Верный муж (сборник) - Мария Метлицкая

Будь умницей, деньги на Юрмалу вышлю к концу месяца. Вместе с билетами.

Г.

Вот и все. Финита ля комедия. Трагедия, драма, ужастик. Или все-таки фарс? Какая разница! И что со всем этим делать? Анализировать, рассуждать, разбирать по косточкам свою жизнь и его, а значит, и ее. И страдать, страдать, страдать. Всю оставшуюся жизнь. Всю оставшуюся жизнь? Из-за этих вот… Предателей, гадов, обманщиков. И, настрадавшись вволю, по самое горло, умереть? Вот так они с ее жизнью… С ее никчемной, как оказалось, жизнью…

Она резко встала с кровати. «Нет! Дудки! Не позволю вам! Не собираюсь я подыхать под нежные трели своего покойного мужа.

Я буду жить! И буду жить хорошо. Вы избавили меня от своего каждодневного присутствия в своей жизни, дорогой Григорий Петрович! Вроде бы избавили – если быть до конца точной.

В итоге, в сухом остатке я – немолодая женщина, оставленная дочерью и обманываемая мужем – всю долгую жизнь».

Или это расплата за ее поспешный поступок? За то, что моментально, с радостью поспешила под венец с человеком, мягко говоря, малознакомым? Непонятным, не очень родным, не очень близким? Не задумываясь: а любит ли она его? Да где там было задумываться! В ее-то тридцать. С ее-то данными и перспективами! Задумывалась – так бы и просидела до конца жизни в старых девах – это уж наверняка. Думала, что обвела судьбу вокруг пальца, да нет, не обвела. Это они ее обвели! Умные да ушлые!

Да нет, потом она ни разу не усомнилась, что мужа своего любит. Полюбила потом – точно, наверняка. Или – была благодарна? Просто благодарна за то, что обратил внимание, за то, что «взял». Не побрезговал – обычной, такой заурядной, серой, неинтересной «просроченной» невестой.

Нет, точно любила. Всем сердцем. Когда обнимал, оно, сердце, трепетало, словно бабочка под сачком. Только руку положит на ее ладонь – у нее в горле ком, проглотить невозможно. И сладкая дрожь по спине.

А когда он спал? Она, в своей бессоннице, смотрела на него под слабым светом уличного фонаря и… Опять замирало сердце – счастливая. Какая же ты счастливая, Надька!

А когда он болел? Не было больше горя! Страдала, как за дитя страдают.

Дура. А его командировки? Она же не знала тогда (слава богу) всей правды! И ждала его, ждала. Пироги пекла, постель свежим бельем застилала. В парикмахерскую бегала накануне – завивка, укладка, маникюр. Всегда хотела ему понравиться, всегда. А как подарки ему покупала? Весь город обегает, пока достанет своему Гришеньке югославскую сорочку или польский одеколон.

И ему, мужу, лучший кусок. Сначала ему, а уж потом дочке.

Одиночество. Боже, какое одиночество! Никто и никому…

И Тонечка, и Лиза, и Лейла, и даже Мара, выбравшая добровольно свой путь, не так одиноки, как она.

А что вообще было в ее жизни? Кроме той «огромной удачи», когда выбор разборчивого жениха пал на нее?

А ничего! Ничего не было. Ни страстных «любовей», ни увлечений, ни таинственных встреч. Ничего. Прожила до тридцати у мамы под крылышком, а тут судьба выбросила ей козырного туза. И все удивились. А она – больше всех. Бывает же… просто Золушка из сказки.

Вот именно – Золушка. Из тех, кто верно служит и ничего не просит. А он, умник, разглядел. Разглядел и сразу все понял, что будет верна и услужлива. Что никаких капризов, истерик и сцен. Идеальная жена! И взгляд мужской не привлечет – потому что нечем. Обычная женщина из толпы, пройдет – не заметишь. Двадцать раз встретишь и не узнаешь. Не страшная, не уродина. Просто никакая. А из «никаких» и получаются прекрасные и верные жены.

Ох и прозорлив оказался будущий муженек! Технарь, математик, человек здравого смысла.

Да нет, не так. Точнее – не совсем так. Не такой уж он сухарь оказался. Разливался в своих посланиях сладким соловушкой. И помнил все, и в душе хранил. И берег… Все лучшее осталось в его той, прежней, жизни: страсть, слезы, воспоминания, молодой угар…

А ей, Наде, достались кастрюли, половые тряпки, больницы, капризы, претензии и уход за тяжело больным и ворчливым, вечно недовольным стариком.

Впрочем, стариком даже тогда, в старости и в болезни, назвать его было трудно – до самого конца он оставался подтянутым, седовласым и интересным мужчиной. Она хорошо помнила, как заглядывались на него женщины – даже врачи в больницах.

И еще помнила, как удивленно разглядывали ее – надо же, такой интересный, такой фактурный мужик и такая обычная, заурядная тетка.

Это ранило ее, особенно в молодости. А потом убедила себя, успокоила – ну и черт с вами! Удивляйтесь дальше! А он – верный супруг. И на всех баб этих многочисленных и вправду никогда не пялился.

Удивительно! Ведь если вспомнить, она даже никогда не влюблялась! Ну, нравились ей пару мальчиков – в школе и в техникуме. Только нравились, не больше. Один, Миша Овсянников, смешной и некрасивый очкарик, из тех, кого зовут нынче «ботанами», робея, пригласил ее на свидание. Было это на втором курсе. Пришел. Жался, мялся, заикался. Сходили в кино. Вышли и молчали, как рыбы. Говорить было не о чем. Совершенно. Так молча и дошли до Надиного дома и попрощались. Больше Миша на свидания ее не приглашал, чему она, надо сказать, была откровенно рада.

А нравился ей Леня Пугач, красавчик и хулиган. Возле него – первые красотки, все понятно. Три года проучились в одной группе, а он даже по имени ее не знал. Однажды обратился: «Эй!» А она залилась краской, как дурочка. Все заржали, а она в слезы. Даже из аудитории выскочила.

Потом узнала – погиб красавчик Леня, зарезали в пьяной драке.

У всех были страсти: у Лизы – в избытке, всю жизнь. У Мары тоже были свои истории. У Тонечки – страсти с любимым мужем. Не дай бог, как говорится, но все же были. А уж у этой мадам Минц – просто книгу писать, видимо, про всех ее Ю., Б., Г. и всех прочих. Богатая биография, на десятерых бы хватило. А у нее, Нади, – стоячее болото. Тухлое, спокойное. Казалось, что спокойное.

И так тоже проживает человек свою жизнь – без страстей и потрясений.

У всех все по-разному. По-всякому жизнь складывается.

Только как с ней быть, с этой ее жизнью, сегодня? Сейчас? Вот главный вопрос.

Слава богу, отвлеклась на Лизины проблемы. Та звонила по двадцать раз на дню и орала, рыдала и проклинала «паршивую Маргаритку». Теперь выяснялось, что внучку воспитывала она, Лиза. Ночей не спала и моталась по скверу с коляской. И Маргаритку она «подобрала» на помойке – одела, обула и досыта накормила. И сына ей отдала такого, что впору от зависти засохнуть. И аккуратный Гена, и образованный. И верный, и порядочный. И лучше его мужа просто нет.

– Да ладно тебе, – не выдержала Надя. – Знаю я твоего Генку и твои «подвиги» с внучкой. Кому ты рассказываешь? Самой не смешно? Внучку ты видела раз в неделю максимум. А уж погулять с ней тебя вообще не заставишь! И Маргаритка твоя не неряха – глаза-то у меня на месте. И готовила она хорошо, и пироги пекла. И с тобой носилась, как с писаной торбой – шуба, поездки, дорогие врачи. И подтяжку твою круговую оплатила – бешеные, между прочим, деньги. Ты сама хвасталась. Просто надоели ей нахлебники и Генкины пьянки. Захотелось бабе нормального мужика.

Лиза обиделась смертельно. Начала обзванивать подруг. Мара Надю поддержала и тоже попала в немилость. Тонечка жалела всех и призывала к всеобщему миру и взаимопониманию. А Лейле было не до того – своих проблем хватало выше крыши.

Все сидели у телефона и ждали, пока Лиза успокоится и прекратит свои истерики.

Тут подступил Марин день рождения. Отмечали, как всегда, в кафе – готовить Мара не любила, да и вообще лишних хлопот избегала.

Встретились на сей раз на Ленинском и пошли в узбекский ресторан. Ждали Лизу и нервничали, к мобильному она не подходила. Настроение у всех было хуже некуда. Покряхтели, повздыхали и принялись изучать меню.

Когда принесли закуски и вино, на пороге появилась Лиза – с огромным букетом желтоватых роскошных роз.

Она победно окинула взглядом зал и, чеканя шаг, направилась к подругам.

Все испуганно замерли.

– Она явилась и зажгла, – осторожно пошутила смелая именинница.

Лиза гордо скинула пальто и протянула ей букет:

– На, держи. Дура.

Все облегченно рассмеялись и выпили махом по бокалу вина.

Напряжение было снято и мир восстановлен. Слава богу!

– Кто у нас еще есть, кроме нас? – философски заметила Мара, и все согласно и дружно закивали. Вечер удался на славу – вкусно и много ели, выпили две бутылки вина и даже осилили кофе с десертом.

На улице было чудесно – зимний колкий дождь наконец успокоился и пошел – нерешительно и тихо – легкий, пушистый снег, покрывая чистым покрывалом серый, промокший асфальт, фонари и крыши. И теплынь при этом стояла невероятная! Хотелось расстегнуть пальто и снять шапки. Прошлись по улице, продолжая оживленно болтать и вспоминать смешные истории из прошлой общей жизни. Потом, у метро, долго не могли расстаться, топтались, чмокались по сто раз и благодарили именинницу.