той или иной стороны.

Если какого-либо брата признавали виновным в ряде проступков, то определение наказания для него могло вызвать замешательство. Наказать можно было только за одно нарушение, хотя бы их было допущено десять, но мера наказания, видимо, ужесточалась.

Светский человек или монах иного монастыря не мог выдвинуть обвинений против тамплиера, это допускалось только внутри Ордена — таково было одно из фундаментальных положений, которое, впрочем, свидетельствует, что Орден принимал во внимание только мнения друзей. Тем не менее если какой-либо честной муж, мирянин или монах, пользовавшийся особым уважением вследствие своего благочестия, сообщал командору о действиях, которые навлекали бесчестье на обитель, виновного можно было подвергнуть «особо тяжкому наказанию», чтобы добиться от него признаний и изгнать его из Ордена, не прибегая к капитулу.

Наказания

Они подлежали немедленному исполнению и, кроме исключительных случаев (отсрочка), — без апелляций. После оглашения вердикта председательствующий, желая преподать спасительный урок, мог обратиться к осужденным братьям: «Извольте раздеться» (до пояса) и подвергнуть их бичеванию кушаком или ремнем. Разумеется, телесное наказание производилось публично, так же как предшествовавшее ему признание вины.

Наказания бывали различны и зависели от тяжести проступка и репутации провинившегося. Всего их насчитывалось девять, и счет открывали наиболее строгие:

1. Изгнание из обители (или окончательное исключение из Ордена).

2. Лишение духовного звания.

3. Временное лишение духовного звания.

4. Два дня епитимьи в неделю, в первую неделю — три дня.

5. Двухдневная епитимья.

6. Однодневная епитимья.

7. Пятничная епитимья.

8. Епитимья на усмотрение капеллана.

9. Отсрочка или передача дела в вышестоящую инстанцию.

Возможно, было и примирение, означавшее оправдание и полное прощение.

Исключение из Ордена следовало за совершение одного из девяти особо тяжких проступков, на которых стоит остановиться подробнее, ибо они со всей очевидностью свидетельствуют о строгости дисциплины среди тамплиеров. Это симония, нарушение тайн капитула, убийство христианина или христианки, содомия (страшный грех, «гнусный и смрадный»), мятеж, очевидная трусость, ересь, предательство (переход на сторону сарацин) и воровство.

Симония — это преступление, совершенное братом, который вступил в Орден противозаконно, путем подкупа или обещания такового, даже предложенного через посредника. Тот, кто за взятку принял его, терял звание тамплиера, право принимать новых братьев и осуществлять командование.

Санкции, которые налагались за нарушение секретов дисциплинарного капитула, на первый взгляд кажутся чересчур суровыми. Однако следует учитывать тяжесть последствий такого проступка для этих сообществ, разглашение мнений и кривотолки по поводу братьев-судей, месть, которую эти пересуды могли спровоцировать, соперничество, которое они могли породить. Нужно было, чтобы каждый имел возможность под покровом тайны свободно и полностью изложить свое мнение. И, не драматизируя ситуацию, разве не могло бы обескуражить любого члена Ордена сознание того, что он находится под подозрением или что его считают бесполезным для обители?

Бегство с поля боя также нуждается в комментарии. В принципе любое проявление трусости перед сарацинами под знаменем тамплиеров влекло за собой исключение из Ордена. На практике же существовала разумная градация. Если подобный проступок совершал тамплиер-рыцарь, вне зависимости от того, находился ли он в тот момент в доспехах или без них, он подлежал исключению из рядов Ордена. Но брат-служитель без доспехов — не способный, следовательно, оказать противнику достойное сопротивление — мог ретироваться без неприятных для себя последствий. Равным образом и рыцари, и братья-служители могли, выполняя приказ командира или его заместителя, отступить, если получили серьезное ранение. Ни под каким предлогом не следовало бросать знамя Ордена тамплиеров. Если оно пропадало, нужно было пробиваться к знамени госпитальеров или, за неимением такового, к любому христианскому стягу.

Что касается проступков, связанных с сокрытием вины, то Устав предусматривал различные наказания в зависимости от ее тяжести. В качестве сокрытия квалифицировались следующие случаи:

умолчание о серьезном препятствии (брак, духовное звание, тяжелая болезнь) при поступлении в Орден;

выход ночью из обители иным путем, нежели через ворота;

утаивание вещей и предметов в ходе инспекции;

отсутствие в обители более двух ночей без получения на то разрешения;

уход из обители по злобе или в дурном настроении, если уносится с собой что-либо сверх своей обычной одежды, и отсутствие в течение более двух ночей;

сокрытие каких-либо чужих вещей в своей переметной сумке или в сундуке (ларе).

Когда прозвучал приговор об исключении, виновный должен был предстать перед капитулом обнаженным по пояс, облаченным только в подштанники и шоссы, с ремнем, висящим на шее. Преклонив колени, виновный принимал дисциплинарное наказание принесенным с собой ремнем. После этого председательствующий вручал ему «хартию об увольнении». Но исключенный брат не мог уйти куда угодно по собственному выбору. Он должен был вступить в монастырь более строгого Устава, Бенедиктинский или Августинский, чтобы там до конца жизни искупить свою вину. В любом случае он не мог направиться к госпитальерам из-за соглашения, существовавшего между двумя орденами. Если он пытался уклониться от наказания и если его ловили в течение сорока дней, то заковывали в железо и препровождали в надлежащий монастырь.

Должен был покинуть обитель и тот из братьев, кто на свою беду заболевал проказой или иной болезнью, несовместимой с жизнью в братстве, — например эпилепсией или «вздутием» (?)[15].

Хотя ложь, произнесенная во время вступления в Орден, влекла за собой исключение, учитывались и смягчающие обстоятельства. Если рыцарь по неясным причинам желал скрыть свое благородное происхождение и становился братом-служителем, данный им обет оставался в силе, но ему выдавали белый плащ в знак уважения к его рыцарскому достоинству. Если брат-служитель претендовал на звание рыцаря, его не изгоняли, но давали ему одежды и плащ черного цвета, как положено братьям-служителям, что соответствовало низшему чину. Если некий брат утаивал, что состоит в браке, его ждало строгое наказание, после чего его возвращали супруге, явившейся предъявить на него свои права. Но если жена скончалась или ушла в монастырь, виновному возвращали плащ. Сокрытие физического уродства или безобразящей болезни часто расценивалось снисходительно, ибо братья сознавали свое невежество в этой области. Чаще всего этих несчастных причисляли к «лишенным рассудка», то есть считали более или менее душевнобольными. Их отделяли от остальной братии из предосторожности и потому, что все в обители должно было совершаться гармонично и в тишине.